Флоренс, ощутив облегчение, сразу согласилась. Согласилась и когда он, ожидая заказа, предложил ей хереса.

— Прелестное местечко, с виду даже не подумаешь, правда же?

Он понял, что она имеет в виду.

— Потому что находится на тихой и укромной улочке.

— Наверное, вы тут не первый раз? — сказала она, чтобы заполнить паузу.

— Случалось, — с улыбкой произнес он. А эта девушка, сидящая напротив него, девушка, чьи волосы отливали золотом в мягком свете свечей, и впрямь очаровательна, думал он, конечно, на ней не новое и не самое модное платье. И, кроме обычной золотой цепочки и часов, никаких украшений. Он невольно сравнивал ее с Элеонор, которая звонила ему тем вечером и просила сходить с ней на какую-нибудь вечеринку или еще куда-нибудь. Их связывали многолетние дружеские отношения, и, хотя он не был в нее влюблен, он задавался вопросом, не жениться ли ему на ней. Он мечтал о жене, доме, детях. Но только это будет не Элеонор… Последние несколько недель мысль о браке его не покидала, хотя ее теснили многие другие мысли. Но вот сейчас, наблюдая за Флоренс, он оказался во власти этой неотступной мысли…

Он завел разговор о разных пустяках. А за бараниной вдруг спросил:

— Любите читать?

Она отправила в рот несколько аппетитных горошин и ответила:

— О да. Все, что попадается в руки…

— Поэзию?

— Да, люблю Джона Донна, и Браунингов, и Геррика. Хотя предпочитаю романы.

— «Джен Эйр»? — он подмигнул ей. — «Гордость и предубеждение», «Грозовой перевал» или что-нибудь этой… как ее зовут?.. М.М. Кей?

Флоренс наколола маленькую морковку.

— Однако вы все знаете. Да, я читала эти романы. Я люблю благородные чувства. Если вы понимаете, что я имею в виду.

— Да, понимаю. Потому что дочь священника?

Она серьезно восприняла его слова.

— Возможно, поэтому. Но у меня невыносимый характер.

— У меня тоже, Флоренс, хотя я льщу себя надеждой, что умею сдержаться… пока меня не раздразнят по-настоящему.

— Ну, это, наверное, случается крайне редко, — проговорила Флоренс. — Ваши просьбы всегда и всеми исполняются, ведь вы очень важный человек.

Она ему улыбнулась, но встретила непроницаемый холодный взгляд.

— Уж не подлизываетесь ли вы, Флоренс?

Она смутилась, но решила не подавать виду.

— О Господи, конечно, нет! Зачем мне это? Хотя я была искренна, все же прошу прощения, если шокировала вас. Отец всегда учил меня прежде думать, потом говорить.

— Это мне нужно извиняться, Флоренс. И, пожалуйста, чувствуйте себя свободно. Говорите, что хотите… Не после того, как подумаете…

— Разумеется, исключая время, когда я на работе.

— Да. Договорились. А теперь перейдем к сладкому. Сливочное мороженое с клубникой? Или крем-брюле?

— Обожаю сливочное мороженое. А крем-брюле я могу приготовить и дома.

Он сделал заказ. Для себя попросил сыр.

— Вы умеете готовить?

— Конечно, у меня была возможность научиться стряпать разные блюда, когда я ухаживала за мамой. Думаю, все женщины умеют готовить. Это для них так же естественно, как застилать кровать или гладить рубашки, — прозаически закончила она.

Ему никогда не представлялся случай выяснить, умеет ли все это делать Элеонор, но с виду казалось, что вряд ли. Надо в ближайшее время ее спросить, решил он. Ему было приятно с Флоренс, и он уже подумывал вновь пригласить Флоренс как-нибудь вечером.

Выпив кофе, они отправились домой, и у дома миссис Твист он взял у нее ключ:

— Нужно проверить, нет ли Бастера?

— Нет, он наверху с миссис Твист. — Она взяла обратно ключ. — Спасибо за обед, мистер Фитцгиббон. За чудесный вечер.

— Вы доставили мне удовольствие, Флоренс.

Он открыл дверь, и она вошла.

— Спокойной ночи и еще раз спасибо.

И уже за закрытой дверью она услышала его тихое «спокойной ночи».

Флоренс не знала, чего она ждала от мистера Фитцгиббона на следующий день, когда пришла на работу, но только не этого холодного взгляда и не менее холодного приветствия. За своим рабочим столом он так мало походил на приятного мужчину, с которым она провела вечер накануне, что с миловидного лица Флоренс вмиг сошла улыбка. При первой возможности Флоренс решила узнать у миссис Кин, что она сделала не так.

