- Ах, ты так? - вскипел человечек. Его участливость исчезла. - Ну ничего, ты у меня скоро заговоришь, у моего Жака и глухонемые говорят. Жак! - закричал он пронзительно, и Ерофей порадовался молча, что перстень Генриха вернул Гермесу, а его письмо у Ерофея отобрали ещё в Капденаке, и, значит, эти люди никак не смогут доказать, что Ерофей - шпион. Однако, увидев Жака - громилу головы на две выше себя - приуныл.

Жак молча вскинул Ерофея на плечо и поволок в подвал, где находились орудия пыток самого устрашающего вида: дыба, испанские сапоги, клещи, жаровня с пылающими углями.

В голове у Ерофея замелькали, как в калейдоскопе, лишь два слова - «за» и «против». Сказать всё своим мучителям и тем предать друзей, но сохранить себе жизнь? Но кому нужны лишние свидетели, так что неизвестно, будет ли ему сохранена жизнь? Но предателем он будет. Выходит: надо молчать. Ерофей глубоко вздохнул - уж никак не в подвалах инквизиции он собирался завершить свой жизненный путь, но уж если так случилось…

Жак, даже не сняв с Ерофея ночную рубаху, бросил его на приспособление, похожее на кровать, и привязал его руки-ноги ремнями к спинкам. Позвать на помощь Гермеса Ерофей не решился - наверняка в этом логове десятки вооружённых людей. Гермес же, оказавшись в этом временном пласте, потерял часть своих способностей, его умение становиться невидимым и передвигаться беспрепятственно во времени и пространстве вышло из-под контроля. И если Ерофея могут убить как шпиона, то Гермес может принять смерть во сто крат мучительнее, как колдун. Нет, этого Ерофей допустить не мог. И он, мысленно попрощавшись с матерью и сестрой, Пьером и Гермесом, пожелав им всем счастья и удачи, приготовился к смерти. В его мозгу стало пустынно, и вдруг прорезалось сквозь страх и отчаяние: «Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя…- дальше слов молитвы, которой пыталась научить его бабушка, Ерофей не знал и подумал: - Ну, всё, кранты мне полные, мамочка моя, спаси и помоги!»

В детстве Ерофей задумывался над тем, как люди могли выдержать пытки в фашистских застенках, откуда черпали силы. Иногда он ставил себя на их место, решая, а смог бы он сам выдержать те пытки, и не всегда отвечал положительно даже самому себе. «Ну, вот и представился случай проверить себя на прочность», - подумал Ерофей. А палач Жак между тем вытащил из жаровни раскаленный клинок и приложил его к голой пятке пленного. Ерофей застонал от боли, пытаясь отдернуть ногу, но, конечно, не смог из-за привязи. В глазах у него потемнело, и Ерофей решил, что душа его сейчас стремглав устремится в мир мёртвых, и хорошо, что там он уже бывал, и там есть у него знакомые - Тантал, может быть, возьмёт к себе в ресторан администратором или начальником снабжения. Гермес там тоже бывает, вот и свидятся. А может, он удостоится особой чести, и Зевс примет его на Олимп, тогда вообще будет… Ерофей не успел додумать, что будет тогда - отключился.

В себя Ерофей пришёл в какой-то придорожной канаве на пустынной улочке, на которую тихо опускался вечер. Солнце в окнах иных домов еще светило, в иных - маленьких и приземистых - уже загасло. Ерофей с трудом приподнял голову и увидел рядом с собой Султана, который мирно пощипывал травку. Мимо прошла компания молодых людей. Один из прохожих презрительно бросил: «Посмотрите на этого пьяного осла!» - его друзья засмеялись и потопали дальше.

Ерофей уронил опять тяжёлую голову носом в грязь. К боли в руке прибавилось нестерпимое жжение в пятке, к тому же Ерофей ощутил, что на одной ноге сапог есть, а на другой - нет. Он с трудом встал на ноги, пошарил в карманах, осмотрел седельные сумы - всюду девственно пусто. Ерофей кое-как вскарабкался на коня, чуть не закричав от боли, коснувшись голой пяткой стремени. Вот бы и позвать сейчас на помощь Гермеса, но губы распухли от прямых ударов кулаками в лицо. Ерофей усмехнулся: глянуть бы сейчас на себя в зеркало, наверное, видик ещё тот у образины, что отразилась бы в нём.

