Однако я не опустил руки. Я пытался сформировать среди гоблинов новое, более гуманное общество, которое, в конце концов, несомненно вольется в семью человеческих народов. При помощи скафандра я спускался к ним и пытался руководить этим обществом, выступая в роли божества. И вот, вчера я приступил к решительной стадии Эксперимента – началу контакта между гоблинами и людьми. Для этого я открыл ворота закрытой зоны и перенаправил туда один из поездов метро. Мои малыши должны были увидеть, как велик и гуманен человек! И что же? Когда открылись двери поезда, и мои малыши вошли внутрь, эти идиоты – пассажиры поезда – начали визжать, пинать их ногами и так далее! Я все видел на своих мониторах! Конечно, мои подопечные перевозбудились и убили их всех – тем более, что в последнее время испытывают проблемы с продовольствием. Люди оказались не готовы к контакту! Однако я думаю, что вместе с вами, молодые люди, мы сможем решить эту проблему. Вы молоды, и выглядите неглупыми… У нас и наших малышей великое будущее!

– Так это ты, старый хрен, направил поезд в тоннель? – тихо спросил Крот

– Молодой человек, сдерживайте ваши эмоции! Это было необходимо!

– Да ты ж их всех просто убил своими руками! – Костя явно закипал.

– Они сами в этом виноваты – они оказались не готовы к контакту. Мои малыши тут ни при чем!

Я из-за спины профессора сделал Кроту страшные глаза и прижал палец к губам.

– Александр Иванович! При всем уважении к вам, – я подпустил в голос столько меду, сколько смог, – а если эксперимент все-таки не удастся? Не представляют ли ваши «малыши» опасности для города? Вы же не сможете их остановить!

– Молодой человек! Я попрошу вас! Во-первых, Эксперимент не может быть неудачным – я положил на него тридцать лет жизни! А во вторых, даже в этом невероятном случае, безопасность его полностью обеспечена – стоит мне повернуть вот этот красный штурвал, как откроются заслонки и тоннель вместе с каверной будет заполнен речной водой. Останется только эта комната.

Профессор эффектным жестом показал рукой на красную железную опломбированную баранку, торчащую из стены, повернувшись при этом к Кроту боком.

Бац! Здоровенный Костин кулак врезался ему в ухо. Бывший полковник впечатался в стену и сполз на пол, обрушив на себя свой скафандр.

– Как ты думаешь, в какую сторону крутить? – спросил у меня Крот

– Против часовой, наверняка. Стандартно.

– Посмотри, жив там этот «настоящий полковник»?

Под поскрипывание штурвала я проверил у профессора пульс.

– Жить будет. Полежит полчасика – и оклемается.

Костя продолжал сосредоточенно крутить стальную баранку. Вдруг под ногами глухо загудело и пол комнаты содрогнулся. Даже сквозь стальную герметичную дверь было слышно, как ревет заполняющий тоннель поток. И еще мне послышался многоголосый отчаянный визг – но скорее всего послышался. Слишком уж сильно шумела вода…

Длинный металлический трап вывел нас в замшелый подвал какого-то дома. Выбравшись из него, мы, не сговариваясь, направились в ближайший ночной магазин. Обремененные приятно звякающим пакетом, направились ко мне домой

Когда выпили по первой, я спросил у Крота:

– Как ты думаешь, а что теперь будет делать наш сумасшедший профессор? Ну, когда оклемается…

– Думаю, застрелится. Как настоящий офицер. Туда ему и дорога…

– Надеюсь, что он это сделает не в той контрольной рубке… А то отмывать неохота…

– Зачем? Они же все потонули?

– Все ли? Ох, Крот, слишком они умные. Хорошо их профессор воспитал. Боюсь, что это теперь наше с тобой наследство…

Мы посмотрели друг на друга и налили по новой.

Жизнь продолжалась.

– Но это уже четвертая смерть за две недели!

– А я тут причем? Я не милиционер и не могильщик. Прах к праху и все такое.

– Мне больше не к кому обратиться. Ты журналист и умеешь раскапывать факты.

– Падающие с колокольни рабочие – не мой профиль. Им надо меньше пить.

– Он был трезв.

– Значит, надо соблюдать технику безопасности.

Отец Олег тяжело вздохнул и разгладил бороду. У него проблемы. Ему доверили важное дело, а он его проваливает. Нехорошо.

