Дней за десять в окрестностях развезло все дороги. С деревьев в одночасье осыпались листья, цикады перестали шуметь, мухи и бабочки — забиваться за ворот, даже шустрые свинки попрятались. До постов приходилось добираться на катерах и изрядную часть дежурства буквально купаться в грязи, люди ворчали. Показания зондов не сулили ничего хорошего — облака, хмарь, циклоны. Похоже, в этом полушарии наступала зима. Но о перелёте в тёплые страны северного материка можно было только мечтать — Авалон надлежало изучить полностью, со всеми его сюрпризами и капризами.
Дабы доходчиво объяснить экипажу, что дождь и ветер могут казаться благом, командор Грин затеял профилактические работы. До старта оставался ещё почти год, но корабль, как вы понимаете, должен быть готов к взлету в любую минуту. Разделившись на рабочие тройки, экипаж, исследователи и «техи» перебирали по винтику всё — анабиозные камеры и госпиталь, системы слежения и навигации, скафандры и катера, кухню и капризную канализацию — Тане досталась именно она. В компании с невозмутимым Мацумото и взбалмошной толстой техничкой Аннабел она прочищала и продувала трубы — бесконечные метры труб и узлов-разделителей. «Подступай грозно, но сдерживая дух, опережая врага сдержанностью» — ехидно комментировал Танины усилия японец и перехватывал управление манипуляторами. «Суть в том, чтобы проникнуть в глубь обороны врага».
Таня грезила небом. После месяцев, проведённых под синим до черноты небом Авалона, ей стало тесно в металлических коридорах, и даже во сне она видела легкие облака, наползающие с востока — непременно с востока. Через две с половиной недели дождей, в предпоследний день декабря 2234 года по земному календарю, командор Грин принял решение с нового года убрать регулярные посты наблюдения с суши. Камеры выдавали устойчиво нулевой результат, вся живность улеглась на зимнюю спячку. Изобильные леса стали пустыми и мрачными, поля оголились и побурели. Кроме скрипа деревьев, шума дождя и заунывного воя бури не осталось никаких звуков, а тяжёлые тучи скрывали солнечный свет. С дежурства люди приносили только хандру, караулить на постах было некого, лишь аквагруппа лучилась бодростью — в мутных волнах Бриттского моря по-прежнему бурно кипела жизнь. А в корабле, по крайней мере, зеленели теплицы, царили тепло и покой. Лучшее время спокойно анализировать, препарировать, сопоставлять и приводить в соответствие набранный материал — если верить прогнозам, тёплые дни вернутся месяца за два до старта. Чтобы горячие головы не вскипели от скуки, старший биолог Хава Брох собрала десяток авантюристов и на трёх катерах отправилась на северный материк, греться на солнце и изучать тамошние пампасы. За обедом, хитро глянув на Таню, Сан-Хосе намекнул, что не стал бы особенно возражать, если бы она тоже слетала развеяться. Но у девушки оказались другие планы.
— Импосибле, миль-ень-ка-я! Невозможно. Ты с ума сошла, — разгневанный Сан-Хосе сунул в рот маринованную оливку, машинально обтер бородку и ещё раз покачал головой.
— На планете нет зверя опасней кошки. Вся поверхность берётся зондом. И сильфы ни разу ни на кого не нападали. Как вы желали однажды, господин мой и повелитель, я всего лишь пройду по посёлку и сниму, что там внутри, — Таня взмахнула ладонью, задев бокал из-под сока, магнит скрипнул, но выдержал.
— Даже крыса кусается, если сунуть палку ей в нору. Леви-Брюль (надеюсь, ты помнишь, кто это) утверждал, что логика древнего человека погружена в мистические ориентации сознания, а наши остроухие друзья при всей сложности биоцивилизации ещё не вышли из первобытнообщинного строя. Предположим, ты доберешься до поселения, а тебя не захотят отпускать. Хорошо, если аборигены используют тебя как алтарь для обряда плодородия, а не принесут в жертву Белым Духам Зимы, например, или Великой Гусенице. Как ты думаешь, на кого похожи сильфовы боги?
— Я не думаю, я хочу это узнать. В крайнем случае, позаимствую катер.
Сан-Хосе помолчал. Предписание комиссии по контактам категорически запрещало вступать в вооружённый конфликт с аборигенами. Можно, конечно, отправиться в рейд в полном скафандре, рассчитанном на глубокий космос — но надеяться на контакт в таком случае явно не приходилось.
— Подождём до весны, дарлинг. У нас с тобой хватит времени договориться с остроухими. Для подробной аэросъёмки мы пустим «голубя» на высоте метров триста, в сам посёлок отправим «Акелу», он шустрый, а имея на руках данные, разберемся — каким же местом мыслят дивные существа.
Из-за соседнего столика расхохоталась тучная пани Брыльска.
— Пан Хосе, есть вещи, которые невозможно понять головой. Их можно только почувствовать, понимаете вы? По-чув-ство-вать…
— Женская логика! — огрызнулся да Сильва.
— Иная. Просто иная. Как нам с вами с высоты ста двадцати лет жизни не понять подёнку, чей век длится от рассвета до рассвета. Как дельфин не в состоянии понять ящерицу. Как мужчина…
— Да вы бесспорно правы, — мужчине договориться с жителем иной планеты, куда как проще чем с Homo vaginal.
— Вы просто похотливый самец!
— Пани Брыльска, видимо плотный обед плохо сказался на ваших способностях — иначе вы бы по-чув-ство-ва-ли, что в моих мыслях по отношению к вам невозможна и толика похоти.
Поглядев на свирепого Сан-Хосе и пыхтящую, как самовар, телепатку, Таня тихонько встала из-за стола. Вечные скандалисты, они опять рассорятся в прах, заработают по штрафу и с неделю будут демонстративно дуться друг на друга. А разрешения на поход до посёлка ей не видать, как Солнца без телескопа…
Последнее дежурство выдалось особо безрадостным. Под проливным дождём Таня снимала камеры и собирала зеркала с бурой, мокрой земли. Предусмотрительный Мацумото со своим «фоксом» раскапывал уже вторую норку, заполняя клетки-контейнеры. Он хотел препарировать нескольких свинок и понаблюдать за остальными — прервётся ли их летаргический сон в корабельном тепле? Схваченные механическими манипуляторами зверьки висели безжизненными тушками, и, оказавшись в клетках, не шевелились.
Густо-красную, жирную гусеницу они услышали издалека — передвигаясь по грязи, тварь издавала чавкающие звуки. Мокрые волоски на гибкой спине колыхались. Похоже, с приближением холодов они линяют — эта гусеница выглядела крупней и шерстистей, чем ее летние товарки.
— Давно не виделись, — обрадованная Таня повернулась к напарнику, — я снимаю, а ты записывай.
— Пошли-ка в катер, подруга, — покачал головой Мацумото, — не нравится мне она. Вдруг голодная. Или хозяина потеряла. Имей в виду, командор Грин тебя с нею в корабль не пустит — в виварии не поместится.
— Если что — прикроешь шокером с воздуха, — отмахнулась Таня, — вряд ли сильфы поднимутся на борт просить виру за напуганную скотину.
— Хай! — кивнул Мацумото, подхватил клетки и в два прыжка забрался в катер, через секунду туда же, лязгнув, вскочил «фокс». Аппарат беззвучно поднялся над поверхностью метров на сто и завис. Охваченная азартом Таня выхватила механическую «Лейку» и нажала на кнопку затвора. Есть кадр!!! Гусеница подползала всё ближе, пристально смотря на девушку, жвалы подёргивались, с них стекала то ли слюна, то ли дождевая вода. Под тёплой сильфовой одеждой Тане вдруг стало холодно, словно влага проникла за воротник. Может твари и вправду становятся плотоядными осенью? Спокойствие, только спокойствие!
Мокрая гусеница приблизилась к девушке вплотную. Она была громадна — длиной метра три, толщиной с дерево, поднятая башка пришлась почти вровень с лицом Тани. Тварь шумно втянула воздух, встряхнула шкурой и обнюхала девушку, прикасаясь к ней неожиданно тёплым на ощупь рылом. Ощущение оказалось странным — Таня понимала, что ей следовало бы испугаться, но вместо этого сделалось спокойно и очень сонно. Девушка положила руку на выпуклый лоб гусеницы и почувствовала, что существо утробно урчит, словно огромная кошка. Есть контакт! Гусеница осталась довольна. Она отползла на шаг, выгнула и словно бы растянула спину — появилось необыкновенно уютное, выстланное красным пухом гнёздышко. Кажется, предлагают прокатиться.
С высоты раздался устрашающий вой — Мацумото нажал на кнопку сирены. Гусеница стянулась, словно пружина и ударила в воздух. Не попала, но катер вильнул, накренился и подскочил вверх — похоже напарнику стало не по себе. Сладко зевнув, Таня взялась за коммуникатор — дать сигнал «всё в порядке», но золотистый шарик перестал светиться — он тоже уснул. Вот потеха.
Уютное гнёздышко снова раскрылось прямо перед ней. Таня улыбнулась катеру, помахала рукой и шагнула вперёд. Волоски гусеницы оказались мягкими и приятными на ощупь, и пахло от них спокойно — корицей и мёдом. Ритмичное качание тела существа успокаивало, упругие стенки создавали ощущение безопасности, тёплая одежда не пропускала дождь. Движение длилось долго. Сквозь дрёму Таня почувствовала, что её подхватывают и несут в душное помещение, пропитанное шорохами дыхания, укладывают рядом с живыми, тёплыми существами. Потом она ничего не помнила — только сны. Чёрный космос, невесомость, яркие до боли огромные звёзды, химический запах анабиозной камеры, смертная тяжесть старта, восстановленный после войны блистающий стеклом и бетоном Санкт-Петербург, деревянный дом прапрабабушки в Комарово, настоящая малина с куста, душистые пироги с капустой, горячий шоколад, свежий хлеб…