— Так-то лучше, — пробормотал он. — Гораздо легче, если не один. Только думаю, пора мне выбираться отсюда.
Коридор был достаточно просторный, чтобы можно было идти рядом. Джин старалась попасть с ним в ногу; она чувствовала, что он призвал на помощь всю свою волю, чтобы погасить панический страх и не броситься опрометью прочь.
— Это у тебя впервые?
— Да нет. Когда-то я два года ходил к психоаналитику.
— Но ведь мы постоянно совершаем эти подземные прогулки! Хотя припоминаю, когда мы бродили по катакомбам в Калликстусе, ты за все время не проронил ни слова; мы еще издевались над тобой. А когда Тед показывал нам еврейские катакомбы, ты тоже повел себя как-то странно... сказал, что у тебя, мол, небывалое похмелье... Почему же ты сразу не сказал нам о своей фобии?
— Звучит уж больно глупо, — ответил Майкл голосом капризного ребенка, и Джин чуть было не рассмеялась, но вовремя спохватилась. Этого никак нельзя было делать. В поведении Майкла была какая-то доля мазохизма, но и в мужестве ему нельзя было отказать.
— Вовсе не глупо, — твердо парировала она. — В той или иной мере этим многие страдают. И я в том числе, но для меня эти страхи только обостряют очарование подобных прогулок. Это все равно что слушать страшные рассказы о привидениях непременно в темноте. Но в тяжелой форме ощущение, наверно, невыносимо. Не думаю, что врач одобрил бы твое поведение. Разве можно так себя мучить?
— Только так и можно вылечиться, надо заставлять себя, — ответил Майкл. Теперь его голос звучал почти нормально; и лишь то, что он до боли вцепился в ее руку, выдавало истинное состояние, в котором он находился. — Ну, вот и пришли. Вот она — лестница, а там и свобода! Хочешь проводить дитятю наверх?
— Нет. Тебе не нужен провожатый, — начала было Джин и вдруг вскрикнула: — Ой! Что это? Боже мой! Это же могила! Прямо в стене!..
Майкл рассмеялся, теперь уже гораздо непринужденней; непосредственность невольно вырвавшегося у нее восклицания оказалась как раз к месту; ничего более тактичного даже специально нельзя было придумать.
— Да, там несколько могил. Иди развлекайся с призраками, увидимся позже.
Он начал подниматься по крутой современной железной лестнице, торопясь и забыв об осторожности, шагал сразу через несколько ступенек, ноги у него были длинные. Когда замерло эхо его шагов, Джин показалось, что вокруг стало очень тихо.
Она повернулась и принялась рассматривать могилы. Высеченные в стене, они напоминали захоронения в катакомбах. Джин понимала, что на нее подействовала нервозность Майкла, и намеренно заставляла себя не спешить, постараться понять, что означают штрихи на стене: просто ли это царапины или почти стершиеся древние надписи. Тем не менее звук приближающихся шагов нисколько не успокоил ее, она испуганно вздрогнула и стала напряженно всматриваться в глубину мрачного коридора, будто надеялась что-то там разглядеть.
Этим «что-то» оказалась Дейна, и Джин мысленно сказала себе, что было бы лучше, если бы вообще не появился никто.
На Дейну, по-видимому, тоже действовала обстановка. Она обратилась к Джин даже с некоторой приветливостью:
— Слава Богу! Я уже начала чувствовать себя так, будто лежу на спине, скрестив на груди руки. И где Энди выискивает эти веселенькие местечки да еще нас туда затаскивает?
— Странно, что ты так к этому относишься.
— Почему? А тебе не кажется, что здесь жутковато?
— Кажется, — согласилась Джин. — Но я думала, это как раз в твоем духе. Разве ты не привыкла раскапывать умершее прошлое?
— Кое-что делать приходилось, но при обычных раскопках не работаешь под землей. По крайней мере, пока не обнаруживаются захоронения, а это редко бывает... Что с Энди? Я не видела его с тех пор, как спустилась.
— Я тоже.
— Мне скучно до слез и до смерти хочется выпить хоть каплю чего-нибудь, — капризно проговорила Дейна. — Здесь такая тоска! Не знаю, зачем Энди нас сюда приволок. Здесь только одно в какой-то мере заслуживает внимания — лепнина на потолке, в пронаосе [23] храма. Мне она понравилась.
