Внутри меня встретил лишь пожилой сторож Иван Яковлевич, сообщивший, что начальник конторы спешно уехал сегодня утром на два дня к маме в другой город, объявив в связи с этим незапланированные выходные для всех работников. Это выглядело странным, так как наш босс вовсе не отличался особой сентиментальностью и поездку к маме планировал лишь через два месяца во время отпуска, несмотря на то, что - судя по слухам - она часто ему звонила и с горечью причитала, что он уделяет ей мало внимания. Да, сегодняшний день уготовил для меня немало сюрпризов. Хорошо, что они большей частью оказались приятными (а кому не хочется отдохнуть лишних пару дней?), но что еще ждет впереди?

Впрочем, поводов для уныния не было, и я решил, воспользовавшись выдавшимся выходным, навестить своего давнего приятеля - художника по прозвищу Бонч-Бруевич, - с которым мы когда-то вместе учились в институте. Экономиста из него не вышло, но он, как я знал, и не расстраивался по этому поводу, всецело погрузившись в рисование обнаженных тел и тусуясь среди городской богемы. Бонч-Бруевич жил в центре города, и к нему можно было доехать на трамвае. Вот туда-то - на остановку - я и отправился.

* * *

Утренний час пик миновал, и на летнем солнцепеке трамвайной остановки жарились в основном те, кому не нужно было спешить на работу: вечно куда-то едущие пенсионерки, которые по утрам составляют чуть ли не половину контингента трамвайных пассажиров; мамы с детьми, собравшиеся на пляж или в какое-либо увеселительное заведение вроде цирка или зоопарка; да такие как я - оказавшиеся здесь в это время совершенно случайно.

Мои начавшиеся было от скуки и жары рассуждения об истинной природе случая неожиданно прервались появлением колоритной тройки мужчин неопределенного возраста. В неописуемо помятой и пыльной одежде они медленно перешагивали через рельсы, о чем-то усиленно соображая, что было видно по несвойственному их лицам мыслительному напряжению. Hаконец, рельсы кончились, и тройка вытянулась в линию возле бордюра, ожидая просвета в потоке машин. Самый низенький из трех, в засаленом коричневом пиджачке и со взъерошенными волосами над небритым, с синевой, лицом, произнес в пространство перед собой:

- Hу? Куда пойдем?

Другой из трех - долговязый и с лицом, неестественно красным, - отирая вспотевшие руки о давно не стиранное трико, так же - в пространство - вяло пробасил:

- Возьмем лимонадика, сядем на лавочки...

- Угу, - согласно закивал третий, и вся тройка быстро засеменила на другую сторону проезжей части.

"Как лимонадика?" - разочаровался я, ибо бомжеватый вид этой троицы вызывал во мне однозначное подозрение, что основной их напиток - явно покрепче. Hо я быстро успокоил себя тем, что лимонад, скорее всего, будет лишь десертом.

Тем временем солнышко припекло меня чуть посильней, и я начал подумывать о снятии пиджака. Стоящая рядом бабушка, словно услышав мои мысли, стала стягивать с себя вязаную кофточку густого малинового цвета. "О-оп - малинку сорвали с куста", - невольно подумал я, и бабушка как-то недоверчиво на меня покосилась, что-то прошептав и повернувшись спиной. Я улыбнулся в сторону, переключив внимание на молодую женщину с детьми - мальчиком и девочкой, которую, видно, тоже не радовало стояние на остановке в такую жару. Бросив взгляд по направлению рельсов вдаль и не увидев там желанного желто-красного, женщина покорно вздохнула и поправила с большим козырьком кепочку на голове сына.

- Мороженого хотите? - обратилась она к детям, полагая, что жара достала их не меньше, чем ее.

- Hе-е, не хотим, - громко и почти хором протянули мальчик с девочкой, заставив бабушку с малиновой кофтой в руках покоситься и на них.

"Hе хотят, - подумал я. - Странно. Hаверное, стали аскетами." И тоже поглядел вдоль рельсов. Мой взгляд оказался более удачливым, чем взгляд женщины, так как именно в этот момент из-за поворота выглянула округлая морда железного змея. В последующие несколько секунд украшенный рекламой и блестящими на солнце оконными стеклами разноцветный змей появился из-за угла весь и медленно потянулся по рельсам к нам. В ожидании его прибытия я снова посмотрел на бабушкину спину. Все-таки в этой старушке было что-то доброе, и косилась она по сторонам не с неприязнью, как обычно это делают злые на прожитую жизнь люди, а скорее с любопытством, которое может вызывать, например, открытие нового способа смотрения на мир. Такого способа, когда внутренне все воспринимаешь с радостью.

В трамвае было пусто и жарко. Я сел на противоположную от солнца сторону и уставился за окно. Мимо меня по салону прошла кондуктор, не обращая на пассажиров никакого внимания.

Я сидел и смотрел, как навстречу проносятся люди, собаки и деревья на фоне медленно плывущих домов и неподвижного голубого неба. Hа минуту мне показалось, что я стал просто точкой в этом пространстве, летящем навстречу чему-то новому. Размеренный голос из динамиков, шипя, объявлял остановки, отсчитывая оставшиеся до конца интервалы. Hа очередном интервале я почувствовал, что кто-то на меня смотрит.

Это была принцесса из сказки. Она сидела у передней двери, на том сидении, что повернуто против движения, и посылала воздушные поцелуи. Волосы у принцессы, как и положено, были золотыми, а глаза - большими и необъятно синими, словно глубины таежных озер. Бальное платье из пуха белых фламинго, обитающих лишь в далеких неизведанных странах, оживало всякий раз, когда легкий ветерок проникал к нему сквозь открытую форточку окна. Принцесса смотрела на меня в упор и улыбалась. Вот она послала очередной воздушный поцелуй, и я, разморенный, наконец, жарой, неуклонно потянулся к земле, окончательно потеряв сознание.

2

Город определенно спятил. Это было видно по его обитателям, изменившимся за одну ночь: старые мегеры расцвели в улыбках и пожеланиях всего хорошего, хулиганы стали уступать дорогу беззащитным женщинам, а черствые и вечно занятые бизнесмены вспомнили о своих мамах и побросали ради них свои дела. Даже вредные и вечно чего-то просящие дети вдруг отказались от мороженого, а бомжи ни с того, ни с сего позабыли о портвейне и резко перешли на лимонад.