1-ый старик. Да-а… а что Ханан?
2-ой старик. А что Ханан… Как стало ясно, что не видать ему Леи, так и ушел. Никому ничего не сказал: ни слова, ни упрека, ничего. Просто встал, как был — в одной смене одежки да в худых сапогах — и ушел.
1-ый старик. Да-а… А сейчас, значит, вернулся… аккурат к свадьбе.
2-ой старик. Лея, как он ушел, целый год проплакала. Вон в том окне стояла, на дорогу смотрела — не покажется ли. А потом, вишь, привыкла. Время, реб Вольф, все лечит. Да и жених тартаковский не так уж плох. Да что там «не так уж плох» — хорош жених! Не такой умный, как Ханан, но зато парень рослый, красивый. Да еще и с золотой ложечкой во рту родился. Можно понять Сендера.
1-ый старик. Да-а… Десять тысяч червонцев на дороге не валяются, сколько на нее не смотри…
2-ой старик (видя, как сзади приближаются беседующие Ханан и Энох). Ш-ш… тише ты!
Старики умолкают. Мимо них проходят поглощенные своим разговором Ханан и Энох.
Ханан. …а потом он сказал, что не станет меня больше учить Каббале.
Энох. Не станет? Но почему?
Ханан (пожимает плечами). Разве это так важно, реб Энох? Теперь я могу учиться и сам, без чьей-либо посторонней помощи.
Энох. Посторонней? Помощь великого рабби — не посторонняя, дорогой Ханан. Чему же ты учишься… сам?.. (кивает на книжку, которую Ханан попрежнему держит подмышкой, с чувством, в котором смешаны страх, осуждение, беспокойство) Вот этому? Колдовским заклинаниям?
Ханан (со слабой улыбкой). Да. Но почему это вас так пугает, реб Энох? Вот вы давеча говорили: святая сила это одно, а темная сила — другое. (указывает на «расставленные» Энохом воображаемые сосуды, мимо которых они как раз проходят) А ведь это неправильно. Создатель один, а значит и мир един. Все связано одной цепью, во всем есть одна и та же божественная искра… («хватает» обеими руками воображаемые сосуды и «соединяет» их в один, затем делает жест, обнимающий всю сцену разом) Все это — одно! И то, что вы видите, и Ситро Ахро…
Энох (суеверно отмахнувшись, делает шаг назад). Не надо говорить таких слов, Ханан! Как ты можешь… это нельзя, нельзя…
Ханан (словно не слыша его, обращаясь в никуда). Ситро Ахро… Ситро Ахро… другая сторона…
Звучит зонг «Ситро Ахро». Во время исполнения зонга Ханан ведет себя так, словно видит скользящие вокруг него тени: Ситро Ахро для него вполне осязаемо и ощутимо. Энох же зажмуривается и зажимает уши обеими руками. В противоположность им, старики у крыльца сендеровского дома не замечают ничего.
Энох. Лучше бы я этого не слышал! Опомнись, Ханан! Знаешь, что? — Тебе нужно поесть, и как можно скорее. Нельзя так изнурять себя постом. Это только кажется, что голова от голода светлее, а на самом-то деле — смотри, что получается. Как ты можешь жить с такими мыслями? Ханан! Ты меня слышишь?
Ханан (рассеянно). Да-да, реб Энох… конечно, слышу. Но что это мы все ученые беседы ведем? Не расскажете ли мне местные новости? Я ведь только-только пришел, еще ничего не знаю. Здоров ли реб Сендер?
Энох. Слава Богу.
Ханан смотрит на Эноха, словно ждет продолжения, но его собеседник явно не горит желанием развивать эту тему.
Ханан. А все остальные?
Энох. Тоже в порядке.
Ханан. Ну, а…
Энох (поспешно перебивая, кричит через площадь). Реб Вульф! Реб Вульф! Я совсем забыл вам передать… Извини, Ханан.
Энох переходит к двум старикам, оставляя Ханана в недоумении. На площадь, толкая перед собой грубо сколоченную двухколесную тележку, входит Женщина. На тележке — больная Девочка. Женщина останавливается около Ханана.
Женщина (Ханану). Добрый день, молодой человек. Не подскажете ли, где тут дом реб Сендера?
Ханан. Да вот он.
Женщина. Ну, слава Богу, дошли…
Женщина осторожно закрепляет телегу в наклонном положении, щупает лоб дочери, озабоченно качает головой, подтыкает тряпичное одеяло, оглядывается. Энох издали наблюдает за ее диалогом с Хананом.
Женщина. Что же народу-то совсем нету?
Ханан. А должен быть?
Женщина (недоуменно). Конечно. Как же иначе? Такое событие… У нас говорили, что даже из соседних губерний приедут. Раввины, цадики, просто люди… Я вот и дочь привезла… (утирает слезу) Может, какой-нибудь святой раввин поможет… совсем девочка расхворалась.
Ханан. О каком событии вы говорите?
Женщина. Как это «о каком»?
Энох (поспешно подходит, вмешиваясь в беседу). И чем же больна ваша дочь, госпожа?
Женщина. Да разве ж я знаю? Мы люди простые… Здоровенькая была и вдруг как кто сглазил. Легла и не встает: ноги не ходят. Три месяца уже. А теперь еще и жар.
Энох. А доктора что говорят?
Женщина. А доктора разве знают? Только деньги зря берут. Тут раввин нужен.
1-ый старик (подходит, смотрит на девочку). Это верно. К докторам ходить — болезни плодить. А молитва не помешает. Не хочет ли госпожа, чтобы мы за девочку псалмы почитали?
Женщина. Ой, конечно, хочу, добрый человек! Дай тебе Бог здоровья!
Но старик не уходит, а наоборот, мнется и со смущенным видом топчется рядом. Наконец, Женщина догадывается, достает из пояса юбки кошелек, долго роется там, и в итоге торжественно передает старику монетку.
Женщина. Вот вам на водку, добрый человек.
1-ый старик (радостно). На восемнадцать псалмов, пожалуй, хватит. Эй, реб Меир!
(напевает)
Оба старика, весьма довольные неожиданно открывшейся перспективой, убегают в синагогу.
Энох (глядя им вслед). Ни стыда, ни совести у людей. Нашли, у кого брать.
Женщина (рассудительно). Ничего, ничего. У кого же нищему брать, как не у своего? Богатый-то не даст.