Поиск
86. Домино. Перевод М. Талова
Мы входим во дворец.
Проклятье! За стеной, увенчанной плющом,
Могилу черную напоминает дом:
На сказочных конях, на легких колесницах
Несутся мертвые со скукою на лицах.
Здесь воздух тленом заражен…
Здесь жизнь отшельника вел старец в тьме забвенья,
Без имени. Никто не знал, откуда он.
В заклятьях, в снадобьях искал он утешенья,
И мозг его трудил земных страстей экстаз.
Пред ним в глухой ночи, вдруг обнажая плечи,
Вставали женщины, укутанные в газ.
Молитвы! Требники и свечи!
Их пламень озарял зрачки призывных глаз.
О, молния! Гроза!
Здесь часто призраки являлись предо мною:
Как мне заставить их открыть свои глаза
В сем доме, сотрясаемом грозою!
Таинственное домино!
Томлюсь я без тебя средь топота и плясок.
Спасенья нет: вокруг всё масками полно.
Вот мириады красных масок.
Мне небо прежнее пригрезилось… Оно
Синело, величавое, пред нами.
Теням подобились ресницы: я в тени
Искал себя усталыми глазами!
Звенели радуги, меняя вмиг огни
И загораясь хрусталями.
Проклятье! За стеной, увенчанной плющом,
Могилу мрачную напоминает дом.
На вороных конях здесь красных масок стая
Несется, смертью небо заражая.
Серебристый дым сказанья
Взвился люстрой легче птиц.
Снова слышу я дрожанье
Тонко загнутых ресниц.
В пенье женщин скрыты нега,
Плющ зеленый и цветы.
Маски их — белила снега,
Бледны тонкие черты.
Мрак очей их, полыхая,
Смех лукавый в тьме ночной,
Словно песенка глухая,
Угрожают мне порой.
Знаю, холодом пронизан, —
О величье! — я в ночи
Без смущенья в мраке сизом
Протяну к тебе лучи.
Перстень тайный, огневейный
В пламени переливном
Пальцев хрупких и лилейных
Не сожжет своим огнем.
Перстнем словно околдован,
Вижу я в его плену
И пароль тоски свинцовой,
И погибшую весну.
Проклятье! За стеной, увенчанной плющом,
Напоминает мне могилу этот дом:
На вороных конях, на черных колесницах
Несутся мертвые с тоской на желтых лицах.
Дыханием тлетворным всё полно…
Зов пролетел, как смерч: доми́но, домино́!
Ворвалось в залу домино.
87. На сады ложится снег. Перевод Г. Маргвелашвили
На сады ложится снег.
Гроб несут иссиня-черный.
Исступленно бьется ворон —
Чернотой по белизне.
Распустив седые космы,
Среди траурных знамен
Ветер затевает козни —
Вплоть до новых похорон.
И без лишних разговоров
Плачется вороне ворон:
«Гроб несут через сугробы,
Ну, кого еще угробить?..»
Гроб несут и топчут снег —
Чернотой по белизне.
88. Старая мельница. Перевод Я. Гольцмана
Сумерки. Роща. Нива — течет и дремлет.
Ветер колосья желтые не колеблет.
Где-то лучина в сумерках просверкнула.
Лунный осколок над перевалом вырос.
Там, где Арагва прямо в Куру свернула,
Где наполняет влага прохладный ирис —
Белой тропою горец-пастух ступает.
Реет душа обширней души созвездий,
Как изваянье в лунном сиянье тает.
Тысячи судеб дышат с хевсуром вместе.
Мох покрывает шаткие стены храма.
Ярко, хрустально блещет струя литая,
Бьется на блюдце, плещет, дробясь упрямо,
Пряди свеченья змейно переплетая.
Клики и пляски множества — сотни тысяч! —
Огненных чудищ. Небо смеется звездно…
Поздние души, в клетку грудную тычась,
Зря поддаются страху: страшиться поздно.
Только когда прискачет святой Георгий,
Схлынет безумство пляски самозабвенной.
Небо бледнеет: гасит рассвет восторги.
Мельничный профиль замер волной согбенной.
89. Руины крепости. Перевод Я. Гольцмана
Вечер недвижен. Всё затаилось ныне:
Вишни умолкли, тропы легли покато.
Небо — избыток необозримой сини
И непреклонность крайних лучей заката.
Крепость-руина, цепи холмов родимых,
Храм одинокий, пенной реки излука —
Как ожиданье схваток неотвратимых,
Мне непосильна будущая разлука!
Всё же — прощайте!.. Слушаю: вестник скорый —
Клекот Риони — что мне поведать хочет?
Счастье в грядущем мне предрекают горы
Или мытарства-муки они пророчат?
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: