– С до-обрым утро-ом, Бел, дорогая, – начала Пандора с билоксийским выговором. – Телефон вот-вот начнет звонить. Сделай так, дорогая, чтобы отвечали только ты, я или Лорна Мэй, но никто другой, ясно?

– И никто из посольства?

– Не стоит полагаться на них. Неужели ты им веришь?

– Дорогая, я не верю никому, кроме нас с тобой, – ответила миссис Крастейкер словами их старой шутки и добавила:

– А иногда я даже в тебе не очень уверена.

Женщины негромко рассмеялись.

Подзорная труба нового образца, которую взял Шамун, была предназначена для наблюдения при слабом освещении, но годилась и для такого пасмурного дня, как сегодня. Морис стоял в глубине комнаты, наводя маленький, но мощный прибор на зелень Гросвенор-сквер. Нэнси Миллер, последние недели поглощавшая свой ленч на скамейке, делала это и сегодня, когда погода наконец стала походить на летнюю. Само по себе это ничего не значило для Шамуна, но его внимание привлекло то, что она при этом делала какие-то пометки. Наводя объектив на резкость, Морис увидел, что Нэнси Ли пощипывала сандвич. В то же время он услышал, как звонил прямой телефон Неда Френча. Он недовольно вздохнул, положил подзорную трубу, открыл свой кабинет, чтобы попасть в комнату Неда.

На восьмом звонке он поднял трубку.

– Офис заместителя военного атташе.

– Мо? – Это опять была Лаверн Френч. – Он там?

– Только что вышел из посольства.

– А я все жду его звонка.

Шамун помолчал.

– У нас здесь что-то вроде состояния... повышенной боеготовности. Нед дома объяснит. – В ту же секунду он пожалел, что сказал это, нарушив правило не сообщать о служебных делах женам, даже дочери старого вояки генерала Криковского.

– Ну тогда я все расскажу тебе, – продолжала Лаверн более холодно. – Сегодня утром к нам домой приходил мужчина и сделал пробный звонок в дверь. Изображал, как водится, почтальона. Грубо сработано. Думаю, он проверял нашу телевизионную систему наблюдения, но при этом хотел, чтобы я подергалась.

– Как он выглядел? Тебе удалось сделать хороший снимок?

– Он записан на видеопленку, только вряд ли там будет что-нибудь, кроме его затылка. Если мне повезло, то, может быть, я поймала его изображение, когда он поворачивался, чтобы уйти. Надо взять пленку и просмотреть ее. Я прождала все утро. Теперь пришла женщина, которая у нас убирает, и мне надо выйти на рынок. Когда будет можно?..

– Не уходи пока, Лаверн. – Шамун сделал постное лицо. – Все, кого можно послать к тебе... были заняты утром. Подожди. Может, кого-нибудь раскопаю. Правда, сейчас обеденный перерыв, поэтому придется подождать еще какое-то время.

– Я думала, что Нед... – начала невесело Лаверн.

– Он вышел потрепаться с... контактами.

На другом конце провода наступила тишина, встревожившая Шамуна.

– Обещаю, что к двум часам кто-нибудь заберет пленку.

– Я подожду. – Послышались короткие гудки. Ей надо разрядиться, подумал Шамун, и лучше всего на Неде. Но пора бы Лаверн привыкнуть, что он все время ускользает от этого.

Морис взглянул из окна кабинета Френча на Гросвенор-сквер. Нэнси Миллер по-прежнему сидела на скамейке, соединив колени, и медленно ела сандвич. Во всех концах площади лондонцы сидели и лежали на траве, курили и разговаривали, будто наслаждаясь ярким летним солнцем в своем собственном парке.

Высокая неуклюжая фигура человека с плакатами виднелась в стороне, не вписываясь в эту праздничную сцену. Шамун заметил, что нечто вроде cordon sanitaire[23]  окружало его. Люди, радуясь обеденному перерыву, не интересовались таинственными надписями на его плакатах. Его решительный вид и воинственная поза словно предупреждали окружающих: «Если вы не хотите ко мне присоединиться, держитесь подальше».

Нед Френч попросил ФБР проверить этого странного чудака, прозванного им Наблюдателем, но ничего стоящего внимания не было обнаружено. Мимо Наблюдателя не спеша прошли полицейские в форме – мужчина и женщина, – скользнули взглядами по плакату и продолжили свой путь. Никого он не интересовал.

Впрочем, нет.

Сбоку от Наблюдателя трое парней сидели, развалясь на скамейке. С такого расстояния без своей трубы Шамун мог видеть только их силуэты. Одеты неряшливо, как фашиствующие молодчики: тяжелые черные ботинки, обтягивающие черные брюки, черные куртки из кожзаменителя и стриженные «под горшок» волосы, которые выглядывали из-под черных кепочек, едва держащихся на затылке.

Их интерес к Наблюдателю был, видимо, вызван скукой, решил Шамун. Скука и интерес, вызываемые в садистах одинокими и потенциально слабыми людьми.

Шамун иногда размышлял о том, не следует ли посольству контролировать подобные ситуации. Наблюдатель протестовал против чего-то американского, но скверно, если его изобьют на пороге канцелярии. А когда настоящий английский громила берется за дело, в ход идут и кастеты, и цепи, и залитые свинцом резиновые шланги. На футбольных матчах несколько раз пускали кровь кухонными ножами. Любит подраться мистер Брит.

Шамун вернулся в свой кабинет и запер дверь. Когда он взял подзорную трубу и навел ее на Нэнси Миллер, она была уже не одна. Шамун пристально рассматривал молодых людей. Симпатичный араб был ему незнаком. А вот второй...

Все трое встали со скамейки и пошли прочь. Рука араба по-хозяйски обнимала талию Нэнси. Шамун усмехнулся. Девчонка была типичная вертушка, но расположенная к арабам. Используя свою внешность, Шамун раза два встречался с ней, причем, несомненно, имел успех. Было очень приятно, но в постели она почему-то предпочитала говорить на отвратительном арабском.

Второй парень...

Шамун пролистал все файлы в ящиках. На каждом была фотография. Но того, второго, в файлах не было.

Он отпер ящик письменного стола, вытащил несколько дискет без надписей, включил «персоналку» и вставил в нее дискету. На экране появились краткие биографии и маленькие фото, не совсем четкие снимки портативных фотокамер. Шамун просмотрел весь диск дважды, второй раз более медленно, и остановился на фотографии, имевшей сходство с тем парнем, что сидел с Нэнси Ли Миллер. Он выписал часть информации с экрана на настольный календарь. Занимаясь этим, Шамун совсем забыл о трех громилах.