- Мужчине, которого мы ищем, нравится связывать девушек, - сказал я, наклонясь поближе, чтобы немного ободрить ее. - Затем он душит их или перерезает им горло.

- Извините, - выговорила она наконец спустя минуту, - это очень тяжело. Я хотела забыть обо всем, но Ивона говорит, что убили нескольких школьниц. Я хочу помочь, правда хочу, но это так тяжело!

Я зажег сигарету и протянул ей пачку. Она отказалась.

- Не будем спешить, Хелен, - сказал я. - Это был клиент? Он приходил на массаж?

- Мне ведь не придется выступать в суде? Я не скажу ничего, если мне придется стоять перед судьей и говорить, что я девушка для развлечения.

- Единственный человек, которому ты все расскажешь, это - я.

Девушка шмыгнула носом без особого энтузиазма.

- Ну ладно, вы вроде ничего. - Она бросила взгляд на мою сигарету. Можно я все-таки возьму одну?

- Конечно, - ответил я и протянул ей пачку.

Первая затяжка, похоже, оживила ее. Ей было неприятно рассказывать свою историю, она смущалась и, возможно, немного боялась.

- Однажды вечером около месяца назад у меня был клиент. Я сделала ему массаж, и, когда поинтересовалась, что будем делать дальше, он спросил, нельзя ли меня связать и что я думаю о французской любви. Я сказала, что это ему обойдется на двадцатку дороже. Он согласился. Ну и вот, лежу я, связанная по рукам и ногам, как цыпленок для жарки. Он кончил, я попросила его развязать меня. Он как-то чудно посмотрел на меня и обозвал грязной шлюхой или чем-то в этом роде. Конечно, привыкаешь к тому, что мужчины становятся грубыми, когда сделали свое дело, будто им стыдно за себя, но я видела: в этот раз что-то не то, поэтому старалась держаться поспокойней. Он вытащил нож и приставил его плашмя к моей шее, будто хотел напугать меня. А я правда перепугалась, чуть было не закричала, но только побоялась, что с испугу он меня тут же зарежет, и еще я подумала, что смогу его как-нибудь уговорить. - Она снова затянулась, держа сигарету дрожащей рукой. - Но для него это был как сигнал - он начал меня душить. Я хочу сказать, он подумал, что я сейчас закричу. Схватил меня за горло и стал сжимать. Хорошо, что одна из девушек по ошибке зашла в комнату. Иначе он меня бы придушил, уж в этом-то я не сомневаюсь. Почти неделю потом на шее держались синяки.

- Что было, когда другая девушка вошла?

- Не могу точно сказать. Мне было не до того. Я еле отдышалась. Где уж тут смотреть, удалось ли ему поймать такси, сами понимаете. Насколько я знаю, он просто схватил свою одежду и смылся.

- Как он выглядел?

- Он был в форменной одежде.

- В какой форме? Ты могла бы сказать поточнее?

Она пожала плечами.

- Что я, Герман Геринг? Черт побери, я не знаю, что это была за форма.

- Ну какого цвета она была - зеленого, черного, коричневого? Давай, девочка, думай. Это важно.

Она сделала глубокую затяжку и нетерпеливо замотала головой.

- Старая форма. Какую раньше носили.

- Ты хочешь сказать, как у ветеранов войны?

- Да, что-то в этом роде, но только в нем было что-то прусское. Ну, знаете - напомаженные усы, кавалерийские сапоги. Да, чуть не забыла, на нем были шпоры.

- Шпоры?

- Да. Которые надевают, когда ездят верхом.

- Что-нибудь еще помнишь?

- На шнурке через плечо у него был бурдюк, похожий на охотничий рог. Он говорил, что в нем шнапс.

Я удовлетворенно кивнул, откинулся на диване и подумал: а как бы это было, если в я ее все-таки поимел? Я впервые заметил желтизну ее кожи на руках - отнюдь не из-за курения, желтухи или ее темперамента, а оттого, что она работала на фабрике боеприпасов. По такому признаку я идентифицировал когда-то тело, выловленное из Ландвера. Это то, чему я научился у Ганса Ильмана.

- Эй, послушайте, - сказала Хелен, - если поймаете этого подонка, окажите ему настоящее гестаповское гостеприимство, а? Тиски для сдавливания больших пальцев и резиновые дубинки, хорошо?

- Барышня, - сказал я, поднимаясь, - можете на это рассчитывать. И спасибо за помощь.

Хелен встала, сложила руки и пожала плечами.

- Ведь я тоже когда-то была школьницей, вы понимаете?

Я взглянул на Ивону и улыбнулся - понимаю, конечно. Потом кивнул в сторону спален, идущих вдоль коридора.

- Когда этот донжуан закончит свое следствие, скажите ему, что я поехал в "Пельцер" допрашивать старшего официанта.

Потом, подумал я, может быть, потолкую с управляющим "Зимнего сада" и посмотрю, что можно из него вытрясти. После этого, наверное, вернусь в Алекс и почищу пистолет. Впрочем, кто знает, может быть, по пути мне придется немного поработать полицейским.

Глава 9

Пятница, 16 сентября

- Откуда вы родом, Готфрид?

Человек гордо улыбнулся.

- Из Эгера, в Судетах. Еще несколько недель, и можно будет сказать - в Германии.

- Можно сказать и по-другому, - заметил я. - Еще несколько недель - и ваша партия судетских немцев втянет нас всех в войну. В большинстве районов, контролируемых СДП, уже объявлено военное положение.

- Мужчины должны быть готовы умереть за то, во что они верят. - Он откинулся на спинку стула и прочертил шпорой по полу Я встал, расстегнул воротник рубашки и перешел на другое место, потому что на меня падала полоса яркого солнечного света, пробивавшегося в окно. День был очень жарким, и в комнате для допросов стояла духота. В такой день чувствуешь себя неважно даже в пиджаке, не говоря уж о старой форме прусского кавалерийского офицера. Но Готфрид Бауц, арестованный сегодня утром, казалось, совсем не замечал жары, хотя его напомаженные усы начали потихоньку обвисать.

- А женщины, - спросил я, - они тоже должны уметь умирать?

Его глаза сузились.

- Не лучше ли вам рассказать, господин комиссар, зачем вы меня сюда притащили?

- Вы когда-нибудь были в массажном кабинете на Рихард-Вагнер-штрассе?

- Нет, не был.

- Вас очень трудно забыть, Готфрид. Не обратить на вас внимания - это все равно что не заметить человека, забравшегося по лестнице на белом жеребце. Кстати, почему вы до сих пор носите форму?

- Я служил Германии и горжусь этим. Почему я не могу носить форму?

Я хотел было сказать, что война давно закончилась, но вспомнил, что вот-вот должна начаться другая, и мои слова, собственно, лишены всякого смысла, особенно для такого болвана, как этот Готфрид.