- И черт с ним! - заметил Ламуль, не любивший жары.

- Да, но куда мы плывем?

- Гребите и не разговаривайте! Разговаривать хуже.

Наступила ночь, причем туман в темноте так сгустился, что, казалось, его можно было откусывать, класть за щеку и, пожевав, выплевывать снова. Абсолютно ничего не было видно. Даже голоса замирали во мраке и казались какими-то чужими и замогильными. Эбьен и Валуа продолжали грести наугад.

- Если этот туман продолжится еще один день, я сойду с ума, - сказал Эбьен.

- По крайней мере, это докажет, что у вас был ум, - ответил Валуа, почему-то находившийся в раздраженном состоянии.

- Милостивый государь!

- Друг мой, - воскликнул Ламуль, - помните, что вы находитесь не за карточным столом, а среди безбрежной водной стихии. Гребите лучше. Может быть, нам посчастливится утром встретить корабль.

Скоро туман начал розоветь и как будто стал прозрачнее и легче.

- Солнце восходит, - произнес кто-то.

- Да, - отвечал Валуа и, оглядевшись, увидал, что все его спутники, не исключая и Эбьена, мирно спали.

- Эбьен, это вы сказали, что солнце восходит? - спросил он, охваченный вдруг суеверным страхом.

Но Эбьен ничего не ответил, а где-то в тумане тот же старческий голос, сказавший, что солнце восходит, запел вдруг лениво и сонно:

О il a des bottes, il a des bottes, bottes, bottes, II a des bottes, bottes, II a des bottes Bastien!

O, il a des plumes, il a des plumes, plumes, plumes, II a des plumes, plumes, plumes, II a des plumes de paon!

И - странное дело - с противоположной стороны другой невидимый звонкий голос вдруг затянул:

C'est la lutte finale!

Groupons nous, et demain L'internationale Sera le genre humain!

Туман вдруг взвился, как большой оперный занавес.

Валуа ахнул и сел на дно лодки.

Кругом расстилалось угрюмое болотистое поле, вдали рисовались силуэты леса, из-за которого торчал призрак готической колокольни. Среди поля на высоких ходулях стоял пастух с морщинистым лицом, давно небритым и покрытым, словно мехом, серо-зеленой растительностью.

Шея старика была повязана грязным шарфом, а в руках он держал чулок, который, по-видимому, намеревался вязать. На другом берегу речонки пастух-мальчишка стоял на таких же ходулях и длинным бичом сгонял сытых овец, прoдолжая напевать ту же песню.

Лодка стояла в глубоких камышах.

От крика Валуа проснулись все путешественники.

- Где же океан? - воскликнул Ламуль.

- В самом деле, - пробормотал Галавотти, - мне случалось терять пуговицы и любовные записки... Но потерять океан так, как мы его потеряли... Нет, сеньоры, честное слово, этого со мной никогда не случалось.

Глава III

Удивительное обстоятельство

- На какой берег вылезать? - спросил Валуа.

- Конечно, на тот, где молодой, - сказал Ламуль. - Эта старая грымза ни черта не сумеет объяснить нам. Это ландейцы - они говорят по-французски, как испанские коровы.

Уткнуться веслом в дно реки, укрепить лодку, вылезти на берег, осмотреться и помассировать отекшие икры - было для путешественников делом одной минуты. Вероятно, полосатые пижамы и белые матинэ, в особенности на Какао, производили здесь, среди ландской равнины, весьма своеобразное впечатление, ибо пастух выпучил глаза и начал щекотать себе нос былинкой.

- Эй, приятель! - крикнул Ламуль, - где тут бли - жайшее почтово-телеграфное отделение? Мне надо послать телеграмму в Париж, в мой банк, чтобы мне перевели деньги.

Молодой пастух посмотрел на них вне себя от удивления.

- Унылая страна, - говорил между тем Галавотти, озираясь, - неужели это и есть Франция? А где же хваленые кафе? Где Эйфелева башня?

- Ну, приятель, слышишь? Я банкир, и мне нужно послать телеграмму в мой банк.

Пастух вдруг, взявшись за бока, разразился таким хохотом, что потерял, наконец, равновесие и шлепнулся на баранов.

- Он сошел с ума,- заметил Ящиков.

