Цирк вырос словно из-под земли.

Там, где раньше было голое доле, поднялся серый брезентовый шатёр с ярким флагом на верхушке, вокруг него разместились вольеры и зверинец. Рабочие прилаживали двери, вбивали опоры, подвешивали электрические лампочки. Громко рычали звери. Ветер разносил кругом непривычные запахи — запахи зверинца. Из балаганчика неслись нестройные звуки — музыканты готовились к выступлению.

— Они привезли в клетке белого медведя! — раздался ребячий голосок возле цирка.— Вот такой громадный великан... Папа сказал, что это самый умный и учёный белый медведь на свете! Его зовут Прам, Фрам, Рам... Как-то вот так...

— А я видел афишу! — возразил другой,— И прочитал её всю до последней буквы. Никакого медведя там нет и в помине. Ни белого, ни бурого, ни чёрного. Понял?

— А вот и есть... Спорим?

— Спорим!

— На что? На два пирожных или на твой перочинный нож?

— Ну уж давай по-честному. Если я проспорю — отдам нож. А если ты — отдашь книгу про Робинзона.

— Идёт... Пошли смотреть афишу!

Мальчики подошли к афише перед входом в цирк, прочитали её, а потом попросили у человека в красной униформе программу.

О белом медведе нигде ничего не говорилось. Не было и никакого другого зверя по кличке Фрам, Прам, Рам...

— Давай ещё раз спросим,— уныло предложил владелец перочинного ножика.

Этот нож ему подарили на день рождения. Новенький, блестящий. В школе все ему завидовали. Сам учитель однажды чинил им карандаш; удивлённо повертел нож в руках и сказал: «Браво! Отличный у тебя ножик! Гляди не вздумай вырезать на парте своё имя!»

Так что любому понятно, как трудно расставаться с таким ножом.

— Ну пошли, спросим. Ну пожалуйста...

— Ладно...— нехотя согласился приятель: он уже видел себя счастливым обладателем перочинного ножа, о котором мечтал весь класс.

И оба мальчика снова подошли к человеку в красной униформе с лихо закрученными вверх усами, такими длинными, что на них можно было повесить шляпу. Сначала мальчики спросили, кто будет выступать в цирке, а потом про белого медведя.

— Никакого белого медведя не будет,— ответил служитель цирка, устрашающе покручивая свои усы и косясь на них, словно проверяя, одинаковой ли они длины.— Ни сегодня вечером, ни завтра и вообще никогда. Фрам больше ни на что не годен. Лежит в клетке и день-деньской спит. Можете им теперь любоваться в зверинце.

Служитель в красной униформе повернулся к ребятам спиной и отошёл, покручивая усы,

А друзья начали препираться.

Владелец перочинного ножа твердил, что он выиграл:

— Ведь в цирке есть белый медведь! Зовут ведь его Фрам. Значит, ты проспорил. Отдавай «Робинзона»!

Но второй и слышать об этом не хотел:

— Ещё чего! Ты говорил, что это самый учёный, самый умный медведь на свете. А какой он учёный и умный, ты и сам слышал. И выступать он не будет ни сегодня, ни завтра и вообще никогда. Значит, ты проспорил. Гони ножик!

— Как бы не так!

— А я говорю — гони!

— Нашёл дурака!

— Сам больно умный!

— Отдавай «Робинзона»!

— Держи карман шире!

— Смотри, схлопочешь ты у меня!

— Проспорил, не выкручивайся!

— Вот тебе за это!

И владелец перочинного ножика ударил кулаком по носу обладателя книжки про Робинзона.

Тот в долгу не остался.

Потасовка пошла по всем правилам, и вскорости оба противника украсились шишками величиной с ту, что выскакивала у глупого Августина.

А потом друзья помирились.

А родителям они объяснили, что упали и расшиблись.

— Безобразие! — возмутился папа первого мальчика.— Вот и сиди теперь дома! Не будет тебе никакого цирка, пока шишка не пройдёт!

— Ну и украшение! — рассердилась мама второго.— В цирк не пойдёшь, другой раз будешь знать, как не глядеть под ноги.

— Но, папочка...

— Никаких «но»...

— Послушай, мамочка...

