В очередном доме, куда заглянул Павлыш, больные не валялись на полу, а лежали поодиночке на ютящихся у стен нарах. Некрасивая девушка с небрежно стянутым тяжелым узлом бурых волос на затылке, одетая в перепачканную хламиду, отирала пот с лица старика, рядом с ней курился паром котелок с густым травяным настоем. Заслышав движение двери, она отвлеклась не сразу — отжала, ополоснула, аккуратно сложила тряпочку и только потом обернулась. Взгляд прозрачно-серых глаз скользнул по Павлышу, словно ощупывая его.

— Ты человек с Земли. Ты доктор, сэр? — девушка говорила почти без акцента, её голос был красивее лица.

— Да, я доктор с Земли.

— Ты спасешь нас от смерти?

— Да, конечно. Не тревожься, никто не умрет.

— Дождалась! Голос бога говорил, что ты однажды придешь, доктор, сэр.

Девушка поднялась во весь небольшой рост, перекрестилась и поклонилась Павлышу до земли. Доктору показалось, что она хочет облобызать его ноги, он шарахнулся и чуть не уронил малыша. Ребенок стукнулся о притолоку и яростно завопил. Девушка тотчас подхватила дитя на руки, забормотала что-то успокоительное. Она не выглядела больной, бледное лицо было чистым, ни признака жара или сыпи. Но и впечатления здоровой не производила — глаза сияли фанатичным огнем, крупный, как у лягушки рот улыбался. Бедная дурочка.

— Чем я могу служить тебе, доктор, сэр? Чем помочь?

— Благодарю. Я вижу, ты уже помогаешь больным, — сказал Павлыш. — Как твое имя? Можешь рассказать, что здесь произошло?

— Меня звать Дженет, дочь Исайи и Эстер из семьи Спарк, — с достоинством ответила девушка. Она посадила младенца на пол, вручила ему раскисший сухарь, погладила по голове и продолжила рассказ. — Бог сказал мне, что будет беда и придет спаситель, и я ждала тебя. Когда Якоб прилетел с неба, он кричал, что братья с Земли спасли его от смерти, взяв живым на небеса. Его мать открыла двери и впустила сына, не дожидаясь, что скажет собрание. Все Шидловски сбежались в дом, посмотреть на чудо, они устроили пир и шумели до ночи. Старейшина Кеннет сказал, что бог простил Якоба и людям надо простить, мужчины Хавьеров заорали наперебой, что изгнание равно смерти, мужчины Мюрреев напомнили, что бог не желает гибели даже самой паршивой овце из стада. Я подслушивала, я знаю. Мужчины спорили до утра. На рассвете мать Якоба прибежала за помощью — сын горел и бредил. Она сама уже покрылась звездными пятнами, и дети в доме Шидловски метались в жару. Поняв, что эпидемия распространяется, Хавьеры хотели убить Якоба, но старейшина Кеннет запретил — испокон веку братья не проливали кровь братьев. Они только сожгли катер. Но я успела поговорить с богом и помолиться о помощи, как он учил. Я правильно поступила доктор, сэр?

— Да, Дженет, конечно ты была права, — Павлыш слушал, кивал и напряженно думал. Он мог представить себе многое, но молитва, туго свернутая в коды радиосвязи, не укладывалась в его понимание мира. — Скажи, а другие люди с Земли прилетали к вам? Говорили что-то, э… наставляли?

— Нет, — девушка улыбнулась, показав крупные желтые зубы, — ты первый брат с Земли который явился в наш дом, доктор, сэр.

— Не говори «доктор, сэр», — неожиданно для себя вызверился Павлыш. — Говори «товарищ Павлыш» или «Владислав» или «доктор».

— Как ты велишь, — нисколько не обидевшись, кивнула Дженет. — Вла-дисс-лафф!

— Лучше «доктор», — смирился Павлыш. — Скажи, а ты уже переболела лихорадкой или ещё не заразилась?

— Бог меня спас, — отмахнулась Дженет. — Ты сейчас начнешь лечить людей?

— Я хотел бы сперва помочь старейшине Кеннету. Не тревожься, лекарства хватит на всех.

Рацию доктор взял с собой и тут же вышел в канал: Ракушка-Ракушка, я четвертый, как слышишь, прием! Дженет смотрела на него с благоговением — похоже глупая девица окончательно возвела землянина в ранг святых.

Радист Цыганков внимательно записал состав лекарства, уточнил по буквам и цифрам всю рецептуру, сверил — две — тысячи — доз — и отключился. Синтезатор на станции был, культиватор тоже, а на сырье шла любая органика. Промокнув пот со лба, Павлыш похвалил себя за хорошую память и прослушанный в университете курс старомодной, казалось бы, фармакопеи.

Дом старейшины не отличался от соседних ни размером ни внутренним обустройством — те же нары, тот же громоздкий стол, та же неуклюжая глиняная посуда, жирный желтый огонь в светильниках, пятна плесени на полу. Бородатый, худой как смерть старец лежал у порога, словно спешил за помощью, его домочадцы хрипели посреди комнаты. Павлыш бегло осмотрел больных, впрыснул сердечное немолодой женщине, дал кислород беременной, и затем только вколол бодрящий коктейль е. Дженет, как заправская медсестра, помогла пациенту сесть, поднесла воды и удержала в железном объятии, когда тот замахнулся на гостя посохом. По счастью способность соображать вернулась к старейшине Кеннету почти сразу. Исцеление родичей оказалось лучшим аргументом для упрямого патриарха.

