На расстоянии приблизительно двух кварталов от дворца, где, казалось, не было скоплений повстанцев, я услышал рев самолетов, пикирующих в очередной штурмовой заход. На этот раз, взглянув вверх, я увидел самолет, направлявшийся прямо на меня. На расстоянии двести ярдов от меня в сторону центра пулемет повстанцев открыл по самолету огонь. В этот момент я заметил низкую каменную стенку и распластался на земле.

Доминиканский президент доктор Дональд Рейд Кабрал, к которому я приехал в Санто Доминго по делам бизнеса, был свергнут со своего поста двумя днями раньше, и никто не знал о его местонахождении. Американский посол У. Тэпли Беннет выехал из страны так же, как и большинство сотрудников военного атташата, которые были в Панаме на совещании и после него, как мне сообщили, отправились на охоту. Теперь, когда развернулись бои, и морской порт и аэропорт были закрыты, американские официальные лица просто не имели возможностей вернуться в страну.

Было похоже, что я оказался предоставленным самому себе.

Как только из соседних домов вышли несколько перепуганных жителей, чтобы оказать помощь раненым повстанцам, штурмовик МУСТАНГ вторично зашел в пике, загнав всех желающих помочь обратно в их дома. Я вновь распластался на земле и, напряженно лежа под раскаленным солнцем задавал себе вопрос, как я мог умудриться влипнуть в такую невероятную ситуацию. Ведь я, двадцатидевятилетний американский ученый, муж и отец троих детей, в разгар Доминиканской революции попал в западню с небольшими шансами выбраться отсюда живым и с ещё с меньшими шансами уцелеть, если Ревин решит меня здесь ликвидировать.

Моя жизнь никогда в такой степени не зависела от капризов судьбы. Она началась в весьма благоприятных условиях в городе Вашингтон, округ Колумбия, где я родился в июне 1935 года и рос вместе с моими младшим братом и двумя маленькими сестрами. Мой отец был музыкантом в оркестре ВМФ США. Я был тихим и болезненным ребенком, с годовалого возраста страдающим астмой и сенной лихорадкой. Моей учебе в начальной школе мешали многонедельные пропуски занятий из-за астмы. Однако, научившись в семь лет читать, я полностью погрузился в книги. Я посещал публичную библиотеку и просиживал там за чтением часами, когда же покидал её, то обычно уносил с собой максимально разрешенное количество книг, чтобы через несколько дней вернуться за новыми. Моими любимыми были книги о науке и животных.

Казалось, что в детстве я всегда был больным. Мои родители взили меня на анализы и курсы лечения по разным поликлиникам ВМФ. В военно - морской госпиталь в Бетесде в пригороде Вашингтона я попал сразу же после завершения его строительства. Цель моего пребывания там состояла в прохождении бесконечного ряда тестов на выявление аллергенов, к которым я был чувствителен. Выявили молоко, яйца, пшеницу, шоколад, деревья, траву, пиво (странно проверять реакцию десятилетнего ребенка на пиво, но у меня проверяли) и ещё около трех сотен наименований. Мои родители маялись в попытках выяснить, чем меня можно кормить.

Пребывание в скаутах было моим любимым времяпрепровождением, и я был активным членом организаций как младших скаутов, так и, позднее, бойскаутов. Меня удостоили звания пожизненного скаута и я стал помощником начальника отряда. Вместе с товарищами по отряду мы ходили в турпоходы в горы Блю Ридж в штате Вирджиния. Другим моим хобби стали занятия автомеханикой.

Я закончил учебу в средней школе в Вашингтоне, параллельно работая в двух местах : в аптечном магазине и доставщиком газет сразу по трем маршрутам. Несмотря на раннюю трудовую занятость, я находил время для прилежной учебы, участия в школьном оркестре, занятий легкой атлетикой и вообще радовался жизни. Продолжал много внимания уделять чтению, в особенности книг нехудожественных жанров. В сферу моих интересов входили наука, психология, медицина, металлургия и описания реальных шпионских приключений. В последующие годы мои основные читательские интересы концентрировались на металлургии и технологии сварки. Библиотека Конгресса США стала основным местом моих занятий в этих двух областях науки, т.к. она располагала более обширным и специализированным книжным фондом, чем обычные библиотеки. В ходе занятий я проштудировал много немецких технических изданий из интересующих меня областей, тщательно выискивая новые технические идеи.

