— Ты любого заставишь искренне возмущаться, — грустно заметил он и дал мне повод гордиться собой.

— Вот и славно, — весело сказал я, — значит, нам предстоит разобраться с этими полёвками, чем бы они ни были!

Вирус вскочил и нервно заходил из угла в угол. По его виду я понял, что, если бы его жизнь напрямую не зависела от моей, то меня бы ждала участь того охранника, которого Вирка ночью с удивительной лёгкостью превратил в фарш.

— Я отказываюсь тебе подчиняться! — Вдруг выпалил он.

— Это не в твоих силах, — напомнил я, — ты вынужден делать всё, что я тебе прикажу! Ты, дорогой вирус — мой вечный раб, мой персональный джинн! Но, если ты всё-таки попытаешься пойти против меня, — я и сам не мог себе этого представить, но кто знает, на что он способен, — то я найду, как тебя наказать.

Надо было видеть его похабную ухмылку!

— Ты перережешь себе глотку? — С надеждой спросил он. — Или ты сделаешь себе харакири? Только так ты сможешь убить меня!

Не знаю, то ли от злости, то ли из чувства противоречия, но мой мозг вдруг заработал в нужном направлении и быстро нашел нужный ответ!

— Нет, Вирка, я не перережу себе глотку, и не сделаю харакири, на это даже не надейся. Я просто загоню тебя внутрь и поставлю большущий запрет. И это будет твоя тюрьма! Ты никогда не сможешь выбраться наружу и посмотреть, что твориться в этом мире. Ты навечно будешь заперт внутри меня! Неплохое наказание я придумал для такой любознательной твари, как ты, верно?

Он погрустнел.

— Ты слишком быстро умнеешь, — печально констатировал он, — я даже не знаю, радоваться этому или нет. Хорошо, пусть всё будет так, как ты решишь.

Это была моя первая маленькая победа над своенравным вирусом. Маленькая, но такая важная! И, когда, наконец, вернулась Нида, то даже она почувствовала происшедшие изменения, только не могла разобраться, что именно изменилось. Женщина посмотрела сначала на меня, потом на моего бравого гладиатора и спросила обеспокоено:

— Вы, что, поссорились?

Я не мог ей всего объяснить, точно так же, как ей не удалось заставить меня поверить во всех этих духов и прочую чертовщину. Поэтому лишь отрицательно мотнул головой.

— Правильно, вам нельзя сейчас ссориться. Я тут подумала, возможно, нам удастся избежать смерти. Если я смогу договориться с духами, то они могут нас отпустить.

— Бубен не забудь, — язвительно посоветовал Вирка. — Духи эти просто млеют от звуков бубна. Сразу начинают плясать и веселиться.

Нида его юмор не смогла оценить и сделала вид, что не слышала этой фразы. Но я, всё-таки, толкнул вирус в бок и прошипел едва слышно:

— Веди себя прилично в гостях, чёртова бацилла!

— И это за все мои заботы, — с поддельной скорбью вздохнул Вирка и покорно замолчал.

С трудом сдерживая торжествующую улыбку, неуместную в нашем положении, я выглянул в мутное слюдяное окошко. И то, что я увидел, не могло меня порадовать. Как же быстро пролетел этот день! Омерзительно быстро, словно кто-то, зная, что на закате меня должны принести в жертву, специально заставил Солнце нестись по небосклону с несвойственным ему диким галопом.

В дверь настойчиво постучали и, не дожидаясь приглашения, в комнату вошёл довольный Муто. Вождь чувствовал себя на вершине блаженства. Ах, сколько долгих лет он ждал этой минуты! Что может быть слаще мести! Ради этого стоило жить и ждать! Теперь эта высокомерная дрянь Нида пожалеет о том, что много лет назад отказала ему и высмеяла при людях! Шаманка, ну и что, что шаманка. Пусть эти тёмные забитые глупцы верят в её удивительные способности! Сам Муто давно уже разуверился и в духах, и в шаманах. Есть только власть и сила, а они в его руках!

— Олежа, — тихо шепнул мне на ухо Вирка, — хочешь, я сейчас не оставлю от этой сволочи мокрого места?

Мне понравился его тон. Он разговаривал теперь со мной, как с хозяином и не было в его тоне привычного ехидства. И на старуху бывает проруха!

