— Пока еще, — сказал Вальполь, — они лишь кидают камнями в наших британских друзей. По этой причине я велел прикрепить к своей машине огромную табличку с надписью «Соединенные Штаты».

— Будем надеяться, что это вам поможет, — раздраженно ответил я.

К счастью, в этот миг Вальполь свернул вправо на плохую полевую дорогу, которая поглотила все его внимание, и наш неприятный разговор оборвался. При этом он так резко повернул, что в багажнике затарахтел шанцевый инструмент, а мисс Ругон прижалась к Вальполю. Возможно, он сделал это преднамеренно: пожилые мужчины, которые уже не рассчитывают, что им удастся обнять привлекательную женщину без ее разрешения, иногда прибегают к таким приемам. Во всяком случае я с раздражением воспринял его бестактный маневр.

Теперь справа от нас было южная гряда кипрских гор, наивысшей точкой которой является двухкилометровая вершина Троодоса. Они постепенно снижаются к востоку целым рядом меньших гор, как, например, Махерас или Ставровуни, которая была в древние времена своего рода Олимпом. Эти горы тянутся вплоть до портового города Ларнака, из которого идут подводные кабели к Мальте и Александрии. Перед нашими глазами открылась величественная панорама.

Через полчаса езды по волнообразной местности наш «Линкольн» выбрался на высокий холм, обрамленный стройными кипарисами, покрытый колючим кустарником и усеянный диким камнем. Вальполь дал нам понять, что мы уже близко к цели.

Наконец машина остановилась, хозяин наш выпрыгнул из кабины, отбежал несколько шагов в сторону, и в то же мгновение я услышал какой-то невыразительный крик, — так кричит человек от испуга или в страшной ярости.

— Вы только взгляните, — звал Вальполь, дрожа от гнева, — подойдите сюда, посмотрите!

Он побледнел от возмущения. Мы спустились в впадину и сразу же поняли, что его так волновало: достаточно длинная траншея почти совсем была засыпана землей и галькой.

Вальполь сыпал проклятия, губы его дрожали; подняв крепко сжатые кулаки и выпятив свой орлиный нос, он напоминал фигуру библейского пророка, который в гневе предостерегает или проклинает грешный израильский народ.

Увидев Вальполя таким раздраженным, я еле удержался от замечания что он неосмотрительно забыл и над своей траншеей поставить большой щит с надписью «Соединенные Штаты»; ведь не было сомнения что это сделали местные повстанцы, которые, скорее всего, думали, что тут будет заложен фундамент нового военного объекта. Между прочим, у меня в голове проскользнула мысль, что он и сам мог быть виной этой диверсии… Однако я сразу отбросил это предположение, т. к. его возмущение, безусловно, было настоящим.

— Надеясь, сэр, — сказал я сочувственно, — что они не повредили хотя бы те ценности, которые еще не раскопаны.

— Конечно нет, — с досадой ответил он. — Но сколько пройдет времени, пока мои люди выбросят всю эту нечисть. А мы тем временем станем похожими на замазур!

— Жаль, — сказала мисс Ругон, — но в три часа мне снова надо быть в Никозии: верховный комиссар проводит пресс-конференцию.

— Мне очень жаль, что так разочаровал вас, — пробурчал Вальполь, к которому наконец вернулось самообладание.

— Я хоть скупаюсь тут, — крикнула наша спутница и помчалась к автомобилю переодеться.

— Озеро на другой стороне, — бросил вдогонку Вальполь.

Когда мы вышли на противоположную сторону холма (оба турка в это время принялись за работу), я увидел окруженное карликовыми кедрами волшебное зелено-голубое озеро, а немного дальше на запад — английский аэродром Акротири. Отлично было видно длиннющие желто-серые ангары, аэродромный флюгер метеорологической станции в виде полосатого бело-красного мешка и выпуклую решетчатую антенну радара. С аэродрома доносился пронзительный рев моторов.

— Хотите взглянуть? — спросил Вальполь, услужливо подавая мне мощный бинокль, который неизвестно откуда появился в его руках.

На переднем плане в бинокль я увидел выстроенную в строгом порядке целую эскадрилью легких реактивных бомбардировщиков типа «Канберра В-2». За ними на параллельных взлетных полосах поднимались три реактивных истребителя «Джевелен», которые могут летать в любую погоду; в стороне, около ангаров, стояло несколько четырехмоторных транспортных самолетов «Беверли». Низко над землей мерцал раскаленный воздух, и поэтому картина немного расплывалась; и все же я смог легко прочитать условные буквы и цифры на фюзеляжах машин.

У меня аж пересохло во рту. Точно — это был идеальный пункт для наблюдения за аэродромом; и словно специально именно тут Вальполь разыскивал экспонаты кипрской древности — но нашел ли их он?

— Вам случайно не мешает этот шум? — спросил я его, чтобы как-то нарушить молчание.

— Привыкнуть к этому не тяжело, — ответил он.

Первый истребитель с грохотом пронесся над нами; я увидел на концах дельтообразных крыльев опознавательные знаки — голубо-бело-красные окружности, а ближе к фюзеляжу — условные буквы и цифры: Т 309… Специалисту этого было достаточно, чтобы определить к какой эскадрильи принадлежит самолет, его назначение и цель полета. Я, между прочим, подумал о том, что, очевидно, кто-то из пилотов заметил, как Вальполь следил за аэродромом, и доложил контрразведке штаба воздушных сил на Среднем Востоке. Конечно, не все представляют, какие мелочи можно увидеть с воздуха. Но с помощью нескольких учебных фотоснимков с самолета не тяжело было обнаружить наблюдательный пункт Вальполя.

Мисс Ругон пробежала около нас и исчезла за кедрами; в тот же миг мы услышали как она прыгнула в воду.

Поскольку эти мои воспоминания касаются очень серьезных вещей и пишутся не для какого-то пустякового иллюстрированного журнала, я не буду описывать ее вид в купальном костюме. Но ее пример стимулировал и меня — я обливался потом от немилосердной жары, поэтому сказал Вальполю:

— Я тоже прихватил с собой трусы и если вы ничего не имеете против, немного освежусь.

Я спросил его просто из вежливости, ведь Вальполь не был владельцем этого живописного озера и не имел оснований обижаться, если бы я оставил его на несколько минут с теми турками. Но я ошибся: он воспринял это неодобрительно.

— Наверно, не стоит, мистер Андерсон, — коротко возразил он, прикусив губу. — Я предлагаю вернуться назад. Как только придет мисс Ругон, мы уедем отсюда — сегодня нам тут нечего делать.

Вернувшись домой, я лег на диван и начал подводить итоги дня. С уверенностью можно было сказать только одно: больших успехов не было. Я все еще не знал кто такой на самом деле Натан. Ф. Вальполь; все время сомневался в своих соображениях, а каких-либо основаниях для его ареста нечего было и говорить.

Занимался ли он в самом деле шпионажем? Некоторые факты, как выбор места раскопок, его прекрасный бинокль, говорили за, но большая часть — против. Там, на холме, когда он увидел разрушенную траншею, его охватила настоящая ярость. Если бы он копался там только, чтобы замылить глаза контрразведке, то вряд-ли разошелся бы так. Неужели он сам разрушил траншею?

Такая версия могла быть верной, если бы он разгадал мою роль или хотя бы подозревал меня. В таком случае он, вероятно, использовал день между приглашением и нашей поездкой в Акратори для того, чтобы засыпать яму… Может боялся, что такой знаток, которым он меня считал, внимательно осматривая сделанную им для отвода глаз «археологическую траншею», не признает ее настоящей? Но тогда он должен был бы позаботиться о том, чтобы добыть настоящие памятки древности и продемонстрировать их мне на месте раскопок другой раз — ведь яма была его алиби. Неужели и сегодня его ярость была ненастоящей? Неужели можно так прикинутся? Нет, по-моему, это невозможно.

И еще одно наблюдение отрицало слишком уже сложную и поэтому ошибочную концепцию преступления: Вальполь совсем не пытался заинтересовать меня своей персоной, усыпить мою бдительность любезной предупредительностью; наоборот, он не раз давал ощутить свою антипатию ко мне, причина которой, без сомнения, крылась в личности мисс Ругон. В конце он очень грубо препятствовал мне скупаться с этой девушкой. Значит, он ревновал, это безусловно. Но агент никогда не может позволить себе такую роскошь, как поддаться своим эмоциям. В борьбе на этом тайном фронте его жизнь висит на волоске, и кто забывает об этом, тот или дурак, или никудышный агент.