- Слушай, старик, - начал он извиняющимся тоном, - понимаешь, у бабки моей что-то вдруг аритмия сделалась, сердце прыгает как подорванное, не могу я её одну такую тут бросить. Еще чего доброго трахнет инфаркт, так даже некому будет скорую вызвать... Родители у меня, - сам знаешь, - в командировке, так что...

- Как же так? - Сашка сразу вспотел. - Так ты не пойдешь?

- Не могу, старик, извини. Ты иди - мне расскажешь. Да ты не тушуйся тут до Вспольного ходу каких-нибудь десять минут быстрым шагом. Знаешь ведь, где это?

- Вроде, да...

- Как выйдешь к Патрикам - так и дуй по тому переулку, что идет параллельно Садовому, прямо до особняка Берии. Ну вот, это там. Давай, старичок, а завтра я на всю школу раззвоню, какой ты крутой!

Сашка понял, что если отступит, все - над ним будет издеваться вся школа. Да и сам он вконец себя загрызет.

Минут через пятнадцать, весь мокрый от страха, он оказался во Вспольном. Ни души... Небо черное как мазут и пустое - ни звезд, ни облачка. И на нем как чье-то дикое безумное око вылупилась полная луна и на него уставилась - глядит, точно дрелью буравит! Он побродил немного во дворике, что возле особняка Берии, потом прошел немного вперед по Малой Никитской, свернул в Гранатный переулок и спрятался в подворотне. На часах - начало первого ночи. Сашка стоял, ни жив не мертв, и ждал. Ждал, сам не зная, чего. Но понимал: сейчас что-то будет, что-то произойдет. И он не ошибся.

Парень скорей ощутил, чем заметил какое-то движение. Чуть выглянул из-за угла. По переулку - наискось, поперек легла огромная тень. Она была ночи темней! И тень эта походила на человечью, но была таких исполинских размеров, точно тот, кому она принадлежала, был ростом с пятиэтажный дом! Никак не меньше! Тень росла. Она двигалась - как будто плыла навстречу ему по словно вымершей улице. Вот чудовищные ручищи потянулись в сторону подворотни, где за углом притаился Сашка! Пальцы все удлинялись, растопыренные, цепкие, - все четче делались очертания... того и гляди он увидит того, кто отбрасывал эту жуткую тень!

Сашка не выдержал - закричал. И кинулся наутек. В ушах громыхало - это был стук его собственных башмаков, но казалось, будто какой-то монстр мчится за ним по мертвой Москве, а за ним скользит черная тень...

Как он добрался до дома, не помнил. Пот, стекавший на лоб из-под шапочки, щекотал лоб, нос и щеки. Но парень даже его не смахивал - все силы, вся воля ушли на то, чтобы бежать, бежать... только бы не оборачиваться. Но какой это был кошмар: чуять опасность и не видеть ее! А в том, что опасность была смертельной, а может, и того хуже, - если только бывает на свете что-то хуже, чем смерть! - в этом Сашка не сомневался.

Захлопнув дверь за собой, он вбежал в свою комнату и, не раздеваясь, дрожа всем телом, бросился на кровать. Отдышавшись немного, зарылся с головой под одеяло и тут же уснул.

И снилось ему, что летит он над сонным полем, подернутым стелющимся слоистым туманом, - летит, поднимаясь в восходящем воздушном потоке на мощных широких крыльях. Редкие птицы прятались, завидя его, - он был королем среди птиц! Необычайная зоркость отныне была доступна ему - он видел все, - каждый кустик, травинку в мельчайших деталях, точно в морской бинокль глядел... Но поражало даже не это - весь мир был открыт ему, и Сашка парил над ним, свободный и гордый, а мир встречал его настороженной тишиной, потому что как будто остерегался его.

И вдруг внизу как-то разом истаял туман, и вся земля видна стала как на ладони, и тут он ринулся вниз, потому что увидел как крошечный зверок мышь-полевка - выполз из своей норки. Свист воздуха, клекот... земля будто бы опрокинулась и упала навстречу. И вот уже теплое тельце забилось в цепких когтях.

И в этом была красота, в этом была свобода!

Глава 4

КОРОЛЕВА ФЕЙ

Проснулся Сашка оттого, что кто-то резко распахнул дверь в его комнату.

- Все дрыхнешь, бездельник! Вставай.

Тетя Оля!

Она подскочила к нему и отдернула одеяло.