— Не переживай, — успокоила ее регистраторша. — Я знаю, он очень тобой доволен. Просто его что-то беспокоит. Или кто-то. Может, эта Элеонор…

— Они обручены?

— Нет, вряд ли. Он влюблен в нее не больше, чем я. Ему тридцать шесть, и, если хочешь знать, он никогда не был влюблен, по крайней мере настолько, чтобы собраться жениться. Во-первых, он слишком занятой человек, а во-вторых, ему нужна девушка, которая приняла бы его строгие манеры.

— Но он не всегда такой строгий, — вспомнив прошлый вечер, заметила Флоренс.

Миссис Кин мельком на нее взглянула.

— Да, дорогая, но не все об этом знают. — Миссис Кин поставила чайник и добавила: — Пора пить чай… пока не пришел первый пациент. Кофе можем попить позже. Я приготовлю, а ты потом отнесешь к нему в кабинет.

Пришел первый пациент, Флоренс включилась в цепочку повседневных обязанностей, выполняя автоматически, что от нее требовалось, после чего исчезала на заднем плане, пока вновь не нужна была ее помощь. Когда же пациент ушел, она принесла в кабинет кофе и поставила чашку с блюдцем на рабочий стол, борясь с желанием запустить ими в своего шефа. Она не могла бы с уверенностью сказать почему, но, возможно, от этого ей стало бы легче.

Когда ушел последний утренний пациент, мистера Фитцгиббона вызвали в больницу, а спустя полчаса он позвонил и попросил известить дневных пациентов, что прием откладывается.

— Передвиньте время первого назначенного на тридцать минут, — сказал он миссис Кин, — и соответственно всех остальных.

— Теперь на вечерний поезд я точно не успеваю, — сердито бросила Флоренс. — Уже второй уик-энд подряд. Не возражаете, если я позвоню, чтобы предупредить маму?

— Может, миленькая, мистер Фитцгиббон будет так любезен и еще раз подбросит тебя на машине домой? — услышала Флоренс мягкий голос матери.

— Об этом и думать нечего, — фыркнула Флоренс. — Его любезности есть предел.

Мать выразила сожаление.

— Я тебе звоню не за этим, мама. Сегодня я не приеду. Но я получила жалованье, так что завтра мы поедем в Шерборн и купим стиральную машину.

— О, радость моя, это замечательно, но я думаю, что лучше на эти деньги тебе купить что-нибудь из одежды.

— В следующем месяце, мама. Мне пора. До завтра. Предупреди папу, ладно?

Днем было четыре пациента, и каждого из них врач внимательно осматривал. Одна назначенная пациентка позвонила и сказала, что может прийти только позже к вечеру, в результате чего появился получасовой перерыв. Миссис Кин приготовила чай, а Флоренс начала уборку, но, поскольку ожидались еще двое больных, это была пустая трата времени. Девушка принесла врачу чашку чаю. Хотя внешне Флоренс была спокойна, внутри у нее все кипело.

— Вы не сможете сегодня уехать домой, — заметил мистер Фитцгиббон. — Жаль, но ничем не могу помочь. У нашего друга из грузовика открылось кровотечение, потребовалась повторная операция.

— О, какой ужас! Это очень опасно? Что-нибудь с ногой?

— Нет, была повреждена грудная клетка. Я обнаружил, когда осмотрел его повторно. Нужно было оперировать немедленно.

Он вновь погрузился в свои бумаги, и она вышла из кабинета. Ее так и подмывало повиниться перед ним за свой низкий эгоизм. Она скулила, что опаздывает на поезд, когда у него были дела, от которых зависела жизнь человека. За чаем Флоренс рассказала об этом миссис Кин, и разумное замечание регистраторши ее успокоило: в конце концов девушка не знала всех обстоятельств, а значит, упрекнуть ее не в чем.

Опоздавшая больная отняла у доктора всего двадцать минут, зато на последнюю пациентку — застенчивую даму преклонного возраста, пришедшую вместе с мужем, — потребовалось вдвое больше времени, отчасти потому, что перед осмотром пришлось ее долго уговаривать и подбадривать. Когда же Флоренс помогала ей одеваться, даме стало нехорошо, что еще отсрочило ее уход. Медсестра уложила ее на кушетку и, обняв за плечи, принялась успокаивать, пока та плакала.