— Да, может быть. Но и денег было много, — он взглянул на нас и заговорил по-другому. — Вот что, вы молчите. Если б она хотела, она бы сама сказала. Даже я, наверное, не должен знать. Даже мама, и та.

Мы важно кивнули. Настоящая тайна лучше притворства.

Но что делать с кошками? Мы с Криком уселись у Капитана в чистой гостиной с хорошей мебелью. Мне он налил чаю, Крику — своей драгоценной сгущенки с водой, а потом, как можно мягче, изложил свой замысел.

— С этими кошками, — сказал он, — надо поступить по-человечески.

То ли я была туповата, то ли он выражался слишком тонко, но я понимающе кивала, пока вдруг до меня не дошло.

— Вы хотите их застрелить?

— Нет. Это трудно сделать. Потом, шуму много, соседи сбегутся. Самый лучший способ…

— Убить их? Всех убить?

— Они дохнут с голоду, Сара Луиза. Скоро некому будет кормить их.

— Я буду за ними присматривать, — сердито сказала я. — Буду кормить, пока тетушка не вернется.

Говоря так, я ощущала, что меня подташнивает. Все деньги за крабов, все деньги на школу — оручим и вонючим кошкам под хвост. Кстати сказать, кошек я не любила.

— Сара Луиза, — ласково сказал Капитан, — даже если б у тебя хватило денег, мы не можем их тут оставить. Это опасно для здоровья.

— Человек сам выбирает, чего ему бояться.

— Возможно. Но за себя, а не за целое селенье.

— Не убий! — упрямо сказала я, вспоминая при этом, как радовалась я еще вчера, что в Библии нет ни единого слова о кошках. Капитану хватило милости об этом не напомнить.

— Так что вы хотите… с ними сделать? — спросил Крик, и голос его прервался посередине фразы.

Капитан вздохнул, гладя кружку ногтем большого пальца, и, не поднимая глаз, отвечал:

— Отвезти мили за две и оставить.

— Утопить? — я чуть не впала в истерику. — Бросить в воду?

— Мне это тоже не нравится, — признал он.

— Можно увезти их на землю, — предложила я. — Там есть такие приюты. Я в газете читала.

— Да, есть, — согласился он. — В Балтиморе… или в Вашингтоне. Но их и там усыпят.

— Усыпят?

— Убьют побезболезненней, — объяснил он. — Даже там не могут вечно возиться со всеми ненужными кошками.

Я не хотела ему поверить. Разве может Общество покровительства животным их просто убивать? Но если я и права, Вашингтон и Балтимор — слишком далеко, тетушкиным кошкам они не помогут.

— Я найму лодку, — сказал Капитан. — Такую, побыстрее. А вы тут загоните кошек, — он вышел, пошел по тропинке и сразу вернулся. — На заднем крыльце три джутовых мешка. Надо же их во что-то упрятать.

И он опять исчез.

Крик встал со скамейки.

— Пошли, — сказал. — На заду сидеть, кошку не поймаешь.

Я задрожала и нехотя двинулась за ним, увещевая себя не думать. Могу же я заткнуть нос от вони, закрыть глаза — почему ж не отключить голову? Так и получилось, что кошек мы ловили без особых волнений. Работали мы по очереди: один держал мешок, другой гонялся по комнатам и по лестнице. При всей своей истощенности кошки оказались на удивление прыткими и, не успеешь их засунуть, с воплем выскакивали из мешка. Особенно трудно пришлось с первым, их там поместилось пять штук, и мы перевязали его веревкой, которую я нашла в буфете.

Ко второму мешку я обрела кой-какие навыки. Кроме веревки, помогли нам рыбные консервы, они тоже нашлись на кухне. Коробку сардинок я разделила на два мешка и еще вылила масло на руки. Странно, что кошки меня не съели, но способ сработал. Эти дуры прыгали ко мне, а я совала их в мерзкий мешок. Наконец погрузили всех, кроме рыжего кота, его нигде не было. Мы с Криком сбились с ног, пытаясь его найти. Что ж, шестнадцать верещащих кошек — тоже не мало.

Я сбегала домой и притащила тележку. Исцарапанные и искусанные, мы погрузили на нее мешки. Мало того, когти протыкали мешковину, словно ее и не было. Один мешок скатился и побежал по улице, но мы его изловили и доставили Капитану, на пристань. Он ждал нас в лодке. На нем был старый синий костюм, как у моряков, и черный галстук. Мне показалось, что он оделся на похороны.