Вопли, слезы, проклятия и молитвы длились недолго. Тряхнув бородой, старейшина приказал всем замолкнуть, успокоить младенцев и выйти прочь, оставив их с доктором наедине. Впрочем, Дженет пришлось остаться — разобрать бормотание старца без переводчика Павлыш даже не пробовал. Пространная речь о божьей воле, являющей себя там, где богу это угодно и теми руками, которые бог сочтет нужным, его тоже не впечатлила. Важнее было другое — старейшина Кеннет согласился на госпиталь для колонистов. Живая собака лучше мертвого льва, кто бы спорил.

Разговор по рации впечатлил старца — корректируя указания, Павлыш не без удовольствия наблюдал, как Кеннет шепчет молитвы, перебирает бородавчатыми пальцами четки. Нет бога кроме Попова и Маркони пророк его. Ты у нас ещё в космос слетаешь, дедушка, дай только время.

В ожидании катера, Павлыш продолжил обход домов, дурочка Дженет увязалась следом. Он методично переворачивал тельца младенцев и опухшие туши женщин, приподнимал прелые бороды стариков, делал пометки в блокнотике. Очень много было кожных болезней, авитаминозов, поражений почек и печени. Шесть младенцев страдали трахомой. Одна старуха не пережила лихорадку и камера не спасла бы её — возраст. Когда Павлыш в очередной раз засучивал рукава для осмотра, Дженет молча указала на его запястья — сыпь кольцом охватила их. Этого следовало ожидать.

Глянув в аптечку, Павлыш утроил дозу стимулятора в коктейле, добавил противовирусный препарат и ещё одну мерзость, нормализующую состав крови. Когда война в холерном бараке закончится, он будет спать неделю, но ближайшие двое суток останется на ногах. У доктора закружилась голова, он ощутил во рту приторный привкус жара. Вездесущая Дженет поднесла ему котелок травяного отвара с приятным, прохладным вкусом. Оставалось надеяться, что от сомнительного варева ему не станет хуже. Эх… Китайчик, Китайчик. Друг мечтал о культурном отдыхе в славной компании, что мешало пригласить его на Амфитриту? Хотелось же подшутить…

Катер шел долго. За это время Павлыш опустошил аптечку и дважды ссорился с муннайтами, хотевшими вздернуть Шидловски (лазер поверх голов — замечательный аргумент). В спаскоманду вошли Мидзуэ, Жанно и сердитый Костик. Они привезли целую груду пробирок и шприцы-пистолеты. Павлыш помог погрузить в катер еле живого Якоба, посуетился, показывая, как ставить уколы и обихаживать выздоравливающих, потом присел на нары и отключился — стимулятора не хватило. Сны его были бурными, полными фантасмагорий. Одетый в костюм древнего клоуна доктор плыл в океане черничного сока, разговаривал с перетруженной печенью, целовался с двумя девицами поочередно и ловил на приманку летучую мышь. Латинский словарь реял над ним, плюясь цитатами, анатомический атлас изрыгал препараты кишок и бронхов, пара скальпелей, непристойно выгибаясь, танцевала фокстрот. Чей-то механический голос твердил «финита», «финита». Тьфу!

Очнулся Павлыш уже в своей комнате, на чистой постели, переодетый в пижаму. За закрытыми жалюзи шелестел дождь. На тумбочке стоял гранатовый сок со льдом — его любимый напиток. Мидзуэ постаралась, славная девушка. Мысли двигались ясно, тело слушалось. Откинув легкое одеяло, Павлыш встал, сделал несколько упражнений, принял душ, смахнул щетину с лица, переоделся. Что-то неуловимое тревожило его, но доктор списал тревогу на последствия лихорадки. Страшно хотелось есть.

Очаровательная Мидзуэ с восторгом кинулась кормить выздоравливающего. Оказывается, спал Павлыш ровно сорок часов, не открывая глаз. Эпидемия в поселке закончилась, колонисты сердиты, но враждебности пока не выказывают. Братьев с Земли попросили покинуть поселок, информация в Совет ушла, окончательное решение примут на днях. Конечно же нет, никакого паприкаша с бараниной!

Брезгливо поджав губы, Павлыш высосал чашку бульона и приступил к паровой котлете. Стоило доктору занести вилку над белесым синтетическим мясом, как в столовую вбежал Вяйнемяйнен.

— Там девица из этих муннайтов, пришла к станции пешком. Требует доктора Вла-дисс-лафф.

Дженет! Интересно, что понадобилось бедной дурочке? Павлыш подумал, что девчонка могла и влюбиться, и отставил тарелку — аппетит у него пропал.

— А Шидловски у нас сейчас?

— Да, — кивнула Мидзуэ. — В изоляторе. Ему сильно досталось, началось воспаление легких, он страшно расстроился оттого, что принес в поселок болезнь. Я старалась ему помочь, но хорошо, что ты уже на ногах — мне бы не справиться.

— Тогда ты, Костик, если не сложно, впусти девушку в малый салон, дай ей чаю с пирожными, развлеки как-нибудь и попроси подождать. А я прогуляюсь до изолятора.

Якоб Шидловски и вправду выглядел скверно. Глаза запали, бурые волосы слиплись, бородавки сочились сукровицей. Говорил он с трудом, но кое-что из него удалось выжать. Дженет в детстве была неразговорчивой и застенчивой. Она с другими детьми ходила в джунгли за птичьими яйцами, охотилась на ящериц, собирала грибы. Потом девочка повадилась ночевать в лесу и подолгу не возвращаться. Она говорила матери и старейшине Абрахаму (он был патриархом до Кеннета), что бог беседует с ней и наставляет её в вере, Потом она предсказала появление братьев с Земли, и Абрахам назвал её дочерью луны, последней пророчицей муннайтов. Её любят у нас, очень любят, но замуж никто не возьмет, и спать под своим кровом не пустит.