— Ты никогда не подвергался серьезным травмам. Представь только, если бы мы могли вырвать воспоминания о них из моего мозга? Или из Лариного?

Джекс вздыхает.

— Будто я тоже через это не прошел, да? Не помогал Ларе во время ночных кошмаров?

— Хватит! — восклицает мама, со стуком поставив что-то на кухонную стойку. — Ты больше не мой начальник, ни на работе, ни здесь, так что, пожалуйста, прекрати.

Толкнув вращающуюся на петлях дверь, вижу за столом близнецов, жующих хлопья и читающих комиксы. Они общаются друг с другом натянутым тоном, делая вид, что родители не ссорятся прямо перед ними. Мама с Джексом стоят за кухонной стойкой. Она убирает тарелки, он наливает кофе, и оба старательно смотрят в разные стороны. Они то и дело сердито зыркают друг на друга краем глаза, но продолжают изображать, что все в порядке, и я им подыгрываю. Не хочу оказаться в центре их конфликта, чего бы он ни касался.

— Привет, пострелята, — кидаю я близнецам, потянувшись мимо Молли к стоящему посреди стола блюду за яблоком.

— Привет, Лара! — отзываются они, но лишь Молли поворачивает ко мне голову и слабо, принужденно улыбается. — Нам тебя вчера не хватало за ужином.

Неловко пожимаю плечами.

— Извини. У меня… были дела. Теперь же я здесь.

За стойкой суетится мама, одетая в похожий на вчерашний костюм и готовая бежать на работу.

Это напоминает мне о записях в дневнике — как горько мне было и какой забытой я себя чувствовала. Неужели я спасала ее для того, чтобы она смогла ходить на работу? Зарабатывать деньги? Нет, я спасла ее для себя. Да, это эгоистично. Но. Мне. Плевать.

Джекс наливает чашку кофе, и они с мамой одновременно поворачиваются ко мне. Он пораженно вздрагивает, и из его чашки, над которой поднимается дымок, выплескиваются сливки.

— Что? — Я перевожу взгляд с Джекса на маму и обратно. — У меня что-то между зубов застряло? — Ковыряюсь между передними зубами, пытаясь отыскать кусочек шпината или чего-то другого.

Мама подходит ближе. Заметит ли она, что во мне что-то изменилось? Часть меня надеется, что да.

— Твоя прическа. Ты так давно не оставляла волосы вот так.

Она поглаживает один из моих локонов, пока я усиленно пытаюсь придумать ответ, который бы не противоречил моим предыдущим вкусам.

— Решила попробовать что-нибудь новенькое. Так устала ото всех этих усилий ради избавления от кудряшек. Я решила, что они выглядят мило.

Мама улыбается и целует меня в щеку.

— Они выглядят прекрасно. Я сегодня буду поздно. Не жди меня, ложись спать.

Пытаюсь скрыть разочарование, но в маминых глазах вспыхивает понимание.

— Ах, золотце. — Она касается моей щеки ладонью. — Обещаю, мы скоро устроим девичник на всю ночь. Только мы с тобой.

Мама взбивает мои волосы, словно это должно меня утешить, но легче мне не становится.

Что за работа может быть настолько важной? Я никогда не спрашивала папу, чем занимается мама, а теперь жалею об этом. Перевожу взгляд на близнецов, жующих свой завтрак, и прислушиваюсь к их разговорам о школе. Они еще совсем малыши и очень впечатлительны. Зуб даю, если я застану их одних, они выболтают мне все на свете.

— Молли, помни, что я сказала. Держись подальше от моего кабинета. Там есть вещи, которые тебе не стоит видеть.

Молли кивает.

Интересно, где у мамы кабинет? Вероятно, где-то наверху.

Мама целует нас по очереди в макушку, хватает со стойки свой портфель и убегает, оставив после себя лишь шлейф духов.

Джекс пьет кофе, но его глаза больше изучают не лежащую перед ним газету, а меня.

— Лучше тебе достать из холодильника свой апельсин. Дон будет здесь с минуты на минуту.

Донован. Живот скручивает от ужаса. Я совершенно о нем позабыла. Что же мне делать? Порвать с ним? Прямо перед выпускным?

Замечаю на столе тарелку с орешками и тянусь за ними, но Джекс хватает меня за запястье.

— Эти в медовой глазури. На стойке есть простые.

