Персис Форд, откинув назад свои густые, цвета меда локоны, показала ему язык. Персис была большой любимицей «дяди Гила».

— Мы изображали воющих дервишей, так что, конечно, нам приходилось завывать, — объяснил Кеннет.

— Посмотри, на что похожа твоя рубашка, — сказала Лесли довольно сурово.

— Я упал в песочные куличики Ди. — В тоне Кеннета явно звучало удовлетворение. Он терпеть не мог эти накрахмаленные, безупречно чистые рубашки, которые мама заставляла его надевать, когда он шел в Глен.

— Мамочка, милая, — просительно сказал Джем, — можно мне взять те старые страусовые перья на чердаке? Я пришью их сзади к штанам. Завтра мы играем в цирк, и я буду страусом. А еще мы хотим, чтобы у нас был слон.

— Знаете ли вы, что нужно шестьсот долларов в год на то, чтобы прокормить слона? — очень серьезно спросил Гилберт.

— Воображаемый слон не стоит ничего, — терпеливо объяснил Джем.

Аня засмеялась:

— Хвала небесам, нам никогда нет нужды экономить в наших фантазиях.

Уолтер не сказал ничего. Он немного устал и был рад просто присесть на ступеньку рядом с мамой и прислониться темной головкой к ее плечу. Смотревшая на него Лесли подумала, что перед ней лицо гения, с отвлеченным, устремленным вдаль взглядом существа с далекой звезды. Земля не была его родиной.

Все были очень счастливы в этот золотой час золотого дня. С берега гавани доносился негромкий и мелодичный звон церковного колокола. Луна рисовала узоры на воде. В серебре дымки мерцали дюны. Ветерок приносил запах мяты, и какие-то невидимые розы наполняли воздух головокружительно сладким ароматом. И Аня, устремив на лужайку мечтательный взгляд серых глаз, которые и теперь, когда у нее было шестеро детей, по-прежнему оставались юными, думала о том, что нет в мире ничего более странного и таинственного, чем ломбардский тополь в лунном свете.

Затем она погрузилась в размышления о Стелле Чейз и Олдене Черчиле, из которых ее вывел Гилберт, спросивший, о чем она задумалась.

— Я имею серьезное намерение попробовать свои силы на поприще сватовства, — отвечала Аня.

Гилберт взглянул на Оуэна и Лесли с притворным отчаянием:

— Я так боялся, что когда-нибудь это снова проявится. Я сделал все, что было в моих силах, но невозможно исправить прирожденную сваху. У нее просто страсть к этому занятию. Число людей, которых она поженила, невероятно. Я не мог бы спать спокойно по ночам, если бы имел такое на совести.

— Но все они счастливы! — запротестовала Аня. — Я действительно могу считаться экспертом по этой части. Подумай обо всех тех браках, которые я устроила — или устройство которых мне приписывается, — Теодора Дикс и Людовик Спид, Стивен Карк и Присси Гарднер, Джанет Суит и Джон Дуглас, профессор Картер и Эсми Тейлор, Нора и Джим, Дови и Джарвис…

— О, я признаю это. Моя супруга, Оуэн, всегда полна радужных надежд. Чертополох может, на ее взгляд, принести урожай инжира в любое время. Вероятно, она продолжит женить и выдавать замуж, пока не станет взрослой.

— Я думаю, что она имела отношение к заключению еще одного брака, — заметил Оуэн, улыбаясь своей жене.

— Только не я! — тут же отозвалась Аня. — Возлагайте всю вину на Гилберта. Я изо всех сил старалась убедить его, что не следует делать операцию Джорджу Муру. Говоришь, не спал бы по ночам… бывают ночи, когда я просыпаюсь в холодном поту после того, как увижу во сне, что мои уговоры подействовали.

— Ну что ж, говорят, что только счастливые женщины занимаются сватовством, так что очко в мою пользу, — заявил Гилберт самодовольно. — И кто же намеченные жертвы на этот раз, Аня?

Аня только улыбнулась в ответ. Сватовство — занятие, требующее проницательности и осмотрительности, и есть вещи, которые не говорят даже мужу.

В эту и несколько следующих ночей Аня часами лежала без сна, размышляя об Олдене и Стелле. У нее было ощущение, что Стелла мечтает о браке, о собственном доме, о детях. Однажды вечером она упросила позволить ей искупать Риллу. «Так приятно купать ее, такую маленькую, пухленькую, с ручками и ножками в перевязочках», — сказала она тогда. В другой раз заметила, робко и застенчиво: «Как это восхитительно, миссис Блайт, когда к тебе протягиваются прелестные маленькие атласные ручки! Младенцы само совершенство, правда?» Будет очень обидно, если брюзгливый отец помешает расцвести этим тайным надеждам.

Это был бы идеальный брак. Но как устроить его, когда все, кто имеет отношение к этому делу, упрямы и своенравны? Ибо упрямством и своенравием грешили не только старшие. У Ани были основания подозревать, что и Олден, и Стелла имеют те же склонности. Здесь требовался подход совершенно отличный от тех, что применялись во всех предыдущих случаях. И тут, очень кстати, она вспомнила отца Дови.

Воспрянув духом, Аня взялась за дело. С этого часа, считала она, Олден и Стелла все равно что женаты. Нельзя было терять времени. Олден, который жил в Харбор-Хеде и посещал англиканскую церковь на другой стороне гавани, еще даже не был знаком со Стеллой Чейз — возможно, даже никогда не видел ее. В последние несколько месяцев он не волочился ни за какой девушкой, но мог начать в любой момент. У миссис Свифт в Верхнем Глене гостила очень красивая племянница, а Олден всегда обращал внимание на новых девушек. Значит, первое, что требовалось сделать, это познакомить Олдена и Стеллу. Как же это сделать? Нужно было постараться, чтобы все произошло под внешне самым невинным предлогом. Аня долго ломала голову, но не смогла придумать ничего более оригинального, чем устроить вечеринку и пригласить на нее обоих. Ей не совсем нравилась эта идея. Стояла слишком жаркая погода, и молодежь в Четырех Ветрах была такая шумная. Аня знала, что Сюзан никогда не согласится устроить вечеринку в Инглсайде без предварительной тщательной уборки всего дома от чердака до подвала, а Сюзан с трудом переносила жару в это лето. Но благое дело требует жертв. Джен Прингль, бакалавр гуманитарных наук, написала, что хотела бы в ближайшее время нанести давно обещанный визит в Инглсайд, и это будет самый подходящий повод для вечеринки. Удача, казалось, сопутствовала Ане. Джен приехала, приглашения были разосланы. Сюзан подвергла придирчивому осмотру весь Инглсайд… Вдвоем с Аней в самую жару они не выходили из кухни, готовя угощение.

Вечером последнего дня накануне приема гостей Аня чувствовала себя ужасно усталой.

Жара изматывала. Джем лежал в постели с приступом того, что, как втайне опасалась Аня, было аппендицитом, хотя Гилберт беспечно определил болезнь как «всего лишь зеленые яблоки». Заморыш оказался ошпарен почти до смерти, когда Джен, вызвавшись помочь Сюзан в кухне, опрокинула прямо на него стоявшую на плите кастрюлю с кипятком. Болела каждая косточка Аниного тела, болела голова, болели ноги, болели глаза. Джен в небольшой компании молодежи отправилась посмотреть маяк, посоветовав Ане немедля идти в постель, но вместо того, чтобы лечь спать, Аня, хотя во дворе было сыро после вечерней грозы, села на крыльцо и поговорила с Олденом Черчилем. Он пришел, чтобы забрать лекарство для страдающей бронхитом матери, но не захотел зайти в дом. Аня подумала, что это ниспосланный небом удобный случай, так как ей очень хотелось поговорить с ним. Они были довольно хорошо знакомы, так как Олден часто заходил в Инглсайд за лекарствами.

Он сидел на ступеньке, прислонив слегка откинутую назад голову к столбику крыльца. Глядя на него, Аня подумала, что он очень красивый молодой человек — высокий, широкоплечий, с мраморно-белым лицом, никогда не покрывавшимся загаром, с ярко-голубыми глазами и жесткими, черными как смоль волосами, подстриженными ежиком. У него был всегда веселый голос и приятная почтительная манера держаться, которая нравилась женщинам всех возрастов.

Он провел три года в учительской семинарии в Шарлоттауне и надеялся поступить в Редмондский университет, но мать не дала согласия, сославшись на указания Библии, и Олден, не слишком огорченный, занялся фермерством. Ему нравилось это занятие, говорил он Ане, оно давало свободу, независимость, возможность работать на свежем воздухе. Он унаследовал талант матери наживать деньги и обаяние отца. Неудивительно, что его считали чем-то вроде желанного выигрыша в брачной лотерее.