- Или пьян.

- Черт с ним. Пойдем по направлению колокольни.

- Да вот тут болото.

- Ерунда! Здешние пастухи ходят на ходулях исключительно из упрямства. Идем, Какао.

Поле, по которому они шли, было в самом деле весьма сухо и прочно. Оглянувшись, путешественники заметили, что пастух продолжает хохотать, держась за живот.

- Эк его корчит,- заметил с раздражением Ламуль.

- Я уверена,- сказала Тереза,- что твое лицо напомнило ему что-то.

Ламуль раздраженно пожал плечами и ничего не ответил.

Скоро они вышли на дорогу и увидали совсем близко городские строения.

Какая-то женщина, счастливая и краснощекая, шла им навстречу, неся на руках и кормя грудью здорового ребенка.

- Вы не знаете, моя милая, - спросил Ламуль,есть в этом городе отделение Лионского кредита?

Глаза женщины изобразили удивление. Даже младенец, и тот, перестав сосать, с изумлением покосился на Ламуля.

- Бросьте вы свои банки,- сказал Валуа,- скажите, красавица, нет ли здесь в городе порядочного человека, у которого другой порядочный человек мог бы занять деньги под словесное обеспечение.

При слове деньги женщина вдруг начала хохотать и, хохоча, пошла прочь, покачивая головой, как бы говоря: "Ну и шутники, уж эти рассмешат".

- Да что они с ума, что ли, все посходили?

Галавотти недовольно покачал головой.

- Веселый народ,- пробормотал он, - только, к сожалению, веселость их не изжаришь и не запечешь, а то бы сытно позавтракали.

При самом входе в город стояла гостиница. Это была древняя гостиница с узкими окнами, и над ее дверью на ржавой цепочке качалась облезлая фигура капуцина верхом на белой лошади.

Около таких гостиниц в былые времена стояли запыленные кони, привязанные к чугунным кольцам, пока их седоки - бесшабашные д'Артаньяны уписывали жареных пулярок, запивая их старым бордоским, и щипали за подбородок пухленьких гасконок.

- Зайдемте,- предложил Валуа,- может быть, нам тут дадут хотя бы сидру и бутербродов.

Они вошли в просторную комнату, пахнущую всеми четырьмя Генрихами. Какой-то человек в очках поднял на них" взор, исполненный вопросительного изумления.

- Я банкир Ламуль, - сказал носитель этого имени,- вот это моя жена, это Роберт Валуа - потомок французских королей, это полковник Ящиков, русский эмигрант и убежденный белогвардеец, это племянник Гамбетты, адвокат Эбьен, это принцесса Какао, это ее муж, некий Фуко, вот это еще профессор... может быть, вы найдете возможным...

Человек в очках, не отвечая, похлопал в ладоши. Вошли трое солдат, вооруженных винтовками, и встали у дверей, как бы загораживая выход.

Человек в очках пометил что-то в толстой книге.

- Хорошо,- сказал он,- ваше дело будет слушаться в трибунале в ближайшую среду... Но, принимая во внимание ваше чистосердечное раскаяние, я не думаю, чтобы вас присудили к особенно тяжелому наказанию.

Солдаты стукнули прикладами об пол и окружили путешественников, которые, потрясенные, молча пошли по коридору.

- Но скажите на милость, - вскричал наконец Эбьен,- что за учреждение помещается здесь, в гостинице.

- Комиссия по борьбе с контрреволюцией,- отвечал солдат с наибольшим количеством нашивок.

Глава IV

Карьера Мориса Фуко

После того как щелкнул замок и часовой мирно зашагал у двери, путешественники, по крайней мере еще час, не могли произнести ни слова.

- Спасибо вам, Ламуль,- заговорил наконец Валуа голосом, дрожащим от бешенства,- вы проявили необычайное остроумие. Нет. Надо же быть патентованным остолопом, чтобы ввалиться чуть ли не в самый трибунал и расписать все наши титулы... Потомок королей, банкир, племянник Гамбеты...

- Я думал, что это хозяин гостиницы и что так он вернее нам отпустит сидру и закусок.

- А вы пробовали когда-нибудь совсем не думать? Получились бы блестящие результаты.

- Надо было бы нам на другой берег вылезти, - пробормотал полковник.