– Похоже, скоро грянет буря. Пора в путь и мне. Почувствовали ли это шимы? Похоже, что нет, иначе уж заволновались бы. Что же это такое?

Аш снова привыкал к одиночеству, но всё еще не мог отделаться от привычки говорить вслух. Словно с ним рядом до сих пор был верный спутник – оборотень Гинтра. Не было его больше, не было, вот уж два года как. Звериная гордость не позволила большому черному коту остаться рядом с эльфом, когда пришло время покинуть этот мир, обращаясь в прах. Гинтра ушёл. Друид не стал его останавливать, понимая причину. Прощание было коротким и молчаливым. Коты уходят молча, когда пробьёт их час.

Звероглазый эльф всегда был скор на сборы. Да и много ли нужно в пути опытному страннику? Пара верных клинков да несколько кинжалов, походная котомка да плащ, что днем от солнца оградит и постелью станет, пара лепешек да силки – еду охотник всегда в пути добудет. Не был друид привередлив, хотя и принадлежал к одной из самых утончённых рас. Однако от этой принадлежности остался только облик, изрядно подпорченный звериными глазами и клыками. Аш был скорей похож на волка в человеческом обличье, чем на эльфа. Пусть и сумеречного. Будучи метаморфом, хозяин леса вобрал в себя многие черты характера и повадок серых братьев; иногда создавалось впечатление, что он гораздо больше зверь, чем сами волки. И этого уже было не скрыть изящной эльфийской красотой: он выглядел столь хищным и опасным, что от него шарахались не только инорасовые, но и соклановцы: шутка ли – увидеть настоящего метаморфа молодым и полным сил, а не благостным старцем. Да и среди старцев-друидов почти не встречались те, кто познал всю силу магии друидов и постиг таинство перевоплощения. Аш был особенным, и это слишком уж бросалось в глаза.

Знакомая тропинка стелилась под ноги с какой-то робостью и грустью: лес не любил, когда хозяин отлучался, и неохотно отпускал его в очередное странствие. Само присутствие друида дарило ощущение защиты – никто не нарушит границ, никто не посягнет на первозданность царства волков. Даже с уходом Аша серые хищники останутся хранить покой леса. Но волки не всесильны; сумеречник же был всесилен в понимании леса и его обитателей. Он был отцом, творцом и богом. Он был душой и сердцем этого места. И каждая травинка, каждый листик с ветки тянулись к эльфу в надежде прикоснуться к теплому, любящему и родному. К тому, кто многие столетия считал свой лес единственным любимым детищем, кто много веков заботился о нем.

Янтарные глаза светились опасностью, смолисто-черные волосы заплетены в тугую косу, свисавшую до бедра; походная котомка за спиной, мечи в заплечных ножнах, готовые в любой момент послушно лечь эфесом в крепкую ладонь. По непонятной старой привычке Аш не любил пользоваться магией в бою, предпочитая махать клинками, и только в крайнем случае прибегал к плетению стихий и заклинаниям друидов. Сумеречник был весьма странным сочетанием воина и мага.

Деревья настороженно шелестели листвой вслед удаляющемуся по тропинке эльфу. Обычно ездившие на его плечах наглые смешливые белки сегодня не рискнули играть в салки, используя спину Аша как трамплин, и лишь тревожно перещелкивались. Подойдя к границе леса, сумеречник оглянулся.

– Не грустите, я скоро вернусь.

Таверна встретила Тайрена непривычной тишиной и пустотой. Посетителей не было, лишь только трактирщик протирал стаканы и кружки у небольшой деревянной стойки.

– Рановато ты сегодня, Лис. Или похмелье мучает? Плеснуть чего?

– Угу, смолы горячей, старый хрыч, – неслышно проворчал рыжеволосый эльф, а вслух добавил: – Плесни-ка мне чайку. Свежие мозги сегодня понадобятся.

Трактирщик удивленно вскинул брови, но всё же повесил чайник на крюк над огнём.

– Мозги, говоришь? А они у тебя были хоть когда-нибудь? Что-то я не припомню. Вот смотрю я на тебя и не понимаю: то ли ты бродяга безродный, то ли принц беглый. За душой ни гроша, зато одет, как князь, – старик отпускал колкости, не особо опасаясь, что за них можно и поплатиться: за дверью, в каморке, всегда была начеку парочка крепких вышибал – не этому заморышу эльфийскому с ними тягаться.

– А тебе этого не понять никогда, образина смертная. Ну а если и принц беглый, так что из этого? Кому доносить побежишь? Или ты за меня выкуп стребовать хочешь? Так я нахрен никому не нужен, не надейся, – Тайрен вальяжно развалился на лавке в ожидании чая и откровенно хамил трактирщику.

На самом-то деле задиристому эльфу было наплевать, кто и что о нем думает. Он слишком давно привык к такому образу жизни, и его мало волновало происходящее вокруг. Конечно, можно бы сейчас пойти домой, но дома чай кончился, да и дрова тоже, а заодно и деньги перестали начинаться. Нужно искать работу, а чтобы искать работу, нужны свежие мозги, а не угар после вчерашнего разгула, а значит – нужен чай. Но на него нет денег.

«Ну и хрен с ним, трактирщик и в долг плеснет – не впервой, знает, что долги я отдаю», – изящный утонченный эльф слишком долго прожил на Нейтральной, якшаясь со всяким сбродом вроде наемников и продажных девок, и незаметно для самого себя давно уже говорил не эльфийским высоким слогом, а ругался, как сапожник, чем повергал окружающих в состояние ступора: «Как, Светлый эльф – и матом?»

– На ловца и зверь бежит, – пробормотал себе под нос эльф, отхлебывая чай и наблюдая краем глаза за вошедшим в таверну коренастым пожилым оборотнем. Лис оборотня хорошо знал: то был хорошо известный в узких кругах вербовщик. Тот самый вербовщик, который давал работу таким как он, Тайрен, наемникам.

– Доброго утречка, уважаемый, – эльф расплылся в хитрющей улыбке и сейчас всем своим видом оправдывал прозвище.

– И тебе не хворать, лисья морда. Только какое же утро? День давно на дворе. Всё не проспишься никак… эх, молодо-зелено, – саркастично подметил вербовщик, хотя точно знал, что не годится вечно-юному Тайрену даже в правнуки.

– Ой ли, так уж и день? Ну тебе-то, кто с петухами встает, может, и день, а мне как раз утро… Но ты кстати, как никогда. Работенки не подкинешь, а то я заскучал что-то, – эльф отпил еще чаю и пристально посмотрел на вербовщика.

– Заскучал он, хех. Небось, опять на девок срамных всё просадил да на винище, знаю я твое «заскучал». Ну да ладно, везучий ты сукин сын, есть для тебя работа, – оборотень махнул трактирщику и присел напротив Лиса.

– Весь ваш, отец родной – велите, будет сделано, – картинно раскланялся Тайрен, изобразив сплошное внимание, и приготовился слушать очередное «пойди-туда-не-знаю-куда-и-принеси-то-н-е-знаю-что», в котором его волновал только гонорар за работу.

– Всё бы тебе кривляться, вьюнош недоделанный. Ладно, дело такое: повадился в одной деревне человечьей какой-то некромансер могилы разворачивать да нежить поднимать. Житья от него честным смертным нету. Помощи просят. Не задаром, конечно же, тысячу золотых сулят, – вербовщик поморщился и почесал за ухом, – и откуда только у бедных селян такие деньги? Оно видать, совсем их допек чернокнижник. Ну что, берешься? – оборотень вопросительно посмотрел на эльфа.

– Берусь, спаситель ты мой. Расчетом ты владеешь, или по месту расплатятся? – Лис скептически хмыкнул. «Хех, ну некромансер, так некромансер, и не с такими возились. Вряд ли дело стоящее, был бы он силен – не деревню бы мордовал. Плавали, знаем».

– Они и рассчитаются, а мой процент занесешь. Обычный, как и всегда.

– Ясен пень, занесу, куда ж я денусь? Мне с тобой еще жить да жить, да детей наживать, – лукаво подмигнул Тайрен, отчего у вербовщика лицо пошло пятнами:

– Чур меня, хулитель, детей с тобой общих, – оборотень осенил себя охранным знаком и встал из-за стола, оставляя эльфа допивать чай в одиночестве.

«Вот и работка сыскалась. Эх, а жизнь-то налаживается», – Лис поставил чашку и направился к двери.