Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему в лицо.

— Я мог бы лишить тебя права выбора, — предложил он с грубоватой настойчивостью.

«Но ты этого не сделаешь», — подумала она, и ее глаза затуманились от боли.

— Но ты этого не сделаешь, — с горечью повторила она вслух.

— Да, — подтвердил Максим, разжимая объятия, — не сделаю.

Неужели это она распустила ему галстук и расстегнула рубашку? Джорджиана совершенно не помнила, чтобы это делала она. И в то же время, когда он ее оттолкнул, она мгновенно заметила множество самых разных нелепых подробностей. Максим тяжело дышал, его широкая грудь бурно вздымалась и опадала, словно работали кузнечные мехи, волосы растрепались, обычно четко очерченная линия губ смягчилась от ее поцелуев, а вот выражение его лица заставило ее отвернуться и дрожащими руками опустить подол платья.

Его черты напряглись от неутоленной страсти и разочарования Она прижала руку к губам, чтобы не дать вырваться рыданию. Максим имел полное право испытывать настоящую ярость. Они не зашли бы так далеко, если бы она его не поощряла.

Внезапный телефонный звонок заставил Джорджиану с криком отпрянуть в сторону.

Максим секунду наблюдал за ней, едва справляясь с желанием вырвать телефонный шнур из розетки.

— Ответь, черт подери! — крикнул он, когда пронзительный звон раздался в третий раз.

Когда Джорджиана только беспомощно покачала головой, он стремительно пересек комнату и схватил трубку.

— Джорджиана! Слава Богу! Что-то случилось? Мужской голос подействовал на него словно ведро холодной воды, в одну секунду погасив в Максиме жар страсти. Он повернулся и глухо произнес:

— Это тебя.

Джорджиане показалось, что она движется к телефону в замедленном темпе.

— Алло?

— Джорджиана? А кто подходил к телефону? — спросил Алан Берд. — У вас все в порядке? Я звоню с половины одиннадцатого! Кто этот мужчина?

Джорджиана наблюдала за Максимом, и от нее не укрылось то, как он слегка вздрогнул, увидев фотографию возле ее кровати.

— Со мной все в порядке. Правда-правда, — сказала она, обращаясь к звонившему. — У меня сегодня вечером перегорела пробка, так что пришлось обращаться за помощью. К телефону подошел электрик.

Она увидела, как Максим стремительно повернулся к ней. В его глазах читалось изумление.

«Я учусь лгать!» — подумала она, содрогаясь от отвращения.

— Джорджиана, вы говорите как-то странно, — не успокаивался Алан.

— Конечно, я говорю странно! — ответила она, чувствуя, что у нее к горлу подступает истерический смех.

Она чуть было не оказалась в постели с мужчиной, который считает, будто она изменяет мужу!

Ее спас телефонный звонок! Новый приступ смеха чуть было не задушил ее.

— Я перезвоню, когда мастер уйдет, — быстро проговорила она и бросила трубку.

Максим взял со столика фотографию в позолоченной рамке. На ней был изображен офицер в военно-морской форме.

— Так это Эдвард, — сказал он, ни к кому не обращаясь.

С крайней осторожностью он поставил фотографию на место, поправил смокинг, который Джорджиана ухитрилась с него почти снять, и только тогда встретился с ней взглядом.

— Вам следует проявлять больше осторожности в выборе электриков. Непорядочный человек мог бы воспользоваться ситуацией.

Эти слова больно ранили ее. Она поднесла дрожащую руку к губам.

— Уходите, Максим, — прошептала она. — Идите домой.

Она слушала его тяжелые шаги, такие непохожие на его обычно летящую походку. Неужели он воспринял все происшедшее так же тяжело, как она? Когда за ним захлопнулась входная дверь, она спустилась вниз и заперла дом.

Горячий душ помог успокоить бурю чувств. После душа она закуталась в велюровый халат и, потушив свет, села в кресло-качалку.

Этой ночью произошло так много событий. Одни из них выглядели нелепо, другие — просто глупо, но во всех случаях виновата была она. Впрочем, во всей этой путанице ее занимало одно. Нечто такое, о чем она до этой поры даже не подозревала. Неужели такое возможно? Ей трудно было в это поверить, но эта мысль не оставляла ее.

