— Это был итальянский археолог, не так ли? — с уважением заметил я.

— Это — великий предшественник мистера Вальполя, — сказала мисс Ругон.

— Луиджи Пальма Ди-Чеснола — пробормотал Вальполь, бесцеремонно потягиваясь и заложив руки за затылок. Откровенно говоря, от такого поведения да еще в таком месте меня покоробило. — Да, он родился в Турине… Возвратившись из Крымской кампании, пошел на службу к американцам и во время войны с Южными штатами дослужился до бригадного генерала. Позднее стал консулом США на Кипре. Тогда это была завидная должность; она давала ему широкие возможности посвятить себя исследовательской работе.

Я обратил внимание на достаточно культурный язык Вальполя, который приятно контрастировал с его небрежным, а за столом даже заслуживающим осуждения поведением. Невзирая на небрежность в одежде и жестах, которая обычно свойственная многим научным работникам, он производил впечатление очень образованного человека. И хотя я знал, что квалифицированные агенты с целью маскировки нередко проходят тщательную подготовку в определенной области знаний, — да я и сам несколько часов назад начинял свою голову сведениями из археологии, — на протяжении того вечера мне не раз приходило в голову, что наша контрразведка ошиблась. Ни одна шпионская школа в мире не могла бы сделать из Вальполя такого любителя древности, которым он был.

— Поскольку вы, мисс Ругон, и вы, мистер Андерсон, проявили такое большое внимание к моей работе, я хотел бы предложить вам съездить со мной к месту раскопок, — наконец промолвил он. — Послезавтра утром я еду в Акротири; в моей машине хватит места на всех, и я очень хотел бы показать вам поистине удивительное место моих раскопок. А вам мисс Ругон, я еще должен сообщить: там поблизости есть небольшое, но к удивлению чистое озеро — вы могли бы поплавать, сколько вашей душе заблагорассудится.

Я радостно кивнул в знак согласия, и мисс Ругон тоже приняла это предложение.

Мы проживали на разных этажах и потому распрощались в лифте. Добравшись к своей комнате, я приготовил себе тепленькую ванну — и заслуженно; я имел право гордиться успехами первого дня: завоевал благосклонность Вальполя да еще и познакомился с такой прелестной девушкой. Правда, мне было ясно, что Вальполь пригласил меня лишь для того, чтобы удобнее было заманить в свою машину мисс Ругон. Однако от этого ничего не менялось в главном: он дал мне возможность пристально следить за ним самим в течение целого дня.

А может — это предположение пришло мне в голову, когда я уже довольный сам собой лежал в ванне, — может, у него возникло какое-то подозрение? Тогда он, по-видимому, приглашал меня лишь для того, чтобы показом своих раскопок убедить в достоверности этого маскарада.

Обстоятельно поразмыслив, я отбросил такую возможность, принял холодный душ и лег спать. Но сразу заснуть мне не удалось; я несколько раз ловил себя на том, что пытался вызывать в воображении ту белокурую, кареглазую журналистку — ее взгляд, улыбку, звучание ее голоса…

«Не такая уже и плохая работа разоблачать шпионов», подумал я, засыпая.

Выпуклый плексиглас и хромированный радиатор сверкали, осеняемые первыми лучами утреннего кипрского солнца. Натан Ф. Вальполь сел за руль длиннющего фордовского «Линкольна», выпуска 1950 года, в котором мы втроем удобно поместились на переднем сидении; позади сели два турецких землекопа, положив свой шанцевый инструмент в багажник.

— Неубиваемый, надежный автомобиль, — сказал Вальполь с детской гордостью американца, обращаясь к мисс Ругон, которая сидела между нами. — У него под капотом сто пятьдесят две лошадиных силы. Невероятно мощный мотор.

При этом он так резко нажал на педаль, что нас, как в реактивном самолете в момент старта по тревоге, сильно прижало к спинке сидения. Один из турков больно стукнулся головой и что-то затараторил своим вычурным языком.

После такого резкого старта я уже приготовился к наихудшему; однако Вальполь, пока мы ехали путаными улочками столицы, проявил себя чрезвычайно осторожным, даже робким, водителем. Он давал дорогу каждому ослу, запряженному в тележку, ежесекундно сигналил своей музыкальной трехтональной сиреной и каждый раз, когда попадал в водоворот уличного движения, терпеливо ожидал, пока клубок размотается без его участия.

Но едва мы выбрались на шоссе Никозия — Фамагуста, то он уже не смог удержаться от того, чтобы не показать своей очаровательной пассажирке, на что способен его «невероятно мощный мотор». Несколько раз стрелка спидометра переползала через черточку, которая отмечала девяносто миль, и тогда, кроме свиста ветра, к моим ушам долетали из заднего сидения невыразительные заклинания и возгласы, среди которых время от времени можно было разобрать лишь слово «Аллах». По-видимому, это были магометанские молитвы, а может, и проклятия.

Было чудесное солнечное утро — по крайней мере если смотреть перед собой или в стороны. Сзади нас ландшафт закрывала туча пыли длиной с километр, которую вздымали в своем безумном движении колеса нашего автомобиля. Поэтому машина мистера Вальполя немного напоминала реактивный истребитель. Очевидно, и мисс Ругон подумала об этом, потому что сказала:

— Я с нетерпением ожидаю, когда вы уже перекроете звуковой барьер.

После этого Вальполь наконец согласился уменьшить безумную скорость.

Тогда мое внимание привлекли многочисленные значки наших воинских гарнизонов. На всех перекрестках дорог стояли ярко-желтые щиты со стрелками и условными названиями частей; с их помощью английские шоферы могли ориентироваться на местности без карты и не обращаться к местному населению, которое упрямо продолжало оказывать пассивное сопротивление; в некоторых местах щиты были вырваны из земли или просто повалены.

Рядом с шоссе тянулись телефонные кабеля; за городком Мандиа отряд телефонистов чинил линию связи — очевидно, в том месте проводы были перерезаны. Я вспомнил слова подполковника: «Положение на Кипре с точки зрения безопасности далеко не блестяще…» То тут, то там можно было увидеть обнесенные колючим проводом лагеря из палаток или бараков, перед которыми стояли «джипы» и передвижные радиостанции с выгнутыми антеннами. По сторонам шоссе на невспаханном поле я увидел следы танков, а в одном месте мы встретили целую колонну грузовых автомашин. Действительно, английская армия покрыла Кипр густой сетью военных опорных пунктов, и я подумал о том, что Вальполь, где бы он не копался, достаточно легко может вызывать к себе подозрение. На всем острове вряд ли был клочок земли, который бы не находился, по определению подполковника, «на подозрительно близком расстоянии от военных объектов».

Вальполь, казалось, угадал мои мысли, потому что вдруг сказал:

— Оккупация этого острова английскими войсками все же имеет определенное историческое оправдание, хотя Кипр только в 1878 году освободился от турков и стал английским протекторатом, после чего в 1914 году был вдруг аннексирован и лишь в 1925 году объявлений колонией британской короны. Еще приблизительно восемьсот лет тому назад один из английских королей — если не ошибаюсь, Ричард Львиное Сердце — во время Крестового похода присвоил себе этот остров. Позже он подарил Кипр своему вассалу — королю Иерусалима, после чего англичане опять на целых семь веков потеряли этот лакомый кусочек земли.

— Тем лучше они стерегут его теперь, — заметила мисс Ругон.

— Вы, на нашем месте, действовали бы так же, — ответил я.

— Мы, американцы, — сказал Вальполь, — не занимаемся колониальной политикой.

— Потому что значительно проще, — бросил я, — скупить всю экономику страны, а заботы о порядке и спокойствии в ней оставить на своего союзника.

Мне было полностью ясно, что в этой дискуссии они оба были против меня.

— Вы действительно думаете, — спросила мисс Ругон, — что порядок и покой оказались бы в опасности, если бы английские войска покинули остров?

— Конечно, — ответил я. — Местные греки сразу накинулись бы на турецкое население.