- Батюшки, что ж ты спишь-то не раздеваясь, как чукча! И где вчера шлялся? Эге, вот, значит, какой ты больной! Ну все, завтра потопаешь в школу как миленький!

Она быстро соорудила горячий завтрак, пока Сашка, кряхтя и давясь соплями, умывался, чистил зубы и переодевался во все чистое: вся одежда на нем и даже подкладка кожаной куртки была мокрой насквозь, точно он в фонтане купался.

Они сели за стол. Тетя Оля глядела на него как следователь на допросе, а он сидел, уставясь в тарелку и старался не поднимать глаз, чтоб не встретиться с нею взглядом. Так и завтракали молча, только слышалось как шипит яичница на сковородке, как свистит чайник и птицы галдят за окном.

- Ну, вот что! - тетка сразу взяла быка за рога, когда они покончили с завтраком. - Рано утром я у мамы твоей побывала, прорвалась в неурочное время - посетителей-то вечером только пускают... И хоть она ничего не сказала, стало мне ясно, как день, что этот сердечный приступ с ней случился из-за какой-то твоей проделки. Я тебя спрашивать ни о чем не буду - противно! Мать ради тебя лезет из кожи вон, а ты все принимаешь как должное. Что морщишься, думаешь, она мне жаловалась? Дурень ты дурень, башка садовая! Ни словечка плохого я от неё про тебя не слыхала. Ни разочка, слышишь, балда?! А ты?! Ладно... Может, вырастешь - поумнеешь, хотя как-то не верится... В общем, так, я сюда не нотации явилась читать, а присмотреть за тобой, чтоб не влопался в какую-нибудь историю...

Сашка молча сидел и слушал, дожевывая четвертый бутерброд с колбасой. Он думал только о том, чтобы тетя Оля со своими одолжениями провалилась в тартарары и по возможности чем скорее тем лучше...

- А по мне, так ты уже влопался! Это на физиономии твоей толстой написано. Влип уже. И когда успел? Эх, Санька, Санька... Если б не знала, что Ларка сама виновата, что такой ты вырос - олух Царя Небесного, я бы съездила по твоей сытой роже! Только жаль мне тебя. И как только живешь ты - не понимаю... Вечно один, вечно за мамкиной широкой спиной, ни друзей, ни приятелей... А!

Она махнула рукой, поднялась и, гремя тарелками, принялась мыть посуду.

- Вот что, друг мой, - полуобернувшись к нему и прикрыв на минуту воду, заявила тетка, - мы с тобой немножко повольничаем, не станем мать твою во всем слушаться. А сделаем вот как...

И через минуту Сашка уяснил распорядок собственной жизни на ближайшие два дня - на тот срок, когда его мать ещё будет в больнице. Тетя Оля развила за вчерашний день бурную деятельность на предмет освобождения его, Сашки, из затворничества и получения путевки в жизнь! Сегодня ему одному, без конвоя предстояло сходить в поликлинику и получить справку от врача о своем полном и окончательном выздоровлении.

- И чтобы никаких мне стенаний и жалоб на болящую голову, сопли, температуру и Бог весть что еще! Ты, похоже, и не болел вовсе, только придуривался, чтоб от школы дурацкой своей отбояриться, в которой некоторые оголтелые классные руководительницы забивают голову некоторым мамашам о какой-то мнимой неадекватности их сынков... Так-то вот! Я тебя давно раскусила. И чтоб мне без симуляций, ахов и охов. Здоровый ты бык, только все в облаках витаешь, на тебе бы воду возить - вот это было бы дело!

Сообщив это оторопевшему племяннику, тетка продолжила, что если с этой задачей он справится, сегодня вечером они вместе идут в Большой театр - она сделала все возможное и невозможное и достала бесплатные входные билеты на концерт учащихся Московского хореографического училища, то бишь балетной академии, а это ведь не хухры-мухры! Такое не всякий смертный повидать может - билетов-то в Большой не достать даже теперь, когда стоят они несусветно...

Приобщившись к прекрасному, завтра племянничек отправится в школу, после этого они вместе навестят Ларочку, а к семи их ждет один человек. Человек этот - не кто-нибудь, а один очень известный в прошлом художник. И он согласился давать Сашке уроки живописи, а оплачивать эти уроки будет сама тетя Оля, потому что, раз у её единственного племянника талант, то негоже этот талант закапывать в землю...


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: