Диннар провёл у круглого озера почта все два тигма Великой Ночи. Тагай тоже пытался говорить с Камой, но богиня была совершенно глуха к его заклинаниям. Диннара она слышала. Он это знал, и его злило молчание богини. Почему она не хочет с ним говорить?

— Ответь мне хоть что-нибудь, Трёхликая, — просил он, — Скажи, что меня ждёт. Я всегда боялся об этом думать, но как бы мы ни боялись будущего, оно всё равно идёт нам навстречу. Одни называют меня сыном Маррана, другие — сыном тёмного бога. Моё рождение окутано тайной. Моё будущее темно. Наверное, я и впрямь порождение тьмы, которую ты любишь. Если мой путь лежит во тьме, помоги мне его увидеть. Я вижу в темноте не хуже любого зверя, но в отличие от зверя не вижу тропу, по которой мне надо идти. Я не зверь и не совсем человек. Меня называют богом, но я могу умереть. Люди меня боятся, а я боюсь самого себя.

Незадолго до Великой Ночи Диннар достроил в Сатхаме храм Чёрной звезды — невысокое пятиугольное здание из серого турма и тёмного, местами до черноты, синевато-лилового хальциона. Он отделал его танаритом и серебристым зиннуритом, а полупрозрачный диуриновый потолок должен был пропускать лунный и солнечный свет. Диннар видел храмы, построенные по такому принципу в тех картинах-видениях, которые благодаря стараниям Махтума посылала Кама. Изнутри храм был облицован танаритом, и везде — на чёрных стенах и гладком чёрном полу — сверкали объёмные звёзды разной величины, сделанные из прозрачного диурина — голубоватого, лилового и совершенно бесцветного. И ещё здесь были две статуи. Две фигуры — мужская и женская — стояли среди каменных звёзд. Владыка и владычица Чёрной звезды. Танамнит и его возлюбленная. Танамнит казался двойником Диннара, только немного повзрослевшим, а его супруга была скульптурной копией того портрета аттаны Диннары, который так хорошо запомнил её сын. Все говорили, что это лучший из её портретов.

Танамнит и его возлюбленная стояли лицом друг к другу. Их разделяли примерно три капта, а между ними, как раз в самом центре храма, сияла диуриновая звезда. Диннар сделал её из прозрачного бесцветного камня. Иногда в лунные ночи она становилась совершенно белой.

«Что-то не так, — размышлял Диннар. — Ведь это храм Чёрной звезды… Может, взять другой камень — хотя бы лиловый иди красный… Но тогда не будет такого удачного освещения. Фигуры потеряются… Ладно, если верить Махтуму, всё в мире имеет свою противоположность. Будем считать, что это белый двойник Чёрной звезды. В лунные ночи пустыня выглядит как белый двойник тёмного неба. Пусть Танамнита и его супругу окружают светлые звёзды. Ведь Чёрная звезда и в небе окружена множеством белых, голубых и жёлтых звёзд».

Великая Ночь всегда пугала людей. В небе целых два тигма не было ни солнца, ни яркой луны. Только бледная Кама слабо светилась среди звёзд. Она напоминала Диннару маленькое тусклое оконце… Окно, которое ему никогда не открыть. Он уже почти смирился с этим, когда Трёхликая неожиданно послала ему видение.

В тот день он уснул прямо на полу возле круглого озера, и богиня явилась ему в образе женщины со светлыми волосами и светлыми глазами, сияющими, словно две маленькие луны, на её мрачноватом смуглом лице. Диннар не мог определить, стара она или молода, красива или нет. Казалось, все эти понятия к ней вообще неприменимы. Она что-то говорила. Диннар не понял ни слова, а когда проснулся, обнаружил, что озеро светится странным мерцающий светом. Потом оно померкло и стало похоже на потемневшее металлическое зеркало, в котором Диннар увидел девушку… Или женщину? Он опять поймал себя на том, что затрудняется определить её возраст. Тонкой девичий стан и нежная красота говорили о юности, но на бледном чуть надменном лице лежала печать зрелого ума и глубокой печали. Волосы незнакомки сияли, как серебро под луной. И глаза у неё были какие-то странные — серебристые, ясные и… совершенно непроницаемые. Видение исчезло очень быстро, и Диннар был в отчаянии. Он мог бы смотреть на прекрасную незнакомку хоть целую вечность. Он не отошёл бы от озера даже под страхом голодной смерти, если бы знал, что, пока он на неё смотрит, она не исчезнет. Что это? Очередная насмешка богини?

«Эта женщина слишком красива, чтобы быть реальной — думал Диннар. — Зачем Кама послала мне этот призрак? Если бы я мог его удержать! Если бы я мог овладеть камангой! Трёхликая смеётся надо мной. Она дразнит меня, показывая то, чего я никогда не смогу получить».

Ни одна из многочисленных попыток сделать статую незнакомки не увенчалась успехом. Девушка с серебряными волосами поразила Диннара своей красотой, но рассмотреть её как следует он не успел.

«Ну и ладно, — говорил он себе. — Может, поглядев на неё подольше, я нашёл бы массу недостатков и избавился от этих чар. Она слишком бледна, а лицо длинное… И вообще в ней что-то не так…»

В облике незнакомки не было гармонии… Или чего-то ещё, что Диннару хотелось бы восполнить. Для этого он должен был увидеть её снова, но Кама не слышала его заклинаний. Вернее, не хотела говорить. Как будто сказала слишком много и жалела об этом.

В Лунном городе постоянно горели диуриновые фонари, которые Диннар установил ещё в начале Великой Ночи, однако люди всё равно боялись отходить далеко от своих жилищ. Еды и топлива на эти два тигма было заготовлено достаточно, так что марвиды и марканы целыми днями сидели в подземельях возле костров. В это время цикла было холодно.

Диннар чуть ли не каждый день совершал прогулки по тёмной пустыне, пешком или верхом на каком-нибудь из своих каменных зверей. В Сатхаме тоже горели фонари, но её улицы были совершенно безлюдны. На период Великой Ночи Диннар приостановил здесь всякие работы. Город напоминал царство теней и статуй. Каменные существа и их бесплотные чёрные двойники… Как будто каменный бог и царь тьмы установили здесь двоевластие. Обычных фонарей в Сатхаме было немного. Большинство улиц освещали либо фигуры, целиком сделанные из диурина, либо изваяния чудовищ с диуриновыми глазами, которые ярко горели в темноте.

Диннар бывал здесь часто. Он бродил по сумрачному городу среди своих творений и чувствовал себя потерявшимся ребёнком. Его называли то Аль-Марран, то сын Танамнита, но он не знал своего отца. А мать видел только на портретах. Сейчас она стояла в храме Чёрной звезды и смотрела на его каменного двойника. Каменная мать и каменный сын…

«Если дать статуе тонкое тело и душу, получится неуязвимое бессмертное существо, — думал Диннар. — Овладев камангой, можно стать богом…»

В конце Великой Ночи ему приснилась мать. И не просто приснилась. Она с ним говорила. Как тогда, четыре года назад, когда ему казалось, что он умрёт от ран, полученных в тоннеле.

— Не повторяй моих ошибок, — сказала мать, — Ты сильнее меня, и твои ошибки могут иметь ещё более ужасные последствия. Мы и так бессмертны, Диннар. Душа проживает множество жизней. Я уже пыталась сделать бессмертной плоть, но душу этим не вернёшь… Мы не властны нарушать порядок, установленный Нумаргом. Поместить бессмертную душу в бессмертное тело — не значит ли это обречь её на вечные страдания? Не мечтай стать богом, сын мой. Ты человек. Ты можешь умереть. Ты считаешь, что в этом наше несовершенство. Наверное, так и есть, но это ещё и великая милость, которую даровали нам боги и которую мы не умеем ценить.

Диннар иногда рассказывал свои сны Махтуму. Камаиты обычно были неплохими толкователями сновидений. Этот сон он рассказывать не стал. Только спросил, что означает явление покойного родича и его попытка о чём-то предостеречь.

— Это бывает, когда нафф умершего витает поблизости и много о тебе знает?

— Да, — сказал Махтум. — Если тебе кто-то здорово докучает, вспомни, кого ты в последнее время делал из камня. Каменное изваяние покойного притягивает к себе его нафф. Если она, конечно, не вселилась в новое тело и не ведёт другую жизнь.

А вернулся Махтум в самом начале весны. Встретив его у выхода из тоннеля, Диннар сразу понял, что перед ним человек, потерпевший поражение.