Благодарно киваю. В последний раз, когда я съела что-то с медом, все закончилось больницей.

— Давайте, ребятки. — Джекс подхватывает рюкзаки близнецов. — Не хочу, чтобы вы опоздали в школу. Увидимся вечером, Лар.

— Пока, Лара! — хором говорят дети и обнимают меня на прощание.

Посылаю им шаловливую улыбку.

— Сегодня у нас будет особый перекус, а может, даже и поиграем.

Лица близняшек загораются в предвкушении.

Я планирую вытянуть из них информацию, пока никого, кроме нас, не будет дома. Наливаю себе чашку кофе и включаю телевизор. Последнее, чего мне хочется после прошлой ночи, — остаться наедине со своими мыслями.

Журналист ведет новостной репортаж перед зданием, похожим на кембриджский филиал «Перемотки». Понимают ли они, что что-то не так? Внизу бежит информационная строка: «Прорыв в американском отделении «Перемотки». Заинтересованная, делаю звук погромче.

— Как вы знаете, Джим, «Перемотка» некоторое время работала над новым сервисом — способностью сохранять важные воспоминания. Дни рождения, свадьбы, выпускные, все, что хотите — за плату. Потом вы сможете снова посетить их виртуально, вместо того чтобы возвращаться назад во времени. Это дешевле и считается более безопасным, ведь всем известно, что всегда существует риск болезни путешественников во времени.

— Опасная это штука. Спасибо, Сью. Но разве это не преуменьшает достоинства их модели путешествий во времени? Что, если воспоминания будут потеряны… или украдены?

— Разумеется, есть и критики, но послушайте. Путешествия во времени дороги и небезопасны! К тому же, они требуют высокой точности наладки, и каждый клиент должен пройти всесторонний осмотр, проверяющий функции мозга, чтобы убедиться, что человек выдержит оживление времени в памяти. Теперь же есть более дешевый — и быстрый — вариант.

— Пока что у нас есть лишь базовая информация о том, как воспоминания извлекаются и хранятся. Они будут находиться здесь, в этом сверхзащищенном современном комплексе. Сомневаюсь, что в ближайшее время нам дадут его осмотреть. — Сью широко улыбается, как пластиковая кукла. — Слово тебе, Джим.

Выключаю телик и допиваю кофе. Ставлю чашку в раковину, когда с улицы доносится автомобильный гудок. Схватив учебники, торопливо выхожу из дома. Донован сидит в своем кабриолете, держа одну руку на руле. У меня в животе все переворачивается, пока я сажусь рядом с ним.

— Привет. — Поверить не могу, сколько застенчивости в моем голосе. Какого черта со мной творится?

Убрав мои волосы со лба, Донован дарит мне легкую улыбку.

— Красиво. Тебе очень идет.

У меня вырывается нервный смешок.

— Спасибо.

Он тянется, чтобы меня поцеловать, но я не могу его оттолкнуть. У Донована закрыты глаза, и я следую его примеру. Его губы слегка задевают мои, заставляя мое сердце замереть. Он углубляет поцелуй, и я забываю обо всем на свете, захваченная моментом. Тело отзывается, словно оно знает Донована, желает его, но разум противится.

Пытаюсь подумать о Рике. Стараюсь припомнить, как мы были вместе, но в голове лишь воспоминания о вчерашнем дне и о том, как он на меня теперь смотрит. Я для него никто. Меньше, чем никто.

Руки тянутся, чтобы обнять Донована за шею, и я расслабляюсь и откидываюсь на сидении. Он сжимает меня в объятиях, гладит спину, и часть меня чувствует себя с ним в безопасности.

Я распахиваю глаза. Что я делаю? Что за чувства начинаю испытывать? У меня сводит живот. Мне кажется, будто я изменяю Рику, но он больше не мой парень. И все же мне не нравится, как сильно я злюсь на себя, в то время как губы Донована движутся вниз по моей шее и спускаются на грудь.

Рик был моей вечностью. И что же я делаю сейчас? Целую Донована, потому что от меня этого ждут? Ну и что, что он сексуальный? Раньше для меня это не имело значения. Мне нужен Рик, но как его убедить, что он меня любит, если это не так? Он меня даже всерьез не воспринимает. Делаю глубокий вдох и сдерживаю себя, чтобы не отпихнуть Донована подальше.