– Ты, безусловно, можешь оставаться при своем мнении, Гарри, – спокойно сказал я, – но ты не встречался с этими детьми, как я. Ты не видел, как они указали на Остина, Пейли, сказав, что именно он насиловал их.

– Ну, я знаю, все мы кажемся маленьким детям на одно лицо. Черт возьми, если кто-нибудь придет сегодня вечером домой в моем костюме, мои дети даже не заметят этого, пока он не догадается отдать им обещанные подарки.

Я знал, что младший сын Гарри учился на втором курсе факультета естественных наук. Мы зашли слишком далеко, в область метафор, на которых не строится обвинение. Тем более в людном коридоре. Я ничего не ответил.

– Что ж, ты прочтешь мое имя в списке свидетелей Остина, – все-таки ляпнул Гарри. – Этот человек сделал для округа больше, чем…

– …чем любой окружной прокурор, – продолжил я.

– …чем десять других граждан, – заключил Гарри.

Но его маленькие ледяные глазки подтвердили то, что я подумал. Я тоже посмотрел ему в глаза, демонстрируя, что понял, о чем он говорит.

– Почему бы тебе не навестить меня? – сказал он, понизив голос, так что этого не услышала бы даже секретарша, сидя у него на коленях. Для остальных он громко повторил:

– Лучше найди детективов получше, Блэкки!

Он похлопал меня по спине и пошел дальше по коридору, здороваясь с каждым за руку, даже если его не просили.

Я ненавижу эту кличку. И людей, которые ее используют. Но игнорировать Гарри было бы рискованно. Он был членом окружной комиссии, одним из пяти людей, которые руководили округом: заверяли контракты, распределяли жалованья. В его обязанности входило также контролировать мой бюджет.

На следующей неделе я решил заняться моей неожиданной догадкой насчет мотивов поведения Криса Девиса. Я не был скован правилом, запрещающим спрашивать его без адвоката, ведь теперь, их интересы не совпадали, но я обнаружил, что Остин отправил Девиса вне пределов моей досягаемости. Он освободил его из-под стражи. Криса Девиса в тюрьме не было.

В этом был смысл. Раз первый план с подменой провалился, так как его подопечный разнервничался, Остину было опасно оставлять Девиса в тюрьме, где он мог заговорить в любой момент. Фактически в осведомленности Криса Девиса была заложена бомба замедленного действия. Я нанял детектива, чтобы отыскать Девиса, но безрезультатно. Крис Девис не вернулся в свою квартиру, адрес которой дал своему поручителю.

Впрочем, я не делал ставку на Девиса. По прошествии времени многое теряло свою важность, обретало статус нюансов, как и звонки от моего помощника по выборам, Тима Шойлесса.

– Встреча сорвалась, – произнес Тим озабоченно. Он называл мои выступления перед избирателями встречами, как будто я был рок-певцом. Помнишь, в той организации в Саут-Сайде, как она называется?

– Да, – ответил я, жестом позволяя Бекки остаться в кабинете. Она вернулась к чтению. – Припоминаю.

– Так вот. Они заявили, что отменяют серию встреч. Однако Лео Мендоза вовремя подсуетился. Думаю, они отдадут голоса ему.

– Что ж, это меня не удивляет.

– Да, но все-таки. Я подумал… ладно, все равно. – Он, должно быть, решил, что не стоит нервировать кандидата. – Скажи-ка, ты не собираешься выступить обвинителем в ближайшее время? Помнишь, о чем я тебе говорил? Я все еще думаю, что это хорошая возможность попасть на первые страницы газет. У тебя нет на примете какого-нибудь мерзкого типа, у которого плохой адвокат и никаких шансов на…

– Вообще-то я сейчас готовлю к суду одно обвинение. – Я подмигнул Бекки, которая делала вид, что не прислушивается к разговору.

– Надеюсь, не по делу Остина Пейли? – настороженно спросил Тим.

– Почему ты спрашиваешь?

– Господи, Марк, держись от него подальше. Сейчас это самый опасный человек в городе. Мне уже звонили…

– Тебе тоже?

Он продолжал, как будто я не перебивал его.

– Думаю, это самое банальное дело. Пусти его на самотек, передай своему помощнику, и все образуется. Но если публика решит, что в ходу личная месть, жди скандала. У этого человека много друзей. Я имею в виду…

– Он преступник, Тим.