— А я не видела никакой лепнины. Только скамьи и алтарь.
— Алтарь и скамьи не в пронаосе, и в триклинии [24], — покровительственно объяснила Дейна. — Там происходили ритуальные трапезы. Чтобы попасть в пронаос, надо пройти через зал. Ты там не была? Значит, ты не так-то много посмотрела.
— Должно быть, ты внимательнее слушала лекции Энди, чем я.
— А я схитрила. — Хмурое лицо Дейны расплылось в улыбке. — Я взяла и купила путеводитель. Посмотри, в нем планы всех трех уровней на прозрачной бумаге, так что легко точно определить, где каждое помещение находится относительно верхнего и нижнего уровня.
— Ишь ты, здорово! Жаль, у меня не было такого раньше. Я понятия не имела, где брожу.
— Можешь взять мой, — предложила Дейна. Она зевнула, прикрыв рот ладонью. — Кстати, ты не видела Майлка? Я обещала встретиться с ним здесь, но боюсь, он устал ждать.
— За несколько минут до твоего появления он поднялся наверх.
— Спасибо.
Дейна, грациозно покачивая бедрами, стала подниматься по лестнице. Произнеся слова, которые в прежние дни заменялись в книгах тире и многоточиями, Джин повернулась на каблуках и быстро пошла назад по коридору. Причиной тому было, скорее, уязвленное самолюбие, чем стремление во что бы то ни стало посмотреть лепные украшения, которые нахваливала Дейна. Но, дойдя до конца прохода, она решила, что, пожалуй, стоит взглянуть и на них. Тут Джин сообразила, что Дейна так и не дала ей путеводитель, и выругалась снова, еще более выразительно. «Да ладно, — подумала она. — Я, конечно, найду дорогу, если пойду обратно по тем же коридорам, по каким шла сюда».
Но вышло все по-другому. После нескольких поворотов, когда Джин казалось, что она возвращается прежним путем, она очутилась в комнате, которую прежде не видела. Это было довольно просторное помещение площадью около двадцати квадратных футов. Пол покрывала желтовато-коричневая плитка, аккуратно выложенная «елочкой». В стенах она увидела небольшие заложенные отверстия, которые в прошлом, похоже, служили окнами, но Джин и представить себе не могла, что здесь когда-либо жили люди. Комната выглядела не просто покинутой, казалось, в ней никогда никто и не бывал.
Несколько минут она прислушивалась к какому-то звуку, и он все усиливался. Но Джин не испугалась, судя по всему, это шумела вода, о которой рассказывал Майкл. Пока Джин шла по узкому извилистому проходу, звук становился громче. В конце коридора была единственная дверь. За ней в странном пыльном свете виднелась часть кирпичной стены. Джин вошла, надеясь, что в комнате есть еще один выход.
И резко остановилась. Никакой другой двери не было. Сюда вел только тот ход, которым она пришла. Однако замереть в дверях и во всю силу легких закричать от ужаса заставило ее вовсе не то, что она уперлась в тупик.
Эту комнату, в отличие от других помещений, нельзя было назвать необитаемой. Но Джин сразу поняла: живых здесь нет. Человек, ничком лежавший на полу, в жуткой красной луже, несомненно, был мертв; нельзя, потеряв столько крови, остаться в живых.
Когда распростертое тело все-таки шевельнулось, Джин чуть не закричала снова, но не смогла. После того, первого крика она от ужаса затаила дыхание, и в легких не осталось воздуха, она забыла вдохнуть. Теперь она вообще обо всем забыла. Глаза на мертвенно-сером лице жили, они потускнели, но так требовательно впились в нее, что она уже не думала о собственных чувствах. Джин опустилась на колени на страшный, залитый кровью пол и потянулась, чтобы поддержать приподнявшуюся голову несчастного.
Альберта она узнала еще до того, как разглядела его лицо, узнала по залатанной одежде и по тучному телу. Впоследствии она не могла с уверенностью сказать, узнал ее Альберт или нет. Но он почувствовал чье-то присутствие, и желание сообщить нечто важное было столь велико, что подстегнуло угасающую волю, и он сделал над собой усилие, хотя это и казалось невозможным.