- А яблоки где? - спросил Тимофей.
- Внизу в портфеле. Сказали, ни в коем случае...
- Жалко...
- У меня тут осталось одно в кармане, но не знаю как...
- Давай, - Тимофей протянул руку.
Вася заколебался, оглянулся на Тихона Терентьевича, но тот изучал распорядок дня, вывешенный на дверях палаты.
- Ну ладно, - сказал Вася. - Бери. Только чтобы хуже не стало.
- Не будет, - заверил Тимофей, надкусывая яблоко, и тотчас спрятал его под одеяло, потому что в палату вошла сестра.
- Поговорили, - сказала она нараспев. - Вот и хорошо... А теперь собирайтесь, гости дорогие. Этого больного утомлять нельзя.
- Поправляйся, Тим, - сказал Вася, подавая на прощанье руку. - Я теперь буду заходить.
- Заходи, конечно. - Тимофей подтянул Васю за руку поближе и шепнул: - Ты, вот что, в следующий раз колбасы мне принеси. Только внизу не показывай.
- А тебе можно? - засомневался Вася.
- Мне все можно, - заверил Тимофей, - кроме того, что нельзя. А колбасу давно можно. Это я точно знаю...
Как только они ушли, возвратился профессор Воротыло.
- Товарищи с работы приходили? - поинтересовался он, укладываясь на свою кровать.
- С работы.
- Это хорошо.
- А что к вам не заходят? - спросил Тимофей.
Воротыло усмехнулся:
- Звонят иногда... Я, знаете, человек одинокий... Сварливый к тому же... Если придут с кафедры, начну расспрашивать, советовать, не дай бог, выругаю... А так: и им хорошо и мне спокойно...
Он продолжал улыбаться, но улыбка была печальная.
- А вы, значит, кафедрой заведуете?
- Заведую пока... Но уже недолго буду.
- А почему?
- Молодым надо дорогу уступать. У меня там вырос... один ученичок... Крайне ему не терпится место мое занять. А я вот ведь какой упрямый... И инфаркт меня не берет... Но придется уходить...
- А зачем? Вы же поправились.
- А затем, юноша, что хотелось бы еще несколько годков пожить. С жизнью ой как не хочется расставаться... Но давайте-ка лучше сменим пластинку... Вы мне вот что скажите: когда вы лежали в летаргическом сне, сны у вас были?
- Нет...
- Так... Значит, снов не было... Смену дней и ночей вы ощущали. И вам не казалось, что время тянется очень медленно.
- Нет, наоборот.
- Тогда, получается, что благодаря вашему состоянию вы как бы спрессовали время и перескочили из начала года прямо в его середину...
- Или ускорил течение времени, - сказал Тимофей и испугался, как бы эта магическая формула не сработала.
- Нет, слово ускорение тут не подходит, - возразил профессор. - Время ускорить или замедлить нельзя. А вот сжать его, спрессовать, по-видимому, человек может. И ваш летаргический сон - одна из подобных возможностей, подсказанная самой природой... Есть и другие, - задумчиво продолжал он, например, анабиоз... И все это - возможные пути в будущее... - Он вздохнул. - Для желающих, конечно.
- Вы думаете, люди в будущем научатся управлять временем?
- Как управлять?
- Ускорять, замедлять, останавливать.
- Нет, это невозможно... Убежден, что невозможно...
- Даже и через тысячу лет?
- Даже и через десять тысяч. Время неуправляемо, юноша.
- Нет, тут я с вами не согласен, - решительно возразил Тимофей.
- Это почему же, позвольте спросить?
- Потому что я могу...
- Что можете?
- Ну, управлять... Немного... Замедлять или наоборот...
- Вы имеете в виду вашу летаргию. Но ведь она - выпадение из нормы. Болезнь, если угодно. Никто не знает, почему вы заснули. И дай бог, чтобы это не повторилось.
- Нет, я сам. Захотел... и заснул. Могу и опять.
- Чудеса изволите рассказывать... И знаете ли, хочу рекомендовать: врачам не надо об этом. А то они вас еще в психиатрическую клинику упрячут.
- Знаю...
- К сожалению, время не только неуправляемо, но и бесконечно загадочно, юноша. Может быть, именно в нем - главная загадка бытия... Вот, например, время в микромире. Что мы знаем о нем? Мы пытаемся измерить его долями нашей секунды. Но ведь это, строго говоря, абсурд. Там свое течение времени, своя длительность процессов. Ничтожные доли нашей секунды могут соответствовать тысячелетиям микромира... Или время в большом космосе. Мы тоже измеряем его земными мерами. А что такой земной час или год в окрестностях Веги, Арктура, в бесконечности межзвездных пространств?
Тимофей покачал головой:
- Я не про то, Ефим Францевич. Я про свое время, которое мне дано. Мне, к примеру, сейчас двадцать девять. Сколько еще проживу? Пусть столько же... Значит, до двухтысячного года.
- Больше проживете.
- Пусть до две тысячи десятого, если атомной войны не будет... А я в трехтысячные года хочу, и еще дальше - полный коммунизм посмотреть, как у И. Ефремова. Вы "Туманность Андромеды" читали?
- К сожалению, не успел. В моей науке сейчас столько фантастики, что на литературную уже и времени не остается.
- Вот видите, времени... Вашего, Ефим Францевич, а не того - в космосе или еще где. Для человека главное его время. И чтобы правильно им распорядиться. Одним словом - управлять. Вот я, к примеру, это могу...
- Да вы не волнуйтесь, Тимофей.
- А я и не волнуюсь... Вы мне не верите и зря. Хотите докажу? Вот вы новый журнал сейчас принесли. Я его и в руках не держал. Давайте какой хотите рассказ или повесть, за секунды прочитаю и все вам расскажу.
- Это вы так называемое быстрое чтение имеете в виду?
- Да нет... А хотя, - Тимофей задумался, - может, оно так и получается. Тогда, значит, не я один такой...
Он замолчал, и в этот день Ефим Францевич, как ни пытался, уже не смог разговорить его.
* * *
Тимофея выписали из больницы в середине лета. Еще перед этим ему дали инвалидность и уволили из НИИ "по собственному желанию". Заявление он передал с Васей, и Вася же принес в больницу деньги, полученные по бюллетеням, и трудовую книжку.
Краснолицый Юлий Афанасьевич напутствовал Тимофея множеством совершенно бесполезных советов. Долго распространялся, какой режим Тимофей должен соблюдать; что есть, чего ни-ни, не касаться; какую работу выбрать...
Посоветовал постоянно носить в кармане карточку с фамилией и адресом, на которой должно быть написано, что он - Тимофей Иванов - предрасположен к летаргии и в случае нового приступа должен быть немедленно доставлен в ближайшую больницу.