— Рейд — вся моя семья. Возможно, он консервативен, но он мой брат, а сегодня Рождество. Я одного прошу, всего на час: улыбайся и кивай, не затрагивай последние новости.
— А если он сам их затронет?
— Зои, — взмолился я, — пожалуйста!
И целый час складывалось впечатление, что нам удастся пережить ужин без особых эксцессов. Лидди подала ветчину с жареным картофелем и запеканку из зеленых бобов. Она рассказала нам об украшениях на их елке, о коллекции старинных игрушек, которая досталась ей от бабушки. Она спросила Зои, любит ли та печь, и Зои рассказала о лимонном пироге-полуфабрикате, который в детстве пекла ее мама. Мы с Рейдом обсуждали университетскую футбольную команду.
На компакт-диске заиграла рождественская песенка «Ангелы, к нам весть дошла», и Лидди принялась подпевать.
— В этом году мы с детьми разучили для спектакля эту песню. Некоторые никогда раньше ее не слышали.
— В младшей школе рождественская сказка, по всей видимости, становится просто праздничным концертом, — сказал Рейд. — Набралась даже группа родителей, которые жалуются, что на Рождество не исполняют песни, хотя бы отдаленно напоминающие религиозные.
— Потому что их дети ходят в обычную, светскую школу, — заметила Зои.
Рейд отрезал от куска ветчины небольшой аккуратный треугольник.
— Свобода отправления религиозных обрядов закреплена конституцией.
— Равно как и свобода вероисповедания, — возразила Зои.
Рейд усмехнулся.
— Ты можешь говорить что угодно, дорогая, но Христа из Рождества не вычеркнешь.
— Зои… — вмешался я.
— Он сам начал, — ответила Зои.
— Пожалуй, пришло время для следующего блюда.
Лидди, которая всегда берет на себя роль примирителя, вскакивает из-за стола, собирает тарелки и исчезает в кухне.
— Прости мою жену… — говорю я, но взбешенная Зои не дает мне закончить.
— Во-первых, я сама в состоянии разговаривать. Во-вторых, я не намерена сидеть тут и делать вид, что у меня нет собственного мнения!
— Ты пришла сюда, чтобы поругаться… — возражаю я.
— Я готов к примирению, — вклинивается Рейд, неловко улыбаясь. — Зои, сегодня Рождество. Давай остановимся на том, что у нас разные взгляды. Поговорим о погоде.
— Кто хочет десерт?
Распахнулись вращающиеся двери кухни, и вошла Лидди с домашним тортом. Поверх сахарной глазури написано: «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, КРОШКА ИИСУС».
— Мой бог! — пробормотала Зои.
Лидди улыбнулась.
— И мой тоже!
— Сдаюсь. — Зои встает из-за стола. — Лидди, Рейд, спасибо за чудесный ужин. Надеюсь, у вас будет веселое Рождество. Макс! Если хочешь, можешь оставаться. Встретимся дома.
Она вежливо улыбнулась и направилась в прихожую надевать сапоги и куртку.
— И куда ты собралась? Пешком? — прокричал я ей вслед.
Извинившись, я поблагодарил Рейда, поцеловал на прощание Лидди и вышел. Зои с трудом тащилась по улице. Снега было по колено. Мой грузовик с легкостью преодолел расстояние и остановился рядом с ней. Я наклонился и открыл пассажирскую дверцу.
— Садись! — отрывисто велел я.
Она немного подумала, но потом забралась в машину.
Несколько километров я с женой не разговаривал. Не мог. Боялся, что сразу взорвусь. Потом, когда мы выехали на магистраль, которую уже очистили от снега, я повернулся к Зои.
— Тебе никогда не приходило в голову, насколько это для меня унизительно? Неужели я слишком много прошу: просто пообедать с моим братом и его женой и при этом не строить из себя исходящую сарказмом стерву?
— Очень мило, Макс. Да, сейчас я стерва, потому что не хочу, чтобы мне промывали мозги крайне правые христианские фундаменталисты.
— Это всего лишь семейный ужин, Зои, а не собрание членов секты возрожденцев, черт возьми!
Она развернулась ко мне, и ремень безопасности врезался ей в шею.
— Прости, что я не похожа на Лидди, — извинилась она. — Может быть, сегодня Санта положит мне в носок инструмент для препарирования мозгов. Это наверняка поможет.
— Почему бы тебе просто не помолчать? Чем она тебе насолила?
— Ничем, потому что у нее нет собственных мозгов, — ответила Зои.
