Бескрайняя голубая зыбь морского прилива, серо-зеленые холмы волн, украшенные белыми гребнями. Штормовой ветер свистит в снастях судна, вздымает над волнами его нос. Спокойное величие океанского заката, соединяющего алой печатью море и небо в единое целое.
«Это ферма. Люди выращивают на ферме продукты питания. Человек, работающий на ферме, называется фермером». Слова. Пустые, неспособные передать ощущения тепла и сырости, идущие от земли. Шум хлебных колосьев, шелестящих под ветром, словно золотые моря. Отблеск заходящего солнца на красной стене амбара. Запахи влажной луговой травы, приносимые издали ветром, нежный перезвон колокольчиков, привязанных к шеям коров.
«Это лес. В лесу растут деревья». Ничего не могут сказать человеческим чувствам эти темные символы, называемые звуками. Ни шума ветра, текущего постоянно над зеленым пологом, словно вечная река, ни запаха берез и сосен, ни ощущения под ногой почвы, выстланной опавшими листьями. Одни слова, которые не могут передать суть вещей, пространство и объем. Черные значки на белом. Это кошка, это лошадь, это дерево. Каждое слово — ловушка, подстерегающая его рассудок, расставленная для того, чтобы прихлопнуть безграничные связи человека с внешним миром, которые не нуждаются в словах.
…Кора проснулась внезапно. Стараясь не шуметь, она встала и, нажав скользкую ручку двери, прошла в холл.
— Дорогой!
Он стоял в углу, возле окна. Как только она заговорила, он обернулся. В бледном свете ночи она разглядела выражение страха на его лице.
— Пойдем-ка в кровать.
Она отвела его в спальню, укутала одеялом, потом опустилась на стул и взяла его худенькие ладони в свои.
— Что случилось, малыш?
В его широко открытых глазах было страдание.
— О! — она склонилась к нему, ее теплая щека прижалась к лицу мальчика.
— Что тебя испугало?
В ночной тишине перед ней как будто на мгновение возникло видение: классная комната и мисс Франк, стоящая на своей кафедре.
— Это из-за школы? — спросила она, думая о том, каким удивительным образом пришла к ней эта догадка. Ответ был написан на его лице. Она порывисто обняла его и прижала к себе. «Не бойся, — повторяла она про себя. — Родной мой, ничего не бойся, ведь я здесь, с тобой. И я люблю тебя так же, как они тебя любили. Люблю даже больше, чем…»
Пауль чуть отодвинулся. Он смотрел теперь на нее так, как будто чего-то не понимал.
Когда машина поравнялась с домом, Вернер заметил женщину, отпрянувшую от окна кухни.
— …Если бы мы получили хоть какое-то известие от вас. Но никакого ответа не было. Вы не можете обвинить нас в том, что мы незаконно усыновили ребенка. Ведь мы считали, что это будет лучшим выходом.
Вернер рассеянно кивнул.
— Я понимаю, — сказал он спокойно. — Но тем не менее ваши письма до нас не дошли.
Некоторое время они сидели в машине молча. Вернер задумчиво глядел сквозь ветровое стекло. Шериф сосредоточенно разглядывал собственные ладони.
«Итак, Холгер и Фанни мертвы, — думал Вернер. — Ужасное открытие. Мальчик сделался жертвою жестокого обращения этих людей, которые так ничего и не поняли. И это — не менее ужасная вещь».
Шериф Уиллер рядом с ним напряженно размышлял о письмах. Почему они не дошли? Он должен был написать еще раз.
— Значит, — заговорил он наконец, — вы хотели увидеть мальчика?
— Да, — кивнул Вернер.
Двое мужчин распахнули дверцы машины и вышли. Они прошли через двор, поднялись по лестнице.
— Я сейчас приглашу мою жену. Пройдите, пожалуйста, вот туда, в гостиную.
В гостиной Вернер снял плащ, бросил его на спинку деревянного стула. Сверху доносился до него слабый звук голосов, мужского и женского. Голос женщины казался растерянным.
Услышав позади себя шаги, он обернулся. Жена шерифа вошла в комнату вместе с мужем. Она вежливо улыбалась, но Вернер видел, что ее вовсе не радует его визит.
— Присядьте, пожалуйста, — попросила она.
Он подождал, пока она сядет сама, потом опустился на стул.
— Что вы хотите? — спросила миссис Уиллер.
— Разве ваш муж не объяснил вам?
— Он сказал, кто вы, — быстро проговорила она, — но не объяснил, почему вы хотите видеть Поля.
— Поля? — спросил удивленный Вернер.
— Мы… — она нервно сцепила пальцы. — Мы решили называть его Полем. Нам казалось, что это более подходящее имя. Я хочу сказать, более подходящее для того, кто будет носить фамилию Уиллер.
— Да, понимаю, — Вернер вежливо кивнул.
Наступила пауза.
— Итак, — прервал ее Вернер, — вы хотели бы знать, для чего я приехал сюда и почему хочу видеть ребенка. Я постараюсь объяснить это по возможности кратко.
Десять лет тому назад в городе Гейдельберге четыре супружеские пары — Элкенберги, Кальдеры, Нильсоны, я и моя жена приняли решение провести научный эксперимент на своих собственных, тогда еще не родившихся детях. Эксперимент, относящийся к области их внутреннего развития. Попробую пояснить, в чем тут дело.
Видите ли, за отправной момент мы взяли идею о том, что древний человек, еще лишенный сомнительной ценности языковой связи, был, по всей вероятности, телепатом…
Кора беспокойно зашевелилась в своем кресле.
— Затем с течением времени эта дарованная природой человеческая способность оказалась ненужной, просто вышла из употребления. И превратилась в конце концов в нечто вроде аппендикса.
Итак, мы начали нашу работу. В каждой семье исследовались физиологические особенности наших детей, и в то же время мы все занимались развитием их способностей. Постепенно нам удалось выработать единую методологию. Зародилась мысль основать всем нам колонию, как только дети немного подрастут. Объединиться в тот момент, когда их способности, развитые нами, станут их второй натурой. Пауль — один из этих детей.
Ошеломленный шериф пристально глядел на профессора.
— Это правда?
— Да. Это правда.
Кора неподвижно сидела в своем кресле и так же пристально разглядывала высокого немца. Она вспомнила теперь, что Пауль всегда понимал ее без слов. Думала о том ужасе, который он испытывает перед школой и перед учительницей. Припоминала, как часто ей случалось просыпаться среди ночи и идти к нему, хотя он при этом не произносил ни слова, не звал ее.
— Что? — спросила она, очнувшись, поняв, что Вернер о чем-то спрашивает.
— Я спрашиваю, могу ли я теперь увидеть мальчика?
— Он в школе, — ответила она, — он будет дома…
Она смолкла, заметив, как исказились черты его лица.
— В школе? — переспросил он.
— Пауль Нильсон, встань!
Ребенок соскользнул со своего места и встал рядом с партой. Мисс Франк сделала жест рукой, и он, сделавшись вдруг похожим на старого и усталого человека, потащился к кафедре.
— Класс! — воззвала она. — Я хочу, чтобы вы все подумали сейчас о его имени. Только подумайте, но не произносите вслух. Как только я сосчитаю до трех, начинайте мысленно, про себя повторять: Пауль, Пауль, Пауль. Вы поняли меня?
— Да, мисс Франк, — пропищал одинокий голос.
— Прекрасно. Итак, раз, два, три!
Шквалом, ранящим, сметающим все, это хлынуло в его мозг: Пауль! Пауль! Это бушевало и скрежетало где-то в самых сокровенных уголках его мозга. И в тот момент, когда ему уже показалось, что сейчас голова его расколется, все оборвал голос мисс Франк:
— Повтори это, Пауль.
— Вот он и идет, — сказала Кора. Она повернулась к Вернеру:
— Прежде, чем он будет здесь, я хотела бы извиниться перед вами за свою неучтивость.
— Не стоит, — смущенно ответил Вернер. — Я прекрасно понимаю вас. Естественно, вы предположили, что я приехал с тем, чтобы забрать мальчика. Но я уже объяснил, что на это у меня нет юридических прав — я не родственник ему. Я хотел взглянуть на него, потому что он — сын моих коллег. Только здесь я узнал эту ужасную новость об их гибели.