Затем он обернулся к Валерию и приказал ему как можно скорее распределить добровольцев по взводам.

Сводный англо-американский батальон находился в трех верстах от Ческой. Случилось это следующим образом.

Тридцатого июля эскадра интервентов вышла из Мурманска. Тридцать первого часть ее, зайдя в Онежскую губу, высадила в порту города Онеги первый десант. Горсточка красноармейцев в несколько десятков человек, составлявшая здесь городской гарнизон, пыталась оказать сопротивление. Но эта попытка была быстро подавлена огнем с неприятельских судов.

В то время как эскадра направилась дальше к Архангельску, десантный батальон поднялся по реке Онеге к Подпорожью, а затем и к Ческой, стремясь обогнуть ее и добраться лесами до Вологодской железной дороги. Здесь он и столкнулся с дозорами Фролова.

Американцев в батальоне было больше, чем англичан. Их общий начальник, полковник Роулинсон, воображал, что ему удастся пройти по тайге, словно по паркету. Стычки с каким-то большевистским патрулем не смутили его. Гораздо больше беспокоила Роулинсона судьба огромного обоза, где было все, начиная от шоколада и виски и кончая шерстяными свитерами. Обоз связывал маневренность: бросив его, Роулинсон успел бы дойти до дороги Ческая Обозерская и перерезать ее. Но полковнику было жалко бросать обоз.

Когда раздались первые выстрелы, американцы поняли, что бой неизбежен, однако за его исход никто из них не беспокоился. Разведка донесла, что силы большевистского отряда крайне незначительны.

Полковник Роулинсон, младший сын известной в Чикаго семьи Роулинсонов, попал на русский север неожиданно для себя. Он из-за женщины впутался в скверную историю: растратил штабные деньги и, чтобы как-нибудь выпутаться из положения, продал без ведома своей любовницы ее драгоценности. Все это было так грязно и скандально, что даже высшее американское командование не смогло замять дела. Роулинсону предложили немедленно покинуть Париж и отправиться в экспедиционные войска. Уезжая, он цинично заявлял: "Война - это грабеж, грабеж - это деньги, уж там-то, в этой богатейшей стране, я сделаю свой первый миллион".

"Вдруг меня еще ухлопают на этом болоте", - подумал Роулинсон, наблюдая начавшийся бой.

Фигурки, которые он видел в бинокль, приседали на берегу под минометным огнем американцев, прижимались к земле, вскакивали, падали, ползли. Полковник повторял свои приказы. Сейчас работали уже два миномета. Однако крики "ура" и винтовочные выстрелы красных не прекращались. Это начинало беспокоить Роулинсона.

"Надо отъехать подальше отсюда. Ну их к черту!" - полковник изобразил на лице беспечную улыбку и обратился к длинноногому офицеру-артиллеристу, стоявшему сейчас рядом с ним возле молодых елочек:

- Ну, Хэнки... Я поеду к резерву. Когда вы здесь, мне нечего делать.

- Конечно, поезжайте в лес! - Хэнки ухмыльнулся. - Справимся. Очистим дорогу, и все будет замечательно.

Становилось жарко. Хэнки скинул с себя брезентовое военное пальто, широкое, точно капот.

Пожав Хэнки руку и неторопливо усевшись на раскормленного гунтера, полковник поскакал в чащу.

Фролов и Драницын пристроились в большой яме, где когда-то был фундамент и подполье каменного строения. Сейчас от всего этого остались только груда кирпичей и несколько валунов, осевших вместе с почвой. Здесь же находились бойцы из разведки вместе с Валерием, Андреем и стариком Нестеровым.

Разведка сообщила, что на левый берег реки у Ческой переправились лишь неприятельские пикеты, а основные силы англичан и американцев движутся по правому берегу Онеги к тракту Ческая - Обозерская. Минометы противника работали с прежним ожесточением, и невольно возникал вопрос: следует ли продолжать бой и понапрасну губить силы?

- Они хотят занять станцию Обозерскую, - сказал Драницын, подавая комиссару чертеж участка, набросанный им на листке из блокнота. - Вот как все это выглядит! Повидимому, они намерены перерезать железнодорожную линию. Посмотрите!

Фролов взял листок.

- Перерезать железнодорожную линию? - переспросил Фролов, разглядывая чертеж. - А что ж Архангельск, по-вашему, будет смотреть на это, сложив руки?

Драницын отвернулся и с горечью проговорил:

- Простите меня, товарищ комиссар! Я боюсь, что судьба Архангельска предрешена. Если он еще не занят интервентами, так не сегодня-завтра они его займут.

- Вы с ума сошли! - вскричал Фролов.

- Увы, нет, - продолжал Драницын тем же тоном. - Для иных целей интервентам незачем было бы забираться в такую глушь.

Он показал карандашом на то место, чертежа, где была обозначена станция Обозерская.

- Вот! Здесь пересечь дорогу, захватить ее. Может быть, взорвать пути. И тем самым сделать невозможной эвакуацию Архангельска. Он будет отрезан от Вологды. Вот их план.

Не только комиссар, но и Валерий, и Андрей, и даже старик Тихон склонились над чертежом. "Ах, ироды!" - пробормотал старик. Валерий и Андрей переглянулись.

Фролов задумался. Холодный ветер трепал березы. В полуверсте от ямы слышались взрывы мин.

- Тогда мы ляжем здесь костьми, - сказал, наконец, комиссар.

- Смелый идет навстречу смерти со шпагой в руках? Вы правы, товарищ комиссар.

- Да что ты, милый, - заговорил старик. - Ничего не будет! Дьявол лих, зато ангелы добры. Ничего нам не будет.

От слов старика веяло несокрушимым спокойствием. Комиссар встал и спокойно сказал Драницыну:

- Да, мы должны не умереть, а победить. Во что бы то ни стало!

Отряд разделился на две группы. Первая, которой теперь командовал Драницын, оставалась на месте. Фролов со второй группой уходил в лес, с тем чтобы напасть на интервентов с тыла. Услышав взрывы гранат, Драницын должен был сейчас же поднять своих людей в атаку.

Фролов сбросил шинель и положил по две гранаты в оба кармана штанов.

- Как только услышите взрывы, начинайте, - сказал он военспецу.

- Есть, - коротко ответил Драницын.

- Ну, а ты что? Бери! - весело крикнул Валерий, показывая Андрею на ящик с гранатами. Разведчики были включены в группу Фролова.

- Все взяли? - обернулся он к бойцам.

- Все, - послышалось в ответ.

- Ну что ж, товарищ Драницын, - по-прежнему весело сказал Сергунько. Не поминайте лихом...

- Пошли! - приказал Фролов.

Выбравшись вслед за ним из ямы, люди побежали к ручейку, вытекавшему из леса. Ручей был мелкий, с вязким дном. Ложбинка, в которой он протекал, заросла лозняком. Скрытно двигаясь по течению ручья, люди добрались до леса.

- Туда-от, на горелое пойдем, Павел Игнатьевич, - сказал Нестеров. Сгоревшие елки, - он махнул рукой. - Там ихние посты. Там ироды!

Полковнику Роулинсону доложили, что к роте, размещенной у лесной тропы А (так американцы называли в своих донесениях одну из таежных просек), направляются бойцы советского отряда. Эта рота имела сто с лишком штыков и растянулась приблизительно на полкилометра. Боевое охранение состояло из постов и нескольких парных патрулей, обходивших просеку, которая таким образом все время контролировалась.

Почувствовав, что противник намеревается охватить его с тыла, полковник Роулинсон послал из резерва новую роту. Она уже направилась к тропе, но Фролов сумел предупредить события. Его группа вплотную подобралась к американским передовым постам. Комиссар лежал в пятнадцати шагах от одного поста и на таком же расстоянии от другого. Дальше ни ползти, ни прятаться было уже невозможно. Он увидел избушку с разметанной крышей и понял, что там установлен миномет. Кругом слышались голоса американцев. Фролов вскочил, оглянулся и крикнул:

- Вперед, товарищи!

Во главе своих бойцов он очутился на поляне, неподалеку от избушки, и швырнул через разметанную крышу связку гранат. Раздался взрыв. Послышались крики, стоны. Американские солдаты бросились бежать. Офицеры, сами не ожидавшие столь внезапного нападения, пытались удержать своих людей, но солдаты не слушались их. Началась паника.