Она сняла с пальца золотое обручальное кольцо и спрятала его в карман. Одно ей было ясно: она больше не сможет его надеть.

Что с ней случилось: она влюбилась или просто сошла с ума?

— Ну, на сегодня все! — Фрэнк Говард упал на узкую банкетку, которая в его кабинете заменяла диван. — Нам удалось вставить это последнее сообщение, как вы распорядились, — кисло добавил он. — Оно на третьей колонке пятой страницы. Еще приказания будут, босс?

Максим не отрывал взгляда от работы, разложенной перед ним на письменном столе. Раздражительность Фрэнка была реакцией на его собственную. Они уже дважды спорили в присутствии служащих «Кроникл». Третьего раза он решил избежать.

Барабаня пальцами по крышке стола, он попытался сосредоточиться на финансовом прогнозе, который изучал, но цифры плясали и расплывались. Последние трое суток он почти целиком провел в этой похожей на камеру комнате, пытаясь выполнить двухнедельный объем работы в три дня. Недосыпание уже начало сказываться на его здравом смысле, но чем быстрее он уберется у Фрэнка с дороги и из его кабинета, тем лучше будет для них обоих.

— Неужели Джон не способен на что-то получше? — спросил он наконец, начиная растирать виски.

Фрэнк сдвинул очки на лоб.

— Не знаю, чего ты от нас ждешь, Макс. Мы — маленькое издание. Эти объявления нужны нам и как источник дохода. Если их сократить, то мы опять превратимся в одностраничную листовку.

Максим презрительно фыркнул:

— Значит, дело обстоит так. Либо мы — приукрашенный перечень магазинов, либо — листовка. В таком случае мы вообще можем всю эту дребедень кому-нибудь подарить!

Фрэнка не удивил резкий взмах руки, от которого разлетелась стопка листков с бюджетом газеты. Он с детства был свидетелем вспышек гнева Максима. Что его удивило, так это выражение беспредельного страдания, которое появилось на лице друга.

— Когда ты в последний раз ел? — Фрэнк нагнулся за теми листками, которые приземлились рядом с ним. — Я имею в виду нечто, кроме бутербродов. И когда ты в последний раз спал в собственной постели? Ты уже два дня терзаешь себя бритвой из мужского туалета, как я заметил. Почему?

Максим смущенно потрогал порез на подбородке. Он был небольшой, но кровоточил обильно.

— Я пытаюсь поскорее покончить с делами. И отдохнуть, — пробормотал он.

Фрэнк бросил подобранные бумаги на стол.

— У тебя планы на отпуск? Прекрасно! Куда ты собираешься ехать?

Максим посмотрел через стол на своего управляющего.

— Ты пытаешься от меня избавиться?

— И как можно скорее, — без колебаний подтвердил Фрэнк. — Твои намерения делают тебе честь, Макс, но ты пытаешься навязать новый метод штату сотрудников, которым при этом приходится заниматься повседневными вопросами производства. Я даже не уверен… Хорошо, хорошо, не будем снова начинать этот спор, — сжалился он, увидев, как сдвинулись темные брови Максима. — Забудь об этом на несколько дней. За время твоего отсутствия все останется на своих местах, могу это гарантировать.

Макс кивнул:

— Ты прав, конечно. В мое отсутствие газета никуда не денется. А я прав насчет перемен, и ты это прекрасно знаешь.

Фрэнк пожал плечами и решил поменять тему разговора:

— Так куда ты собираешься? Мне просто любопытно. Лиза обязательно у меня спросит, чтобы иметь возможность поныть, как хорошо было бы, если бы и мы могли бы время от времени куда-нибудь ездить. А я говорю ей, что об этом ей следовало подумать гораздо раньше, прежде чем она взялась единолично решать проблему увеличения населения Плаудена.

Максим улыбнулся — впервые за этот день.

— А я-то гадал, почему вы тратите на это столько усилий! Четверо детей за шесть лет! Разве вы не слышали о планировании семьи?

Фрэнк оглушительно расхохотался: