Это влияние ощущается и сегодня. Оно - формообразующий принцип данной книги. Не сборника статей, а книги, охватывающей основные узелки биографии Александра Пушкина, стянутые воедино желанием проломиться через частокол косности, идеологических и карьерных выгод к живому, настоящему Александру Сергеевичу Пушкину.
Сколько лжи и глупости сказано по поводу дуэли камер-юнкера Пушкина и кавалергарда Жоржа Дантеса-Геккерна. Не моря - бездонные и безнадежные, как академическая пушкинистика, - болота.
Приватизировав, монополизировав доступ к письменным источникам, клан пушкинистов требует от любого исследователя, трактующего события дуэли отлично от официальной точки зрения, предоставить документ, за подписью А.Х. Бенкендорфа, Ж. Дантеса и барона Геккерна, о том, что убийство поэта Пушкина осуществлено и организовано ими самими. А ещё лучше, если Романов оставит для потомков отчет с точным указанием, когда, как и где спал с женой А.С. Пушкина, Натальей Пушкиной, урожденной Гончаровой!
Второй муж Натальи Николаевны, генерал П.П. Ланской, пусть предъявит ученым мужам справку от командира кавалергардов, что именно он стоял на страже, пока Жорж Дантес, притворялся влюбленным, и вроде бы пытался обольстить Наталью Николаевну.
Надежда найти все объясняющий документ смешна. Вопрос следует ставить в иной плоскости. Следователь, ведущий дело об убийстве, прежде всего обращает внимание на вещественные доказательства. Нужно побеспокоиться, сохранить и приобщить их к делу, на которое, на мой взгляд, термин "срок давности" не распространяется. Не путаные воспоминания Данзаса и других свидетелей следует бесконечно мусолить, а доставить, наконец, в Россию оружие преступления - пистолеты, что хранятся в частном Музее почты во Франции. Кстати, они уже были в России и довольно долго экспонировались на выставке, но никто не озаботился сделать баллистическую экспертизу оружия.
Пулю, убившую Пушкина, привозить или выкупать не нужно. Она находится, если верить врачу В.И. Далю, в останках покойного поэта. Дело за малым. Следует её извлечь и приобщить к делу.
Пуля может решить все проблемы. Но её боятся, укрепляя этим версию, что её в могиле Пушкина нет, а следовательно, Пушкин не похоронен в Михайловском.
Круг подозреваемых очерчен довольно четко. Исполнитель первостепенного значения для следствия не имеет. Дело вполне перспективное, только никто не хочет его возбуждать. Между тем это вопрос не Зинухова. Это вопрос государственный, и решать его следует на правительственном уровне. Выводы, сделанные в книге, могут послужить базой для начала расследования. Расследования, которое может иметь значительный общественный резонанс.
Одновременно достоянием общественности может стать неблагополучное положение дел, сложившееся в науке о жизни и творчестве Пушкина пушкинистике. Ни обилие издаваемых книг, ни специальные периодические пушкинские издания, существующие десятки лет, не могут скрыть факта застоя в российской науке о поэте. Понадобилось привлечь зарубежных пушкинистов. Так возникла книга Серены Витале "Пуговица Пушкина", в которой на основании сомнительных писем Дантеса к барону Луи Геккерну делается вывод об отсутствии заговора против Пушкина. Под громкие аплодисменты местных пушкинистов, на основании ксерокопированных документов автор пытается вывести барона Геккерна и барона Жоржа Дантеса из этого "дела".
Виновным получается, таким образом, сам Пушкин. Он жертва обстоятельств, плохого воспитания и излишнего темперамента.
Вера исследователей в точность рукописных материалов, особенно если речь идет об автографах Пушкина, поразительно велика. Найденные в Харькове копии писем А.С. Пушкина позволили подробнее изучить подлинность пушкинских автографов. Как сообщили мне эксперты-почерковеды, из трех, считавшихся безусловно написанных Пушкиным писем, представленных мною на экспертизу в виде сканированных копий, одно написано не Пушкиным, а в другом имеются вставки, вписанные иным почерком, но "под Пушкина".
Следует подумать о возможности фабрикации пушкинских автографов. На первый взгляд, письмо Пушкина к барону Геккерну от 26 марта 1837 года, найденное мною в Харькове, написано почерком А.С. Пушкина, но ученые уверяют, что это всего лишь копия.
Возникает вопрос: не фабриковались ли письма А.С. Пушкина уже при его жизни? Проще всего дать отрицательный ответ. Но он не уберет сомнений. Следует, может быть, пойти на тяжелую, гигантскую работу и сделать полную экспертизу всех пушкинских автографов, хранящихся в фондах Пушкинского Дома (ИРЛИ) и других хранилищах. Результатом такой работы могло бы стать полное издание всех пушкинских автографов, а также копий и подделок "под Пушкина".
Эта книга - первая попытка показать, что подлинная биография А.С. Пушкина ещё не написана.
Медовый месяц императора
Младшая дочь Александра Сергеевича Пушкина, Наталья Александровна, родилась 23 мая 1836 года. До дня рождения Пушкина оставалось три дня, до дня смерти поэта - девять месяцев.
Наталья Александровна отца не знала и помнить не могла.
Александр Сергеевич, очень любивший своих детей, к младшей дочери относился прохладно. В его письмах до 1836 года постоянно упоминаются дети. "У Маши прорезался зуб, а у Саши нет. Теперь за Сашкой дело", - пишет он 26 мая 1834 года. Ничего подобного не замечено в отношении младшей дочери. Только два раза говорит он о ней: в письме к матери жены, сообщая о рождении, и в письме к другу, П.В. Нащокину, 27 мая 1836 года. "Я приехал к себе на дачу, - пишет Пушкин, - 23-го в полночь, и на пороге узнал, что Наталья Николаевна благополучно родила дочь Наталью за несколько часов до моего приезда".
Казалось бы, именно младшая должна вызывать у отца особенно теплые чувства. Но нет. К осени он становится все суше и холодней. Когда Сергей Львович Пушкин спрашивает о детях, то Александр Сергеевич не хочет воспользоваться случаем и описать младшую дочь, рассказав о тех изменениях, что произошли за последнее время.
"Вы спрашиваете у меня новостей о Натали и детворе. Слава богу, все здоровы". Это все. Очень сухо и предельно лаконично.
В основе его более чем прохладного отношения к младшей дочери подозрение и ревность. Ревность поселилась в доме с самого начала семейной жизни, причем ревность взаимная, но если Пушкин ревнует горячо и быстро отходит, то Наталья Николаевна действует методично и жестоко.
Очень жаль, что не сохранились её письма к мужу. После смерти поэта они оказались в руках Жуковского, который обнаружил их 8 февраля 1837 года во время разбора пушкинских бумаг. Узнав об этом, мадам Пушкина, настойчиво требует их обратно. В "Описи бумаг покойного камер-юнкера Александра Сергеевича Пушкина" под № 41 значится: "Письма госпожи Пушкиной. Отданы госпоже Пушкиной". В графе "куда отданы" записано: "Вручены г-ну действительному статскому советнику Жуковскому". Если Жуковский передал письма Наталье Николаевне, то, вероятно, они сразу же были уничтожены. Ей было что скрывать. Особенной сентиментальностью Наталья Николаевна не отличалась, и никакого культа Пушкина в семье не было. После его смерти она раздарила друзьям и знакомым его личные вещи. К рукописям отнеслась небрежно. Сегодня мы осуждаем власти, которые опечатали бумаги покойного, но не сделай они этого, все бумаги могли бы пропасть. Пушкин отмечал некоторую жестокость восемнадцатилетней невесты ещё в 1830 году, за три месяца до женитьбы. Письмо князю Вяземскому от 5 ноября 1830 года: "Отправляюсь, мой милый, в зачумленную Москву, получив известие, что невеста её не покидала. Что у ней за сердце! Твердою дубовою корой, тройным булатом грудь ея вооружена, как у Горациева мореплавателя. Она мне пишет очень милое, хотя бестемпераментное письмо".
Откуда взяться темпераменту? Холодность и жестокость - семейная черта. Сама Наталья Николаевна писала: "...Только Бог и немногие избранные имеют ключ от моего сердца". Пушкин доступа к ключу не имел. Наталья Николаевна не любила мужа. Он это знал. В письмах к её матери писал, что надеется со временем заслужить её любовь. Напрасные надежды. Можно удивиться: как это не любить Пушкина! Мы любим поэта и убеждены, что его ближние тоже обязаны любить его, забывая, что поэзия - это одно, а личная, семейная жизнь другое.