Да, я пел в полях беззвучных,
                                            выплывал в морях бездонных,
Возглавлял посольство света
                                           в шахтах, в угольной ночи.
«О конечно, всё, что хочешь —
                                              стайкой вьются купидоны…
Все цветы — под нож садовый…
                                              Не молчи же, не молчи…»
1917

115. В тени Мтацминды. Перевод В. Леоновича

Это с миром прощается окровавленное светило,
Тенью Горы Священной город мой осеня.
Тени цветут — мерещатся мне звериные рыла —
Порождение черного и бесстыдного дня.
Тьма расцветает роскошно — хризантемою
                                                               траурной.
Поспешите, ценители, любоваться и обонять!
Невозможное зрелище — совесть земли
                                                           отравленной:
Ни унять — ни насытить — ни убить — ни обнять!
1917

116. Осень в обители отцов «Непорочного зачатия». Перевод В. Леоновича

Звон отдаленный колеблется,
Медлит в пространстве пустом.
День догорает и теплится.
Падает лист за листом.
Мерные звуки истаяли —
В парке померкли пруды.
Мраморные сандалии
Брошены у воды.
В память утраты божественной
Нынче при первой звезде
Абрис колеблемый женственный
Чудится здесь на воде.
Осенью связи расторгнуты.
Осенью страсти мои
Благостным пеплом подернуты.
Осень. Беду затаи.
Книга. Алмазы — с подсвечника.
Вымысел — здесь, наяву.
Скифа, безумца и грешника,
Братом своим назову.
Страстного мира исчадия,
Непоправимая грусть…
В пустынь Святого Зачатия
К старцам прозрачным толкнусь.
На голову покаянную
Копоти мгла опадет.
Не огласится осанною
Каменный тягостный свод.
В душу мою из-под купола
Очи упрутся — колом:
«Прибыло ваших — не убыло!»
Ведает духом и сном.
В угол — ко дьяволу, аспиду —
Фресок пылающий бред.
Будь ты и распят — и распяту
Нету спасения! Нет.
Слава растет колокольная,
Звонницу в пыль разнося.
Гневом создателя
дольняя
Жизнь озаряется вся!
1917

117. «О богородица, дева Мария!..» Перевод Г. Маргвелашвили

О богородица, дева Мария! —
Розой на зыбкой и влажной тропе
Жизнь моя стелется в тщетном порыве
К свету безгрешного неба, к тебе.
Мгла ли расступится в сполохах зарев,
Или свое отгрохочет проза —
Гонит бессонница в пьяном угаре
Блудного сына к твоим образам.
Изнемогая в жестоком похмелье,
Я прислонюсь к косяку, у свечи,
Пламя зажгу, и в церковном приделе
Вспыхнут над иконостасом лучи.
Скажет мой голос: «Пред светлые очи
Птицей, подстреленной в райском саду,
Сбывшейся явью чернейших пророчеств
Вот я к тебе и явился в бреду.
Виждь и возрадуйся — праведник ярый,
Сдавшийся ныне на милость врагу,
Изнемогая в бессонном угаре,
Мстительных слез удержать не могу.
Ожесточили хулы и наветы
Сердце мне слабое! О божество,
Дай мне терпения, чистого света
От милосердия твоего!
Или и впрямь предначертано богом
Злобно гасить вдохновенья порыв,
Чтобы певцы в наважденье жестоком
В кровь расшибались, едва воспарив?
Так и со мной. Оклеветанный кем-то,
Я оступлюсь у могильной плиты,
В заупокойных молитвах отпетый,
Не удостоясь твоей доброты.
В царство теней на свое новоселье
Перенесусь, словно вихрь, на лету,
В пьяном угаре, в бессонном похмелье
Изнемогая, покой обрету.
О богородица, дева Мария! —
Розой на зыбкой и влажной тропе
Жизнь моя стелется в тщетном порыве
К свету безгрешного неба, к тебе».
1917

118. Здравствуйте, персики в первом цветении! Перевод Э. Александровой

Небо, снежинками звезд запушенное,
Глухо бормочут колеса вагонные —
Слышу сквозь дрему их песню унылую,
Грузию вижу, родимую, милую;
Вижу на персиках лунные тени я, —
Здравствуйте, персики в первом цветении,
Здравствуйте! Сердцем я ваш!
Вмиг оборвалось, как сны обрываются,
Всё, о чем в детстве незрелом мечтается,
Треснуло что-то… Но в шум утомительный
Новые звуки ворвались стремительно:
В них ликование, в них утверждение…
Вижу на персиках лунные тени я,—
Здравствуйте, персики в первом цветении,
Здравствуйте! Сердцем я ваш!

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: