Так что она делает в одной постели с человеком, к которому не испытывает даже уважения? Выйти за него замуж? Никогда! Даже через миллион лет! Похоже, пришло время сказать, что они неплохо провели вместе время, но хорошего понемножку и пора расставаться. Когда-то, на первых порах знакомства, она неожиданно сболтнула Эндрю про свои чувства к Нику и он согласился, что их отношения ограничатся сексом, но теперь нарушил договор. Ладно, пора вставать.

Лиз опустила ноги на пол и посмотрела на Эндрю. Тот все еще мирно похрапывал, теперь громче, чем пять минут назад. Похоже, ей все-таки удастся выйти в кухню.

Лиз знала, что ей уже не уснуть. Поэтому она заварила ромашковый чай, закурила и села на стул. Вот в таких мелочах проходит жизнь, а потом ты умираешь. Мысли опять вернулись к Нику. Они не виделись уже почти год, хотя регулярно разговаривали по телефону. Он жил на чемоданах, разъезжая по всему миру и зарабатывая деньги, существуя в бешеном темпе. Лиз почувствовала, что если сейчас углубится в воспоминания, то разрыдается. Ну уж нет, она не станет лить бесполезные слезы ни из-за Ника Гилмора, ни из-за Эндрю, ни из-за любого другого мужчины. Лиз глотнула чая, обожгла язык и выругалась. Зазвонил телефон.

— Да, — прошептала она, проведя по нёбу обожженным языком.

— Лиз, это Ник. Чем занимаешься?

Она встала и прикрыла дверь.

— А ты как думаешь, чем я могу заниматься в три часа ночи? — Не могла же она сказать, что сидит в кухне и думает о нем. — Только что обожгла язык.

— В три часа ночи?

— Мне что-то не спится. Откуда ты звонишь?

— Из Токио. Тебе не кажется, что нам следует пожениться?

Глаза Лиз наполнились слезами, но по голосу Ника она поняла, что тот основательно нализался.

— Ты пьян?

— Совсем чуть-чуть, — признался он. — Проклятье! Я ненавижу эту страну!

— Ты все ненавидишь, Ник, — отрезала она. — Свою работу, путешествия, Токио и Рим. Существует что-нибудь, что ты любишь? — Она переступила с ноги на ногу. — А я ненавижу, когда мне звонят в три часа ночи и начинают ныть.

— Я тебя люблю. Правда. И мне совершенно не нравится этот… Эндрю.

— Я сама решу, с кем мне спать. Это не твое дело. — Разговор получался точь-в-точь как в каком-нибудь паршивом романе.

— Так ты выйдешь за меня замуж, Лиз? Почему не отвечаешь?

— Потому что ты пьян. Спроси меня еще раз, когда протрезвеешь.

— Зачем? Я специально напился, чтобы тебе это сказать.

— Почему ты хочешь на мне жениться? — Лиз затаила дыхание, ожидая ответа.

— Я хочу иметь семью и детей. Ты говорила, что хочешь того же самого. Навсегда вместе: ты и я, я и ты. Ну?

— Вчера вечером Эндрю мне тоже сделал предложение.

На другом конце провода воцарилась мертвая тишина, и Лиз уже решила, что Ник повесил трубку.

— Будь проклят этот Эндрю! Он недостаточно хорош для тебя и, кроме того, не имеет ни малейшего представления о морали. Ты же его не любишь, Лиз. — Ник говорил настолько невнятно, что она не могла разобрать доброй половины слов. — Собираешься принять его предложение?

— Что?

Ник расхохотался.

— Нет, конечно нет. Когда мы поженимся?

— Когда ты протрезвеешь и снова попросишь меня об этом.

Он снова ненадолго замолчал.

— Значит, если я протрезвею и снова попрошу тебя стать моей женой, ты согласишься?

— Вот когда попросишь, тогда и узнаешь ответ. Терпеть не могу, когда ты пьян.

— Я тоже. Но здесь больше нечем заняться.

— Изучай местные памятники, — посоветовала Лиз.

— Я очень хочу иметь семью. Мне нужно кому-то принадлежать. Я хочу этого, Лиз. Время летит так быстро.

Разве это не ирония судьбы? Всю жизнь она ждала, чтобы Ник сделал ей предложение. Теперь он пообещал ей позвонить завтра, но она знала, что трезвый Ник никогда не решится на такой шаг. Вспомнит ли он вообще про их разговор? Вряд ли.