Мы с Лидди много спорили о том, снискали ли Джек Николсон и Джонатан Демми любовь зрителей благодаря успеху в фильмах ужасов; о влиянии «Психо» на цензуру.
— Ты ее совсем не знаешь, — возразил я. — Она… она…
Я как раз свернул к дому, и мои слова повисли в воздухе.
Зои выскочила из грузовика. Мело так сильно, что за ее спиной образовалась белая пелена.
— Святая? — подсказала она. — Ты это слово подыскивал? Что ж, Макс, я не такая. Я женщина из плоти и крови, и меня сейчас вырвет.
Она хлопнула дверцей и бросилась в дом. Взбешенный, я выкрутил рулевое колесо и помчался по улице.
Благодаря кануну Рождества и сильному снегопаду, похоже, я был единственный на дороге. Все было закрыто, даже «Макдоналдс». Представить, что я остался последним человеком во вселенной, было легко, поэтому с уверенностью могу сказать, что именно такое чувство меня и посетило.
Остальные мужчины занимались тем, что собирали велосипеды и гимнастические снаряды для своих чад, чтобы те, проснувшись в рождественское утро, несказанно удивились, но я не мог даже зачать ребенка.
Притормозив на пустой автостоянке у торгового центра, я наблюдал за снегоуборочной машиной. И вдруг вспомнил, как Лидди впервые увидела снег.
Я полез за своим сотовым и набрал номер брата, потому что знал, что именно Лидди снимет трубку. Я хотел только услышать ее «да» и повесить трубку.
— Макс? — удивилась она, и я поморщился: я совершенно забыл об определителе номера.
— Привет, — сказал я.
— Что-то случилось?
Было десять часов вечера, мы уехали в разгулявшуюся снежную бурю. Разумеется, она всполошилась.
— Я должен тебя кое о чем спросить, — сказал я.
«Ты знаешь, что от тебя в комнате становится светло? Ты когда-нибудь думала обо мне?»
И тут я услышал вдалеке голос Рейда.
— Дорогая, ложись в кровать. Кто звонит так поздно?
И ответ Лидди:
— Это всего лишь Макс.
«Всего лишь Макс».
— Так о чем ты хотел спросить? — поинтересовалась Лидди.
Я закрыл глаза.
— Я там… у вас шарф не оставлял?
Она обратилась к Рейду:
— Милый, ты шарфа Макса не видел? — Последовал обмен фразами, но слов я разобрать не смог. — Прости, Макс, шарфа мы не находили. Но мы поищем.
Через полчаса я вошел в квартиру. Свет над печкой продолжал гореть, а в углу гостиной светилась небольшая елочка, которую Зои купила и украсила сама. Моя жена решительно настояла на том, чтобы елочка была живая, несмотря на то, что нужно было затянуть ее по лестнице на второй этаж. В этом году она привязала к веткам две белые атласные гирлянды. Сказала, что каждая знаменует собой желание, которое она загадала на следующий год.
Единственная разница между загадыванием желания и молитвой в том, что в первом случае ты полагаешься на космос, а во втором просишь помощи свыше.
Зои спала на диване, свернувшись калачиком под одеялом. На ней была пижама с изображением снежинок. По лицу было видно, что она плакала.
Я поцеловал ее и разбудил.
«Прости, — прошептала она мне в губы, — мне не стоило…»
«Мне тоже», — извинился перед ней я.
Продолжая покрывать Зои поцелуями, я просунул руку ей под пижаму. Ее кожа была такой горячей, что обжигала ладони. Она запустила пальцы мне в волосы и обхватила меня ногами. Я знал каждый шрам на ее теле, каждую морщинку, каждый изгиб. Они были своеобразными метками на дороге, по которой я ездил всю жизнь.
Той ночью мы настолько отдались страсти, что, похоже, забыли о главной цели — зачатии ребенка. Только это было иллюзией.
Я помню, что мои сны были исполнены желания, хотя когда я проснулся, то не мог вспомнить ни одного.
К тому времени, когда Лидди прибывает туда, куда и собиралась, хмель слетел с меня окончательно. Я был необычайно зол на себя и на весь мир. Как только Рейд узнает, что меня остановила полиция за вождение в нетрезвом виде, он обязательно сообщит об этом пастору Клайву, а тот расскажет Уэйду Престону, который прочтет мне лекцию о том, как легко проиграть суд. Когда единственным моим желанием — клянусь! — было всего лишь утолить жажду.