Медленно Султан шагал по улице, словно понимая, что лишняя тряска хозяину ни к чему. Ерофей в полном отчаянии оглядывался по сторонам. Где он? Навстречу ему попался какой-то подвыпивший дворянин, и Ерофей, собрав скудные познания французского языка, осведомился, что это за город.

- Приятель, похоже, ты еще больше пьян, чем я! - воскликнул прохожий. - Да ты же в Туре!

Ерофей тихо ахнул: уж этого никак не ожидал - что не только не приблизился к Парижу, а оказался ещё дальше от него. Но и в Туре были агенты короля Генриха, следовало их отыскать, ибо Ерофею срочно нужна помощь.

- А не знаешь ли, любезный, где здесь кабачок «У Франсуа»? - вежливо спросил он у горожанина.

- Приятель, - засмеялся тот, - мне кажется ты и так порядочно пьян, чтобы искать кабак. Впрочем, это не моё дело. Поезжай прямо и через два перекрестка ты увидишь вывеску, и если способен ещё читать, то прочтёшь - «У Франсуа», - и побрёл дальше.

Ерофей поехал в указанном направлении, не заметив, что пьяный не пошёл своей дорогой, а, крадучись, последовал за ним - это был агент его мучителей, которые резонно предположили, что, проследив за ним, можно обнаружить сторонников Генриха Наваррского.

Кабачок, оказалось, прилепился к городской стене - дальше уже не было улиц, только виднелись неподалеку городские ворота. Ерофей, привязал Султана к коновязи, вошел в кабачок. Выбрав столик почище, он подозвал слугу и велел позвать хозяина трактира. Слуга недоумённо пожал плечами, однако вскоре к столу Ерофея подошёл пожилой мужчина, который в юности, видимо, был очень красив. Он представился:

- Я хозяин - Франсуа Вернье, к вашим услугам. Что изволите? - он подозрительно, и не без оснований, уставился на Ерофея.

- А я - Луи де Моршан, сударь, и следую в Париж, а дело моё там - «Меч и ворота».

- Месье, - строго нахмурился Вернье, - не имею чести знать, о чём вы говорите, и мне всё равно, куда вы следуете. Что вы хотите от меня?

Ерофей смутился от его холодного тона, сурового взгляда, да и слуга исподтишка буравил его злым взглядом, и тихо произнёс:

- Я мог бы сказать вам больше, если бы это было в другом, более спокойном месте. Поверьте мне. Силь ву плэ…

- Хорошо, - кивнул Вернье, - идите за мной. Но если вы замыслили что-то нехорошее, то вам лучше отказаться от затеи, - и его глаза недобро блеснули.

Вернье направился за стойку бара внутрь трактира, куда последовал, прихрамывая, и Ерофей, не замечая, что в окно за ним наблюдает давешний встречный пьяница. Увидев, что Ерофей зашагал следом за хозяином, он бросился в один из соседних домов, откуда вскоре торопливо вышел другой человек и направился в кабачок, а первый вывел со двора коня, вскочил в седло и поскакал прочь.

Едва Ерофей оказался в комнате за баром, как его кто-то схватил за плечи и сжал с такой силой, что Ерофей потерял сознание от боли в раненом плече. А очнулся на лежанке возле стены, и над ним склонилось заботливое девичье лицо. То, что Ерофей потерял сознание, оказалось вернее всяких паролей и объяснений, ибо Гермес и Пьер, побывав в Ножан-де-Ротр у человека, верного королю, рассказали, что случилось с ними в Орлеане, что раненого Ерофея, то есть Луи, оставили в небольшом селении недалеко от Шатодиена, и попросили забрать его оттуда. Этот человек тотчас послал за Ерофеем своих слуг, но те опоздали, поскольку до них в селении побывал отряд герцога Майенского. Крестьянин, у которого был оставлен Ерофей, рассказал, что его забрали с собой люди герцога. Потом след Ерофея потерялся, и то, что вдруг он оказался в Туре, было большой неожиданностью. Сыграло свою роль и сходство Ерофея с неизвестным ему Луи де Моршаном, так что Вернье сразу же стал обращаться к Ерофею с большим почтением, поскольку знал старого графа де Моршана, уважал его и не раз бывал в Ангулемском поместье де Моршанов. Вернье же и рассказал Ерофею удивительную историю, из-за которой Луи должен ненавидеть Карла Майенского:

- Вашего отца, Луи, убил молодой виконт де Лавалетт. Он - один из ближайших сподвижников Карла Майенского, его шарже д'аффэр - поверенный в делах.