– Ты совсем не хочешь мне помочь, Артем?

Я не хочу. У меня зимняя спячка. На улице мороз, а я не люблю холода. Мой старенький микроавтобус не желает заводиться в такую погоду, а это значит, что придется тащиться на метро, которому я с некоторых пор не очень-то доверяю. Мне, в конце концов, просто лень вставать с дивана.

Отец Олег сопит и теребит бороду. Он молод, но солиден и внушает уважение. Настоящий батюшка. Он хороший человек и искренне верит. При этом он не глуп и не догматичен. Из него выйдет отличный священник, когда он восстановит свой храм. Если восстановит…

– Артем, я же знаю, что тебе нечем заняться. Ты скоро сопьешься от скуки. Может, ты просто посмотришь на это место? Надо помогать ближним, – голос батюшки полон профессиональной укоризны.

Надо… Конечно, ближним надо помогать, но почему в такой мороз? Неужели нельзя подождать до весны? А лучше – до лета… Мы с отцом Олегом старые знакомые, и я ему очень сочувствую, но скука меня нисколько не беспокоит. Отличная вещь – скука. Когда на улице мороз, очень приятно поваляться на диване, поиграть в компьютерные игры, почитать какую-нибудь чушь, выпить немножечко виски…

– Я тебя отвезу. Туда и обратно, – интонации искусителя.

Ну что же, это отчасти меняет дело. Если не надо тащиться до метро, а потом лезть под землю, запихивая себя в переполненный вагон, где ты в полной беспомощности отделен от темноты тоннелей только тонким стеклом… Тьфу ты, это уже паранойя. Надо с этим бороться. Когда-нибудь потом…

У отца Олега не новый, но приличный «Опель-Вектра», и, пока мы продираемся через пробки на Садовом, он молчит и дуется, явно обиженный отсутствием интереса с моей стороны. Не стоит обижать хорошего человека.

– Ну, в чем проблема, служитель культа?

– Понимаешь, я должен отреставрировать этот храм к лету, а реставраторы теперь отказываются работать. Да что там работать, после этого случая, они и внутрь-то заходить отказываются!

– Экие нежные! Ну сверзился рабочий с колокольни… Бывает – профессиональный риск. Чего они так всполошились?

– Ну, во-первых, это уже четвертый случай…

– А во-вторых? Не темни, батюшка!

– Знаешь, какую причину смерти установили в милиции?

– Ну, шею сломал, наверное – с колокольни-то хряпнуться, мало не покажется…

– Ничего подобного. Он умер от переохлаждения. Упал уже мертвым.

Отец Олег, заговорившись, чуть не врезался в корму новенького БМВ, резко затормозил и совершенно не по-христиански крепко выругался.

– Что же, он ночевал там, что ли?

– Ничего подобного. Двое рабочих видели, как он поднялся на колокольню, а через пять минут он уже валялся внизу, окоченелый как ископаемый мамонт… – отец Олег помолчал и добавил уже другим тоном – Господи, упокой душу грешную…

Я задумался. Дело, кажется, становилось интересным. Может быть, и не зря Олег обратился именно ко мне – есть у меня чутье на всякую чертовщину…

– А что остальные три случая?

Отец Олег помолчал, почесал негустую бороду, и нехотя ответил:

– Да там тоже не все понятно… Все трое замерзли, но в разных местах и в разное время. Двое – в подвале, их нашли только через два дня… Милиция уверена, что они пьяные заснули и замерзли насмерть. Только вот непьющие были оба. Я их давно знаю…

– А третий?

– Третий – совсем непонятно. Сторож замерз прямо в бытовке. Полная чушь. Печка, якобы, погасла, а он не заметил и замерз… Только вот нашел я его сидящим на топчане, и дверь была приоткрыта. Что же он, сидя, что ли, заснул и замерз? Ерунда какая-то…

Между тем, «Опель» отца Олега въехал на территорию храма. Вокруг царил характерный строительный беспорядок – ободранные красно-кирпичные стены старой церкви были загорожены лесами, груды мусора, скованные морозом и присыпанные снегом, выпирали как могильные холмы, пустые провалы стрельчатых окон смотрели недобро и вызывающе. То ли рассказ священника создал подходящее настроение, то ли действительно в воздухе веяло чем-то недобрым, но старинная церковь совершено не производила на меня впечатления святого места. Ощущение от нее было скорее зловещее…