И она с радостью приняла эту руку, именно его руку, а не чью-либо другую. Господин Стоянович был известен и ей; это имя вспоминали в их доме: рассказы о Стояновиче живут и переходят из поколения в поколение. Однажды она даже слышала, что отец назвал это имя в какой-то ссоре с матерью. И вот теперь она с радостью оперлась на руку господина Стояновича и, сделав это, почувствовала, что страх прошел. Она хорошо знала, что сейчас по залу ветром промчится вопрос:

- Кто эта девушка?

Выходя из дома, она не надеялась на большее, чем познакомиться с каким-нибудь студентом, и уже упросила своего дядю танцевать с нею первую кадриль. А тут вдруг такое, о чем она не могла и грезить.

Как она благодарна господину Стояновичу, как быстро она приобретет много знакомых, и дядя сейчас ей совершенно не нужен даже для второй кадрили, тем более для первой. Она танцует с господином Стояновичем.

- Интересно знать, о чем он может разговаривать с такой девчушкой? спрашивает госпожа Павловичка соседку с веером из страусовых перьев.

- У господина Стояновича никогда не оскудевают темы для разговоров с женщинами, - ответила госпожа с веером из страусовых перьев.

- Да... с женщинами, - согласилась госпожа Павловичка, - с женщинами... с девушками наконец, но... не с ребенком...

А ребенок между тем вел очень приятные разговоры с господином Стояновичем. Она спрашивала его о том, о другом, и он ей все объяснял, очень внимательно выбирая слова, с нежностью предвосхищая каждый ее вопрос, с такой же нежностью, с какой подносят к губам первый весенний бутон.

А когда первая кадриль закончилась, она уже настолько доверяла, так свободно себя чувствовала и так искренне к нему относилась, что посмела обратиться с такой просьбой, на которую не решилась бы ни одна из девушек даже постарше ее.

- Не оставляйте меня. Я так счастлива, что именно вы мой первый кавалер в танцах. Не сердитесь, но я была бы очень довольна, если бы вы пригласили меня на вторую кадриль, и на лансье, и на вальс.

- Я ваш на весь вечер, - ответил он нежно.

Родители увели домой Лепосаву в два часа ночи.

- На первый раз достаточно, - заявил отец.

- И меня в сон клонит, - сказала мать. Она следовала правилу, по которому матери на вечерах никогда не дремлют, пока у них не подрастет дочь, а как только первый раз привезут ее на бал, тогда и дремлют в свое удовольствие.

Лепосава, довольная балом, легла в постель и закрылась с головой одеялом, чтобы подольше полюбоваться сном наяву. Ей представлялся уже следующий вечер, на котором она обойдется без господина Стояновича: он, такой взрослый человек, не станет все время ею заниматься и, конечно, будет в своей компании. Но благодаря его услуге ее теперь все знают, все интересовались ею и на следующем вечере будут приглашать ее на каждый танец. Она уже приметила одного молодого подпоручика, только что окончившего академию, который все время смотрел на нее. Она хорошо видела, что его взгляд красноречиво говорил:

"На следующем балу я не отойду от вас".

А господин Стоянович? И он ушел с вечера сразу же, как только родители увели Лепосаву. Он думал побыть еще, но его ничего больше не занимало, даже стало скучно. Он поднялся, пошел домой, лег в постель и попробовал заснуть, но не смог. Снова поднялся, выдвинул ящик стола и взял то самое письмо, которое несколько лет назад получил от влюбленной в него девушки. Снова прочел его, прочел второй раз, осторожно, свернул и положил в ящик.

- Только в эти годы любят искренне! - прошептал он и погасил лампу.

III

Разумеется, в доме Лепосавы снова шла борьба. Отец согласился на то, чтобы Лепосава побывала на одном балу, и все. Мать между тем поддерживала желание Лепосавы побывать хотя бы еще на одном вечере. Вот скоро будет вечер женского клуба, а это такие хорошие вечера, и говорят, что на них многие ходят. Лепосава представляла уже себе этот второй вечер и того подпоручика.

Наконец ей сшили новое платье, розовое, так как в первый раз на ней было белое. И в волосы вплели другие цветы, в тон платью, и в зал она вошла свободнее, чем в первый раз, и даже не попросила дядю, чтобы он был под рукой, если вдруг случайно ее никто не пригласит.

И, можете себе представить, насколько она была удивлена, когда к ней снова подошел господин Стоянович. На этот раз она его ни о чем не просила, он сам поспешил заявить:

- Я ваш на целый вечер.

И он был с нею, как и в первый вечер, только теперь разговор между ними шел значительно живее.

- Прежде всего вы должны сказать мне, что вы видели во сне после первого вечера? - начал он.

- Я? Мне снился... второй вечер. Я представляла себе, как будет выглядеть нынешний вечер.

И так разговор шел, шел и шел. Она рассказывала ему о себе, о своих подругах, о своих желаниях и надеждах, обо всем, что ее занимало.

А он ей?.. Он попросил о встрече. Он бы хотел с ней встретиться наедине.

- А зачем? - наивно спросила девушка.

- Я бы хотел откровенно кое-что сказать вам.

- Так скажите сейчас, прямо здесь и скажите...

- Нет... я хотел обстоятельно, очень обстоятельно поговорить.

Она не знала, можно ли пообещать, не была уверена, правильно ли поступит. Между тем в этой просьбе она не видела ничего страшного и опасного; и ей даже не приходило на ум того, что, конечно, пришло бы каждой другой девушке чуть постарше.

Когда он несколько раз повторил свою просьбу, она согласилась. А почему бы не согласиться? Тем более что ей было очень интересно узнать, о чем он с ней хочет поговорить; наверное, это будут какие-нибудь советы: он как старший хочет, очевидно, посоветовать, как ей держать себя на балах.

Она согласилась на встречу, но не смела встречаться вне дома. Пусть он приходит к ним.

- Да, но я хотел бы говорить только с вами, и непременно наедине.

- Я... я не знаю... Но это можно устроить.

- Как?

- А вот. Завтра отец и мать около десяти часов должны идти на панихиду. Я буду дома одна. Вы могли бы прийти к нам с визитом.

- Благодарю вас. Я так и сделаю.

IV

После вечера господин Стоянович еще два часа провел дома на ногах. Он расхаживал взад и вперед по хорошо протопленной комнате, мысленно вспоминая всю свою жизнь, пустую и бесцельную. "Воспоминания, одни воспоминания. Разве может быть более пустой жизнь, чем жизнь, состоящая из одних воспоминаний? Человек может жить воспоминаниями, если они близки, если он с ними, так сказать, встречается. Но чем дальше в прошлое уходят они, тем ощутимее становится окружающая пустота. Вот госпожа Янковичка... Зачем мне это воспоминание? Я знал ее молодой и красивой, с гибким станом, легкую как серна. Помню с голубыми цветами в волосах, с гордым взглядом. А сейчас... она окружена четырьмя детьми, утомлена жизнью, каждый день на базаре покупает для дома баклажаны и огурцы, ее лоб избороздили морщины. Какая польза мне от этого воспоминания? И почему ни с одной из них я не связал свою судьбу, не связал на всю жизнь?.."