Переходя теперь от Вавилонии к Финикии, мы находим здесь ту же Иштар, но только под несколько иным, по произношению, именем богини Астарты, — матери и возлюбленной местной разновидности Таммуза-Адониса. Согласно сказаниям о них, Адонис, плод кровосмесительного брака, красавец-юноша и страстный охотник, делается возлюбленным Астарты, называемой иногда греческим именем Афродиты.

Однажды на охоте в горах Ливана дикий кабан смертельно ранит его. Богиня находит окровавленный труп, оплакивает его, погребает, после чего умерший воскресает возносится на небо. Таким образом, в его лице мы опять встречаемся с образом умирающего мучительной смертью и воскресающего божества, — финикийского «спасителя», имя которого или, вернее, прозвище «Адонис» означает в переводе: «господин, господь».

Культ Астарты и Адониса существовал в Финикии издавна и главным центром своим имел город Библ, где находится огромный и особопосещаемый храм названной богини. Греческий автор Лукиан, в свое время посетивший город и храм, дает нам любопытное описание тамошнего празднования смерти и воскресения «господа».

Финикийский господь Адонис подносит богине Астарте результат своей охоты — зайца.

На основании его и ряда других свидетельств мы можем приблизительно восстановить картину этой финикийской «пасхи».

В определенные дни конца лета устанавливался семидневный пост, наступала финикийская «страстная седмица». В продолжение ее вспоминали трагическую участь «спасителя» и неутешную скорбь его матери-возлюбленной. Вместе с крайним постом вводился траур; все всячески старались выразить свою скорбь. Женщины с распущенными волосами, умышленно небрежно одетые, носились толпами по улицам и с воплями взывали: «увы, господи!»

Днями они причитали это и рыдали также на порогах своих домов или у храмов. Некоторые из поклонников Адониса кружились в бешенной пляске, под звуки возбуждающей музыки, опьяненные облаками ладана, и наносили себе кровавые раны. На ряду со всем этим имела место массовая женская религиозная проституция: женщины в служение Астарте отдавались за деньги на храм и жрецов иностранцам.

Тогда же в различных местах устанавливались «плащаницы» — погребальные ложа с изображением умершего господа; над последними совершались все те обряды, кои обычно исполнялись при погребении трупа: их обмывали, умащали, обвивали в погребальные пелены, украшали цветами. Вокруг них разыгрывалась страстная история Адониса. На седьмой день происходило самое погребение его: одну из плащаниц — гроб со статуей несли в торжественной процессии и с пением погребальных песен в могильную пещеру и оставляли там. К этому же времени изготовляли также и всюду расставляли, так называемые, садики Адониса; так назывались горшки или корзины, наполненные смоченной землей, куда сеяли быстро прорастающие семена ячменя, латука и др. растений.

На следующий день имело место главное торжество: возвещалось что Адонис воскрес; скорбь сменялась необузданной радостью, траур и пост прекращались; все одевались в праздничные одежды, в воздухе слышались ликования по случаю победы господа над смертью и верующие при встрече друг с другом обменивались вместо приветствия словами «Адонис воскрес!». Тогда же плащаница выносилась из могильной пещеры и совершалось торжественное храмовое богослужение. Все это происходило ежегодно, что видно также из слов церковного писателя Иеронима о финикийцах: «Каждый год они справляют праздник в честь Адониса, в течение которого женщины сначала оплакивают его, как умершего, а затем воспевают и славословят, как воскресшего».

Данный праздник со всем культом Астарты и Адониса вообще был распространен по всей Передней Азии, а также был занесен купцами и надолго привился в северной Африке и некоторых местах Европы, например, в древней Греции. Всюду, куда только проникали финикийские купцы и где они основывали свои торговые конторы, вышеназванные божества находили себе прием и поклонников. Этому способствовало также то, что они были тожественны знакомым нам вавилонским божествам— Иштар и Таммузу, являлись лишь их местными разновидностями и потому легко принимались на всем протяжении господства вавилонского влияния и культуры. Ко всему этому надо присоединить еще то, что они были поставлены в тесную связь с производством, особенно — с сельским хозяйством, и считались его небесными покровителями.

Действительно, Адонис, подобно своему вавилонскому двойнику Таммузу, был божеством хлеба полевых злаков и всей растительности вообще, что видно как по его мифу, так по летнему празднику, ряду других моментов и прямым указаниям древних авторов.

Хорошим доказательством растительной природы Адониса являются его «садики», т. е. горшочки с землей, в которых в течение семи дней страстной седмицы, к финикийской «пасхе», проращивали семена ячменя, пшеницы и которые в день его «воскресения» бросались в воду.

Садики Адониса — горшки или корзинки с проращиваемой зеленью в целях магически воздействовать на рост хлебов.

Они, с одной стороны, подчеркивали эту его природу; с другой — имели производственно-магический характер: с их помощью древние старались магически-чародейски воздействовать на лучшее прорастание и произрастание посевов и всей растительности и обеспечить их необходимыми дождями, достаточным количеством влаги. Таким образом, здесь пускался в ход основной принцип подражательной магии, гласившей, что для вызова какого-либо желательного явления нужно подражать ему в обряде; например, для получения дождя необходимо лить или брызгать воду на землю или в воздух; для скорейшего роста хлебов и лучшего урожая необходимо искусственно быстро прорастить семена, и т. п.

Думается, после всего этого производственная, земледельческая подкладка главного праздника в честь Адониса и растительная, «хлебная» природа его самого ясны. Однако, — заметим здесь, — природа эта не была у него изначальной, а является позднейшим наслоением. Некоторые детали приведенного нами мифа о нем и другие элементы выдают нам, что первоначально он был не растительным божеством, а священным, тотемным животным финикийцев (и вавилонян) — кабаном, вепрем, или животным, звериным божеством — кабаном. Было это тогда, когда финикийцы занимались еще, главным образом, охотой, особенно на диких кабанов, во множестве водившихся в горных дубравах Ливанского хребта, и не знали человокоподобных божеств. На это намекают детали о любимом занятии Адониса охотой и о ранении его кабаном, а также запрет финикийцам вкушать свиное мясо, исключая особых, культовых случаев.

Убиваемый кабаном Адонис некогда сам был диким кабаном, которого, как божество, убивали на главный праздник и мясом с кровью которого «приобщались» члены отдельных родовых кланов, родов для укрепления своих родовых уз и связей. Позднее, с разложением тотемизма на почве роста производительных сил первобытного человека, с увеличением власти над природой и с переходом к земледелию, произошел процесс «очеловечивания» звериного божества: божественный кабан-тотем Адонис был превращен в божественного юношу-охотника, а кабан был поставлен с ним в мифологическую связь путем создания сказки о роковой охоте. Вместе с тем Адонис был наделен чертами растительного, земледельческого божества, а его праздник связался с сельским хозяйством и жизнью нивы, хлебов.

Точно такую же картину мы наблюдаем относительно финикийской или переднеазиатской «богоматери» Астарты. Адонис, подобно Озирису и Таммузу, был обычно растительным божеством. Отсюда— Астарта, подобно Изиде и Иштар, была все той же богиней женского начала, плодородия, производительных сил земли и природы. Поскольку земледелие играло огромную роль, постольку и культ ее был широко распространен по Азии, Африке и даже Европе, отнюдь не соперничая, а мирно уживаясь и, как увидим дальше, прямо сливаясь с местными культами родственных ей по природе богинь. Однако, как и у Адониса, эта сторона Астарты не была изначальной, и мы находим следы ее более древней природы, — тотемистической.