Лиз допила остывший чай. Два предложения. Одно от пьяного Ника, другое — от человека, который «не имеет ни малейшего представления о морали». Видно, любви и счастья всегда не хватает на всех и Лиз в числе обделенных.

Она прождала целый день, поглядывая то на молчавший телефон, то на Эндрю, который никак не хотел уходить. Ближе к вечеру Лиз отправила его домой, сославшись на мигрень. Ей и правда хотелось вызвать у себя сильнейший приступ за то, что поверила словам Ника. Лиз просидела у телефона всю ночь, но он так и не зазвонил. В понедельник она не отлучалась из дома ни на минуту и постоянно проверяла автоответчик. Тишина. Ник не позвонил ни во вторник, ни в среду.

— Ты мерзавец, Ник! — рыдала она в ванной, в десятый раз поправляя макияж.

Только в пятницу Лиз поняла, что ждать больше нечего.

Наполненные бессмысленным ожиданием дни настолько ее измотали, что по дороге в спальню она едва держалась на ногах. Слезы не прекращались, словно текли из бездонного колодца. Когда она закрыла опухшие от слез глаза, ей показалось, что миру пришел конец.

Ник проснулся со страшной головной болью — сказывалось выпитое накануне. Теперь он понял, что чувствует Лиз, когда у нее мигрень. В памяти всплыл вчерашний разговор. Ник застонал. Он опоздал всего лишь на один день. Эндрю, сукин сын, опередил его! Лиз сказала, чтобы он перезвонил, когда протрезвеет. Нет, ему незачем вмешиваться в их отношения. Если ей нужен Эндрю, пусть забирает его со всеми потрохами.

Черт ее побери, эту Лиз! Как она могла принять предложение этого мерзавца?! А может быть, она его не приняла? Ник никак не мог припомнить, что она ему сказала. В памяти с кристальной ясностью отпечаталось лишь одно: Лиз не ответила ему «да». Если бы она его по-настоящему любила, то не задумываясь согласилась бы принять его предложение.

Он стоял под душем и вопил про себя: неужели я хочу так много?! Ты разбила мне сердце, Элизабет Мария Тормен! Не знаю, смогу ли я тебя когда-нибудь простить. Честное слово, не знаю!

Совсем как в кино: переполненный зал, табачный дым, незнакомая женщина, лицо которой ты выхватил взглядом из десятков других лиц.

Единственная разница состояла в том, что дело происходило в галерее. Ник чувствовал себя слегка одуревшим после пары стаканчиков, выпитых на пустой желудок. Понятное дело, это выбило его из колеи, но не настолько, чтобы не понять, что он смотрит в глаза своей судьбе.

Ник зажмурился. Женщина была настолько красива, что ее созерцание вызывало почти физическую боль. Он сел так, чтобы лучше ее видеть. Она была одета в блузку невообразимой расцветки со свободными рукавами и широченную юбку. Ник не мог сказать, почему он решил, что незнакомка за стойкой его судьба, он просто это знал. Его нисколько не удивили экстравагантные красные замшевые сапоги у нее на ногах. Потом взгляд приковали раскосые зеленые глаза и пышная грива рыжих волос. Глаза улыбались и смотрели на него. Нику даже показалось, что он слышит, как у нее в ушах звенят длинные серьги.

Сначала ему показалось, что она студентка, по-видимому учится на художника. Но, приглядевшись, Ник понял, что незнакомка значительно старше. Где-то около тридцати. Женщина, которая позволяет себе так одеваться, несомненно, находится в полной гармонии с собой.

— Старик, — обратился он к своему соседу. — Ты не поверишь, но, кажется, я встретил свою судьбу.

— Где-то я это уже слышал, — улыбнулся его приятель.

Ник уставился на незнакомку, мысленно умоляя ее обернуться. Если она улыбнулась ему, почему бы не сделать это еще раз? Он взял с подноса бокал шампанского и направился в сторону девушки, по пути кивая знакомым.

Незнакомка была не одна. Рядом с ней стояла коротко стриженная девушка с веснушками на вздернутом носике. Ник отпил глоток вина и кивнул на висевшую рядом на стене картину.

— Впечатляет, не правда ли? Вам нравится?

— Да, очень.

— Вы имеете отношение к живописи?

Незнакомка кивнула с серьезным видом, но потом вдруг рассмеялась.