Мы с Криком молча положили мешки на дно и влезли в лодку. Кошки, наверное, выдохлись в борьбе и лежали тихо у наших ног. Капитан три раза дернул веревку, мотор закашлялся, потом — зарокотал. Был разгар дня, пекло невыносимо. Воняло кошками, воняло и прогорклым маслом, уже от меня. Я вытерла руки о подол.

И тут у самых моих ног раздался жалобный писк, скорее младенческий, чем кошачий. Наверное, поэтому голова моя включилась. Я встала в лодке и взревела:

— Сто-оп!

Капитан резко выключил мотор, приказывая мне сесть. Но я кинулась в воду и поплыла что есть сил к берегу, смутно слыша оклики. Не остановилась я ни в воде, ни на земле, пока не добралась до дома.

— Лис, что случилось?

Каролина, увидев меня, вскочила из-за фортепиано. Действительно, зрелище было странное. С волос текло, текло и с одежды. Мимо сестры и мамы, выглянувшей из кухни, я кинулась к нам, наверх, и стукнула дверью. Я никого не хотела видеть, а уж меньше всех — сестрицу. И вообще, от меня несло сардинами.

Каролина приоткрыла дверь, юркнула в комнату и как можно деликатней закрыла. Теперь я не могла пойти помыться.

— Ты что, не видишь, я одеваюсь? — сказала я, поворачиваясь к двери спиной.

— Полотенчико принести?

— Нет.

Она выскользнула из комнаты и вернулась с полотенцем.

— Ну и вид у тебя! — сказала она шутливым голосом.

— Заткнись!

— Да что случилось?

— Не твое дело.

Она обиженно раскрыла большие голубые глаза. Именно из-за такого взгляда мне всегда хотелось ей всыпать. Молча положив полотенце на свою постель, она влезла туда, скрестила ноги, но ухитрилась аккуратно скинуть туфельки.

— Вы что, купались с Криком?

Я думала, никто не знает, что мы с ним иногда купаемся.

Я запустила пальцы в мокрые волосы. Каролина соскользнула с постели и подошла ко мне, держа полотенце.

— Можно, я вытру?

Я ее чуть не оттолкнула, но поняла, что она хочет быть доброй. Это было видно, даже мне. Тут я заплакала.

Она принесла мне купальный халат, протерла волосы своими сильными пальцами, так нежно, словно играла ноктюрн. И я начала говорить, хотя она не заставляла, я излила свою печаль — не по кошкам, по себе-убийце. Да, я их не топила, но все хитро подстроила. Этого хватит.

— Бедный ты Лис, — мягко сказала она. — Бедные кошки.

Наконец я выплакалась и расчесала волосы.

— Ты куда? — спросила Каролина. Не ее дело, конечно, но, в конце концов, она была слишком добра ко мне, чтобы так ответить.

— К тетушке, — сказала я. — Надо прибрать, пока эти мымры не начнут там свою миссию.

— Можно, я помогу?

— А зачем тебе? Там грязь, воняет.

Она передернулась и чуть-чуть покраснела.

— Ну, не знаю. Мне просто делать нечего.

Мы взяли ведро, швабру, хлорку, кучу маминых тряпок. Мама смотрела на нас, но ни о чем не спросила. Когда мы пришли в тетушкин дом, я наблюдала за Каролиной, наверное, хотела увидеть признаки слабости.

— Да, запашок, — весело сказала она.

— М-дэ, — протянула я, огорчаясь, что она хотя бы не задохнулась на минуту.

Только мы налили воды в ведро, пришли Крик с Капитаном. Они постояли у входа, немного покачиваясь, как двое плохих мальчишек.

— Скоро вы, однако, — заметила я.

Капитан сокрушенно покачал головой.

— Не смогли мы это сделать.

Крик чуть не плакал.

— Орали, как младенцы!

Казалось бы, обрадуйся, а я рассердилась. Сколько я слез и сил потратила на этих собачьих кошек! Какое они имеют право остаться в живых!

— Та-ак, — сказала я, сердясь еще больше, потому что все чесалось от соли, — что же вы собираетесь с ними делать? Тут их держать нельзя. Сами говорили.

Капитан устало опустился в тетушкино кресло, прямо на кучу тряпок. Поерзал, посмотрел и выудил их оттуда.

— Не знаю, — сказал он, — просто не знаю.

— Можем раздать их, — сказала Каролина, хотя ее никто не спрашивал.