– Ну, это пока что не доказано. Люди его защищают. Мне уже кое-кто сообщил, что отказывает тебе и поддержке на выборах, раз ты несправедливо обвиняешь старину Остина.

– Мне жаль это слышать, Тим, правда, жаль, но что ты от меня хочешь?

Он был уверен, что я не последую его совету.

– По крайней мере, обещай мне, что не будешь сам представлять обвинение, – взмолился он.

– Слушай, Тим, неужели ты считаешь, что избиратели возропщут, если я упрячу за решетку насильника, пусть даже приятеля сильных мира сего?

– Ну да, только я говорил о верном деле, а не о таком шатком. Избавься от него, Марк, ладно?

– Я подумаю, – сказал я и повесил трубку.

Он был прав. Я знал это. Не было причин рисковать своей карьерой из-за одного дела. Мои подчиненные обладали достаточной квалификацией, некоторые были блестящими обвинителями. Шеф отдела по сексуальным преступлениям уже вызвался вести это дело, а у него был впечатляющий стаж. Элиот подсказал выход: произнести яркую речь и передать дело подчиненным. Я бы избежал личной ответственности. Что и говорить, я сам вляпался в эту историю. Остин меня обманул, подсунув ложного обвиняемого, но разве это причина, чтобы самолично браться за дело. Кто бы меня осудил, передай я обвинение одному из коллег.

Бекки? Я, конечно, доверял, ей, но не смел переложить на ее хрупкие плечи все тяготы своих дел. Я видел, как много возникало препятствий на пути обвинителя, заинтересованного в вынесении приговора. Только я мог довести дело до конца.

К тому же стоило бы покопаться в подсознании, чтобы отыскать причину моего нежелания передать ведение дела кому-то не менее способному.

– Ну, что скажешь? – спросил я. – Назови подходящего потерпевшего.

– Мне нравятся девочки, – ответила Бекки.

В другое время я бы отпустил шутку на этот счет, но теперь я был погружен в расследование сексуальных насилий над детьми и почти не замечал выхода из тупика.

– Девочки легче вызывают сочувствие. Отцы семейств сойдут с ума при одной мысли, что на месте пострадавших могли оказаться их дочери. Присяжные склонны защищать девочек. А вот мальчиков…

– Мальчики должны сами о себе позаботиться, – добавил я.

– Точно.

– Беда в том, – подчеркнул я, – что в нашем случае трудно призвать девочек в свидетели. Они слишком малы, вряд ли даже опознают его. К тому же он не…

– Да, – перебила Бекки, догадавшись. – Тогда Кевин. Он подходит и по возрасту, и по внешности. – Она посмотрела на меня. – Во время его показаний мне хотелось подойти к нему и обнять, а ведь я не слишком люблю детей.

На данный момент меня это устраивало.

– Но на суде тебе придется проявить к ним симпатию. Ты встречалась со всеми детьми? Они тебе приятны?

– Конечно.

Я почувствовал в ее ответе неискренность.

– Не страшно. Не все обязаны любить детей. Ты не хочешь… не важно. Это не мое дело.

Она все же ответила.

– Нет, хочу. Но ребенка не заведешь с бухты-барахты. Нужна поддержка, и я это понимаю. – Она откашлялась, слегка покраснев.

– Перестань, Бекки, я не верю в это. У такой женщины, как ты, наверняка отбоя нет от претендентов.

– Ха! – Она побледнела. – К тому же к любому не подкатишься с вопросом: "Эй, не хочешь ли завести ребенка?" Это… Ну, у тебя самого есть дети. Ты должен знать.

– Да. Когда рождается первенец, кажется, что это венец всех твоих свершений, частица тебя самого. Проходит время, ты с головой уходишь в работу, ребенок подрастает. Совсем чуть-чуть, но он уже так изменился, что, вернувшись домой через неделю, ты рискуешь его не узнать. Начинаешь задаваться вопросом, действительно ли он плоть от плоти твоей. – Я погрузился в раздумье, из которого меня вывела Бекки, ожидающая продолжения. – Годы спустя ты осознаешь, что это самое важное для тебя, но порой понимание этого приходит слишком поздно.