– Хочешь есть? – спросил Алеард после долгого молчания.

– Да, – кивнула я.

– Тебе есть во что переодеться?

– Кажется, да…

Он поставил меня на ноги и медленно отпустил руку. Горячие пальцы скользнули по ладони, и по затылку разбежались мурашки. Мне показалось, что Алеард ощутил их вместе со мной, улыбнулся этому и вышел из комнаты.

 Я склонилась над рюкзаком – каким же он был замызганным! Да, он помнил больше меня. Лежало там бесчисленное множество неизвестно чего. Какие-то вещи, которые жалко было выкидывать: бумажки с именами и рисунки, истрепавшиеся ботинки без шнурков, кусок непонятной голубой ткани, разные диковинные приспособления из иных миров, даже зелья в стеклянных бутылочках, не желающих разбиваться… Но вот оно, длинное белое платье с открытыми плечами. Еще целое и не сильно мятое, хотя носила я его, судя по всему, продолжительно. Переодеться больше не во что, а то, что на мне, безнадежно испорчено.

Я быстро стянула с себя остатки одежды, хотела так же быстро вскочить в платье, но засмотрелась на свой расцарапанный живот. На грязные ступни, на коленки, покрытые ссадинами… Да и волосы совсем спутались. Я выглядела ужасно и смутилась своего неопрятного вида. И тут вошел Алеард. Вернее, не вошел, а почти вошел. Он увидел меня и застыл на пороге: ведь я, дуреха, не потрудилась хотя бы прикрыть дверь. Наверное, другой на его месте смутился бы, начал извиняться, выскочил из комнаты спиной вперед, но это был бы кто-то другой. Мужчина спокойно подошел ко мне, и, глядя в глаза, подобрал упавшее платье.

– Я – дурень! Тебе, наверное, хочется поскорее искупаться, а потом уже есть.

Я поспешно кивнула. Он медленно опустил глаза к моей шее и губы дрогнули. Меж ключиц по-прежнему висел светящийся амулет, только не на цепочке, а на веревочке. Кажется, тонкие серебряные звенья порвались, но как и когда – я не помнила.

– Ты его сохранила.

– Я не ведала, откуда он. Боялась потерять, и теперь понятно, почему. Он – часть тебя. Твой теплый кусочек, стучащий, словно маленькое огненное сердце, – сказала я и почувствовала, как горячая слеза потекла по щеке. Я прикрыла глаза и всхлипнула, и Алеард обнял меня.

– Как я тосковала по твоим объятьям! – произнесла я глухо. – По всему тебе… Внутри меня было пусто и больно, эта боль и сейчас со мной, но теперь она исцеляет, потому что ты рядом.

– Ты нужна мне, Фрэйа! Прости, что так долго тебя искал! – он обхватил меня руками и неистово прижал к себе.

Теперь ужас не мог меня перехитрить, и я блаженствовала, наслаждалась каждым мгновением, и секунды были также неторопливы, как вечность.

Ванная цвета морской волны. Привыкшая к белому, я удивленно улыбнулась. Красиво!

– Здесь есть все, что тебе может понадобиться. Не торопись.

Алеард вышел и прикрыл за собой дверь, но я не стала защелкивать замок. Сердце тянулось к любимому, я старалась сделать всё побыстрее – включила воду, наспех ополоснулась, едва не рухнула, поскользнувшись на мыле. Оттерла грязь с ног и коленей, вымыла голову, и волосы легли шелковистой упругой волной. Я замоталась в гигантское полотенце, мне было прохладно и хорошо, и совсем не хотелось влезать в платье. Я подумала, нормально ли голышом бродить по дому? – засмущалась и все-таки оделась. Пришлось подождать, подсушивая волосы – с них текло, а я не хотела налить лужу.