Мне встретилась чудесная девушка Элис Долл, которая впоследствии стала моей женой.

После окончания средней школы в 1953 году, я поступил в подразделение Национальной службы аэродромной охраны округа Колумбия и в течение семи месяцев проходил действительную службу на авиабазе ВВС Ченьют в штате Иллинойс. Там я углубил свои познания в металлургии, посещая занятия в школе специалистов по металлообработке и став дипломированным сварщиком. Окончив учебу с лучшими в классе результатами, я продолжил её на различных военных заочных курсах по металлургии, а также авиационным конструкциям и материалам.

В ноябре 1954 года я поступил на работу сварщиком в быстро развивающуюся научно-исследовательскую и конструкторскую фирму "Мелпар Инк" в вашингтонском пригороде Фоллс Черч в штате Вирджиния. Продолжая заниматься металлургией, я посещал вечерние курсы Колумбийского технологического института, читал все, что попадалось под руку, в отношении металлов и вступил в Американское общество металлов (АОМ) и Американское общество по сварке (АОС). В последующие годы я возглавил вашингтонские отделения обоих этих обществ. Это дало мне возможность знакомиться со всеми публикациями и присутствовать на ежемесячных заседаниях обеих научных групп.

Несмотря на отсутствие у меня официального диплома об окончании колледжа, фирма "Мелпар" повысила меня в должности до инженера по сварке, а затем до инженера-металлурга. Мои обширные познания в области металлов давали мне возможность решать множество технических проблем рекордно-короткие сроки. Я любил повторять "Лучший университет в мире - это хорошая библиотека".

В сентябре 1955 года мы с Алис поженились. В феврале 1958 года у нас родилась дочь Ивонна. За ней в 1959 году появился сын Шелдон, а на следующий год - дочь Валерия. В мае 1966 года родился четвертый ребенок Бэртон.

Все это время я продолжал числиться в рядах Национальной службы аэродромной охраны. После истечения пяти лет я подал в комиссию рапорт с просьбой о присвоении мне звания второго лейтенанта химической службы Армии. К моему большому сожалению в удовлетворении моего ходатайства было отказано. Однако после года непрерывных занятий я стал таким экспертом по химическим, биологическим и ядерным проблемам, что легко сдал письменный экзамен и получил направление прямо в комиссию по переаттестации. 27 сентября 1960 года мне, наконец, было присвоено звание второго лейтенанта, и я получил назначение в 2213 химическую службу. Позднее меня повысили до первого лейтенанта.

В год рождения сына Шелдона я покинул фирму "Мелпар", заняв пост вице-президента и главного научного специалиста компании "Вэлъю Энжиниеринг", где проработал до апреля 1963 года, когда основал свою собственную химическую компанию "Кемпрокс". Именно в связи с моим желанием расширить и диверсифицировать деятельность предприятия "Кемпрокс", я оказался вовлеченным в события доминиканской революции. Мой приезд на остров должен был заложить основу для создания доминиканского филиала моей фирмы, которая специализировалась на производстве промышленных чистящих химикатов. И вот теперь я оказался в западне в Санто Доминго.

Моя неожиданная и рискованная авантюра с советской разведкой началась тихим осенним днем 1960 года. Мой двоюродный брат и его семья, проживающие за городом, приехали ко мне на несколько дней погостить. Одна из его дочерей, девочка десяти лет, выразила пожелание поехать посмотреть советское посольство, т.к. в то время она обучалась в СССР. Я раньше проезжал мимо этого невзрачного здания сотни раз и никогда у меня не появлялось желания в него войти.

В самом центре финансового района вашингтонского даунтауна , в середине одной из оживленных магистралей столицы по адресу Шестнадцатая улица 1125, почти полностью укрытый высоким густым плющом настороженно расположился на небольшой лужайке невпечатляющий серый особняк. Вход в него находится в двадцати футах от городского тротуара, двери почти всегда плотно закрыты.