— Не надо, это нам ничего не даст, — разумно заключил я, — сейчас же понабегут сюда толпы возмущённых соплеменников и успокоить их будет сложно. А Нида ни за что не согласится, чтобы мы извели под корень всё её племя.

Шаманка одарила вождя презрительным взглядом, подошла ко мне и неожиданно впилась в мои губы долгим страстным поцелуем. Губы её были мягкими и сладкими, а соски под холщёвым платьем, напротив, затвердели. «Лёлик, — сказал я сам себе, — она тебя хочет. Какой же ты тормоз, Лёлик!». Этого не ожидал никто, наверное, даже она сама. Я видел, как побагровело лицо вождя, как сползает с него, словно змеиная шкура, торжествующая ухмылка. «Да, эта девчонка стоит того, чтобы ради неё рисковать своей жизнью!»: — подумал я, когда она оттолкнула меня и направилась к двери, не сказав ни слова.

Муто, пунцовый от пережитого унижения, семенил за ней и грязно ругался себе под нос. Она опять смогла его унизить! Даже в таком бедственном положении она не стала молить его о пощаде. Этот поцелуй… Это хуже пощёчины! Как она посмела?! Вождь с трудом сдержался, чтобы не всадить ей нож в шею. Шарлатанка! Ведьма проклятая! Муто не верил в духов и понятия не имел, от чего умирают, оставленные в пещере. Люди, но то, что они умирают мучительной смертью, для него не являлось секретом — надо было видеть эти жуткие гримасы на лицах мертвецов!

— Слышишь, Нида, — шептал в спину шаманке сдавленным шёпотом вождь, — я бы мог тебя пощадить, но ты сама так решила. Я хотел тебя простить, если бы ты попросила меня об этом…

Женщина резко остановилась, повернулась к вождю и громко, чтобы слышали все, сказала:

— Муто, я знаю, чем я должна была бы заплатить тебе за своё спасение! Так вот, мой косоглазый вождь, смерть меня страшит меньше.

Мы с Виркой шли за ними и мой верный гладиатор вдруг сказал по-русски, чтобы не поняли идущие за нами охранники:

— Я понял, почему тебе нравятся такие женщины.

Я и сам этого не знаю, просто нравятся и всё, поэтому вопросительно посмотрел в точёное лицо вируса и спросил:

— И почему же?

— Потому что они не могут не нравится, — выдал Вирка со знанием дела. — Даже меня она поразила, хотя я ничего не понимаю в этих ваших странных человеческих отношениях. Но, чёрт возьми, до чего она хороша!

— Скоро, дружище, ты и сам научишься чувствовать, — обнадёжил его я. — Если верить всем эти шаманским штучкам, то душа есть у всего, думается мне, что и у вирусов тоже.

Резкий удар плети заставил меня замолчать. Мы шли к тому самому холму, возле которого на нас напали таинственные полёвки. Я хорошо запомнил, что в этом месте лучше помолчать. Не знаю, что тогда за нами погналось, но встречаться ещё раз с этим неопознанным явлением у меня желания не было. Вспомнились почему-то круги на полях и прочая аномальная муть, которой меня пичкала Надюха, увлекающаяся всяческой чертовщиной — даже в этом они с шаманкой оказались похожи.

Возле здоровенного обломка скалы нас ждали десять бородатых парней гренадёрского роста с такими мрачными лицами, что это придавало дополнительный драматизм всей и без того не радостной ситуации. От волнения я сглотнул слюну и с трудом унял дрожь в ногах. Мне стало страшно. Казалось бы, ведь я не верю во всё это шаманское мракобесие, но почему же тогда сердце готово вырваться из груди и бежать прочь от этого места?

На камне я обнаружил незнакомые знаки, возможно, это и есть та самая табличка «Не шуметь», хотя, скорее всего — это какие-то магические заклинания.

Большие ребята, с трудом сдерживая кряхтение и пыхтение, чтобы не прогневить духов, еле-еле сдвинули камень, открыв узкий проход в непроглядную темноту. Пещера находилась в теле холма, но была до поры до времени скрыта камнем. Наверное, именно поэтому здесь нельзя произносить ни звука…

— Желаю вам приятного времяпрепровождения, — ехидно процедил сквозь зубы Муто и втолкнул в узкий проём Ниду, за ней уже добровольно последовали мы.

Камень вернулся на место и мы оказались в кромешной темноте.