В доме царил покой. Гостиная дышала волшебным красновато-лиловым светом. Одна лампа была желтой, и светила подобно маленькому солнцу, бросая на стены янтарные тени. Окна были раскрыты настежь, с улицы доносился ровный плеск волн, занавески колыхались на ветру. Я бесшумно прошла к балкону, выглянула наружу: как же прекрасно! Мерцали, отражаясь в воде, цветные огни города, шелестели кроны больших деревьев возле берега, а вода была голубой. Я повернулась и увидела Алеарда. Он смотрел на меня сурово и горестно, но затем горечь сменила бесконтрольная страсть. Я испугалась, когда он двинулся ко мне, начала пятиться к стене, пока  не ткнулась в нее спиной. Однажды это уже происходило с нами – в иное время, в ином месте. Алеард не замедлил шага, и я задохнулась от немого восторга, когда он притянул меня к себе. Отступать было некуда: из крепких объятий, властных рук мне не удалось бы вырваться. Я прятала лицо, пока он не протянул руку, и горячая ладонь легла на мою щеку. Алеард считанные мгновения глядел мне в глаза, и я чувствовала, как рождаются желания. В эти секунды звезды падали с ночного неба нам в руки, умытые бескрайним океаном Промежутка, и целые вселенные, полные огня и света, открывали глаза, чтобы радостно приветствовать новое начало, а с небес рушился сплошным потоком животворный ливень, сияющий молниями и ревущий громом… Твёрдые губы коснулись моих, и я едва не заплакала, содрогнулась всем телом. Алеард целовал меня нежно, и я питалась его поцелуями. Так, наверное, чувствует себя человек, который в пустыне находит желанную воду. Он и был моей водой, а если надо то и согревающим в ночи пламенем и сталью, защищающей от бед.

Спустя несколько минут Алеард нехотя отстранился, провел напряженной рукой по моим волосам.

– Ты исхудала, – нахмурился он. – Чем ты питалась, малышка?

– Я несколько дней не ела ничего, кроме соевых сосисок… – честно сказала я, и руки ощутимо дрожали. Живот упрямо требовал еды, но сердце моё жаждало иного насыщения. Я желала, чтобы он вновь поцеловал меня. А потом еще, и еще, и чтобы длилось это целую вечность, и чтобы жар его тела и жажда сердца оставались со мной всегда. Я пыталась найти слова, чтобы ему об этом сказать, но не смогла. Алеард провел меня в кухню, усадил на прозрачный стул. Я жадно ловила каждый его вздох, каждое движение. Он вытащил из духовки что-то вкусно пахнущее и мой живот требовательно и громко заурчал. Алеард хмыкнул.

– Держи. Это пирог с вишней.

– Ты испёк его для меня? – изумилась я.

– Это не трудно, – сказал он, продолжая улыбаться. – Да ты попробуй, вдруг не понравится.

– Очень вкусно! – сказала я, прожевав большой кусок.

Пирог был великолепен, и я торопливо поглощала его, не забывая периодически предлагать Алеарду. Но он отказывался, только тихо смеялся, глядя на меня. Это был прекрасный смех, ещё более вкусный, чем бережно приготовленная им еда. Густая красная начинка едва не шлепнулась мне на колени.

– Ой, – смутилась я. – Прости, ем как свинья.

– Фрэйа, глупыш... Это не важно. Ешь как хочешь, хоть вся перепачкайся.

Я робко хмыкнула.

– Спасибо, что не сердишься.

Он удивленно подался вперед и даже взял меня за руку.

– На что, малышка?

– Карина, – сказала я, и Алеард понимающе улыбнулся.

– Ясно. Она – патологическая чистюля.

– Именно! Ненавидит, когда я сижу на стуле, поджав под себя ноги, терпеть не может, когда человек ест жадно или поспешно, а если находит под столом крошки, сердится, словно там тонны мусора гниют.

Его смех отвлек меня от мыслей о доме.

– Когда-нибудь мы придем к тебе домой, малышка, и я нарочно извозюкаюсь как можно сильней, чтобы с бороды еда свисала. Очень уж хочется поглядеть, как твоя сестра станет отчитывать меня за неряшливость.

– Алеард, я…

– Не преувеличиваешь. Знаю. Карина и правда такая. Здесь поможет только одно средство – любовь к человеку, который не соответствует её гигиеническим стандартам. Вот уж тогда она простит ему и крошки, и закидывание ног, и прочие привычки.

И он мягко провел пальцем по моей нижней губе, собирая остатки ягодной начинки.

– Ты – моя вкусность, Алеард, – прошептала я, чувствуя след его прикосновения в сердце. – Прежде я бродила как во сне, толком не ощущая голода и холода. Ты не снился мне. – Я протолкнула комок в горле и продолжила: – Но я всё равно знала, что ты живешь где-то за границей миров.

– Я видел тебя во сне, Фрэйа, и сон был как память, которую я сам разрушил. Это трудные воспоминания, потому что я ощущаю Пропасть за своей спиной, если тебя нет рядом. Словно часть меня умирает. Но я хочу жить тобой.