Тедди вздохнул:

— В последнее время у нас пошли совсем темные дела.

— Но разве американские ирландцы не держат подземные работы в своих руках? — спросил Мерсер.

— Поначалу, сто с лишним лет назад, так оно и было, детектив. Да и кто бы еще полез под землю? — произнес Тедди. — Иммигранты — без образования, без ремесла, зато с крепкими головами. Они рыли туннели и зарабатывали на этом хорошие деньги. Однако очень скоро там появились — по тем же самым причинам, — выходцы из Вест-Индии. В прежние дни их называли «жестянщиками». Мы были «землеройками», «грязекопателями», а рабочие с южных островов монтировали железный крепеж туннелей.

— И что же, до сих пор никаких трений между ними не происходило? Как-то не верится.

— Время от времени стычки случались, конечно. Но когда ты спускаешься с кем-то под землю на сотни футов, то доверяешь ему свою жизнь, даже если жениться на его сестре тебе совсем не хочется.

— А что вы теперь не поделили? — спросил Мерсер.

— Теперь многие виды работ выполняются механизмами, не каждый из нас может с уверенностью обещать сыновьям место работы, а черные жалуются, что их выставляют на улицу первыми. Я назову Майку имена людей, с которыми ему стоит поговорить. Тут не всякий сгодится.

Майк сходил к холодильнику, налил себе большой стакан молока и, вернувшись, прислонился к стене рядом со мной.

— Сваришь нам с Тедди кофе, перед тем как мы отправимся работать?

— Конечно.

— Сколько тебе лет, Тедди? — спросил Майк.

— Сорок три.

— Точно как Мерсеру. Женат?

Тедди кивнул и отломил корочку от последнего ломтя пиццы.

— Надо будет поискать под землей мужика, который любит черный кофе, английские оладьи и обеды из подсохшего сыра с черствыми крекерами. Это все, что умеет готовить Куп. Женщина она свободная, и, может быть, парень, научившийся хорошо орудовать кувалдой, справится и с ней. А твоя жена тоже из семьи копателей?

— Конечно. Никто другой нашей жизни не понимает.

— Но кто такие «песчаные кабаны», если серьезно? — спросила я.

— Союз туннельных рабочих, — ответил Майк. — Полторы тысячи человек.

Тедди ответил намного подробнее:

— Рабочие, занимающиеся прокладкой воздуховодов, сооружением кессонов, туннелей подземки, водонепроницаемых перемычек и канализации.

— И чтобы не говорить так длинно, вы называете себя «песчаными кабанами», — но почему именно так?

— Вы ведь Большой мост знаете? — вопросом на вопрос ответил Тедди.

Невозможно быть ньюйоркцем и не любить величественный результат трудов Джона Реблинга, задумавшего в 1867 году перекинуть через Ист-Ривер самый длинный в мире подвесной мост.

— Бруклинский? Конечно. Он виден из окна моего кабинета.

Его гигантские каменные опоры величаво возвышаются на самом краю гавани; его пешеходные дорожки и поныне остаются лучшими смотровыми площадками, с которых можно любоваться очертаниями небоскребов Манхэттена.

— Идея Реблинга была очень рискованной, Алекс. Вся конструкция моста зависела от крепости его опор, а для того, чтобы их построить, приходилось опускать на дно реки огромные деревянные короба — кессоны весом 27 500 тонн и размером в половину городского квартала. Снизу они были открытыми, а сверху их придавливали, чтобы они уходили в воду, огромными каменными глыбами. — Тедди примолк, чтобы отхлебнуть пива. — В эти кессоны опускали людей, и они рыли котлованы для опор.

— Не понимаю, как это можно было сделать.

— Тедди, друг мой, перед тобой женщина, для которой и тостер — хитроумнейший из приборов, — сообщил Майк, — так что объясняй ей все поподробнее.

Тедди улыбнулся:

— Знаете, Алекс, ничего столь же огромного, как эти кессоны, никто никогда не видел и уж тем более не опускал в мутные воды Ист-Ривер. Там требовались бесстрашные люди, которые спускались в кессоны по стальным трубам — воздушным шлюзам, так их называли. И, спустившись, они вынимали песок и грунт со дна реки.

— А как же вода?

— В кессоны накачивали — по тем же трубам — сжатый воздух, и он вытеснял воду. Зато легкие человека этот воздух обжигал, точно раскаленные иглы.

— Но именно сжатый воздух и позволял людям оставаться в живых, — вставил Майк.

— Или убивал их, — уточнил Тедди. — Грудь работавшего там человека вдвое увеличивалась в объеме, голос у него становился тонким, его мучили ужасные головные боли. Рабочая смена продолжалась в этих коробах три-четыре часа, больше никто не выдерживал.

— Но почему же люди… — начала я.

— Потому что, если ты сходил в Америке с корабля, а на пропитание тебе заработать было нечем, — сказал Майк, — ты волей-неволей шел на эти работы.

— А когда сжатый воздух не помогал или когда рабочие натыкались на глыбу, уходившую в глубину футов на пятьдесят, вода начинала бить в кессон, точно из гейзера, — продолжал Тедди. — Люди тонули, их впечатывало в грязь, легкие у них разрывались от давления.

Он помолчал.

— Потом, несколько лет спустя, такие же работы производились при прокладке туннеля под Гудзоном, и когда наши ребята спустились ниже уровня дна, то наткнулись на зыбучие пески. Вот тогда и появилось это прозвище.

Майк снял со спинки стула свой блейзер.

— За сто лет «песчаные кабаны» построили под Нью-Йорком целый город. Линии и станции подземки, водоводы. Благодаря ему мы здесь и живем. Но это город, о котором мы вспоминаем не часто.

— И тому есть причина, Майк, — сказал Тедди, вставая из-за стола. — Это город смерти.

Арти Трамм, не закрывая рта, делился со мной новостями и сплетнями с той минуты, как я вошла в зал номер 83. Времени было половина одиннадцатого утра, четверг. Я приехала в центр города на машине, двигавшейся так же медленно, как проходившие через Вест-Сайд поезда подземки, — их то и дело задерживали, поскольку в туннелях велось расследование.

— Меня в эти туннели калачом не заманишь, — сообщил, облокотившись о перегородку, Арти. — У меня клаустрофобия. В газетах пишут, что они уходят под землю на высоту небоскреба.

Зал суда был еще пуст, я раскладывала папки, ожидая появления главных персонажей.

— Я тебя отлично понимаю. Свежий воздух, дневной свет — и ничего больше.

— Теперь мы целый год будем пить воду, которая подается по этой трубе, и гадать, не плавают ли еще в ней руки-ноги тех парней.

— Каких парней? — По дороге сюда я все время слушала радио, однако о жертвах взрыва в новостях ничего не говорилось.

— Бедняг, которых там разорвало на куски. «Кабанов», ДНК которых будут капать из твоего кухонного крана.

— Что?

— Ты знаешь Билли, который распоряжается в 62-м зале? У него есть двоюродный брат, а у того жена, брат которой — один из этих самых «песчаных кабанов». Он говорит, что пропали без вести трое. И что копы, которые сегодня утром спустились вниз, нашли куски человеческих тел.

Дверь судейской комнаты отворилась, в зал торопливо вошел Герц, на ходу через голову надевая мантию. За несколько минут до одиннадцати он должен был занять свое место в зале. За ним следовал Лем Хауэлл.

— Сколько у нас присяжных, Арти? — спросил судья.

— Пока девять.

— Кто-нибудь из отсутствующих звонил?

— Да, номер два. Ей удалось добраться подземкой до Пенн-стэйшн, а там у нее случился приступ панического страха. Я сказал ей, чтобы она в такси пересела. Другие, должно быть, застряли в метро. По радио говорят, поезда то и дело задерживаются.

— У вас имеются предложения касательно того, на что мы могли бы потратить это время, мистер Хауэлл? Мисс Купер? — спросил Герц.

Лем присел на краешек моего стола. Он любил, прикрываясь милой болтовней, сунуть нос в мои бумаги.

— Надеюсь, ваша честь, мисс Купер не откажется рассказать нам, как она провернула вчера это дельце. Что ты сделала, девочка, для того чтобы весь центр дымом заволокло? Моя победа над Кейт Мид прямо из заголовков газет ухнула в огромную яму. — Лем приподнял над столом мою синюю папку. — У нее все здесь, судья. Эта папка называется «Грязные трюки».