— И слушать ничего не желаю! Как ты ещё смеешь разговаривать? Неужели тебе не стыдно идти в цирк с эдаким фонарём?

Весь день мальчики лечили свои шишки, тёрли их снегом, прикладывали холодные примочки, и к вечеру шишки явно уменьшились.

В конце концов родители простили мальчиков, и приятели стали собираться в цирк. Нарядились они по-воскресному: начистили до блеска туфли, старательно пригладили щёткой волосы, хотя на макушке у них всё равно торчали вихры, как у Августина.

Тихие и послушные шагали друзья в цирк. Владелец перочинного ножа шёл по одной улице, обладатель книжки про Робинзона — по другой. Оба они держали родителей за руки, боясь потеряться.

Увидев друг друга, мальчики так обрадовались, будто никогда и не дрались, как петухи.

— Представляете, мой явился утром с огромной шишкой на лбу,— начал рассказывать папа первого мальчика маме второго.— Я даже не хотел брать его в цирк...

— Чудеса, и мой — тоже! — удивилась мама второго.— Шишка у него была с грецкий орех. Сказал, что упал... Ну что за ребёнок! И что только из него выйдет... Под ноги и то смотреть не умеет!..

Мальчики стыдливо потупились.

В цирке зрители нетерпеливо аплодировали. Но вот оркестр заиграл марш, и представление началось.

И всё было так же, как и в других городах. Две тысячи детей и взрослых теснились в ложах, в партере и на галёрке. Только говорили они на своём языке, потому что это была другая страна, другой народ. Но они так же волновались и переживали за мисс Эллиан, когда она положила голову в пасть бенгальскому тигру Раджу. И так же вздрагивали и замирали, когда воздушные гимнасты перелетали с трапеции на трапецию. И так же хохотали до слёз над злоключениями Августина, а тот, как всегда, оставался в дураках.

Но здесь никто не знал про учёного белого медведя, никто даже не слыхал такого имени — Фрам.

А Фрам грустно лежал в клетке, в самом дальнем углу зверинца, где жили строптивые и упрямые звери, так и не сумевшие стать артистами цирка.

В антракте отец первого мальчика спросил маму второго:

— А не посмотреть ли нам зверинец?

— С удовольствием. Дети будут в восторге. Зверей там, наверное, как в Ноевом ковчеге.

Сияющие мальчики пошли впереди, держась за руки и украдкой поглядывая друг на друга,— как, мол, поживают их шишки...

IV . В Ноевом ковчеге

Мама обладателя книжки про Робинзона Крузо не ошиблась, сравнив зверинец цирка Струцкого с Ноевым ковчегом.

На корабле праведного Ноя прятались от потопа все твари земные до тех пор, пока не прилетел голубь с оливковой веткой в клюве и не возвестил, что гнев небесный поутих. Воды схлынули, и от края до края земли сказочным разноцветным мостом перекинулась радуга. Ной причалил к земной тверди и выпустил на волю всех, всех, всех зверей — кротких и хищных, красивых и некрасивых,— пусть каждый живёт и размножается.

Так гласит библейская легенда, в которую мало кто верит, но которую вспоминают, как и многие сказки стародавних времён.

Вот такой зверинец-ковчег был и у директора цирка, предприимчивого и жадного дельца. Он раздобыл диковинных зверей со всей земли. И возил их из страны в страну, из города в город.

Охотники обходят далёкие леса и пустыни, края вечных льдов и нетающих снегов, взбираются на высоченные горы, спускаются в ущелья и долины. Они изобретают хитроумные капканы и ловушки, умеют отыскивать потаённые логова хищных зверей, приманивать зверят-малышат.

И отовсюду — из жарких пустынь, с холодных морей — охотники шлют: один — львёнка, второй — моржонка, третий — слонёнка, четвёртый — тонкошеего жирафёнка, и вот уже клетки и ящики со зверятами едут на поездах, плывут на пароходах.

Всем тварям земным нашлось место в клетках с табличками знаменитого зверинца Струцкого. Купил входной билет? Смотри на здоровье! Нет денег? На нет и зверей нет!

Толпы людей переходят от клетки к клетке, смотрят, читают короткие надписи на табличках и не перестают удивляться.