336. Путник стоял, поджидая трамвай… Перевод С. Куняева

А. М. Горькому

Путник стоял, поджидая трамвай у столба,
Ждал, что вот-вот заскрежещут трамвайные дуги…
Слился с бессмертьем семнадцатый год навсегда
В гуле восстанья, под свист обезумевшей вьюги.
Мчались пролетки… Сквозь изморозь, словно плоты,
Плыли трамваи.
Дома и прохожие плыли,
Как негативы, летящие из темноты,
Чтобы мелькнуть на мгновенье в искрящейся пыли.
А под сугробами по неприметным путям
Сетью извилистой тронулись талые воды —
Русло за руслом, но всё не терпелось ручьям
Хором могучим воспеть пробужденье природы.
Как быстротечно закончилось царство зимы!
Жажда возникла услышать сквозь снежные бури
Голос, идущий из недр пробужденной земли
И сквозь метели летящий к небесной лазури.
О, половодье, когда не видать берегов!
Время разлива, разгула и преображенья!
Вешние воды услышали времени зов
И в бездорожье открыли пути для движенья.
О, это время! Вчера лишь о нуждах оно
В праведном гневе и в ярости так голосило!
Тысячи речек обрушились в русло одно,
В сотнях сердец ощущенье единства сквозило!
Нет, не сильфиды, не эльфы исчезли во мгле
И не бесплотные тени, а, словно лавины,
Рухнули с грохотом на матерьяльной земле
Зримые дамбы, одетые плотью плотины.
Здравствуй и празднуй отныне в весенней ночи,
Сердце поэта, познавшее времени ветры,
Сердце, прозревшее в зимних глубинах ручьи,
Залежи злата, до срока укрытые в недры.
Глас вопиющего — ты возвещал обо всем,
Что прорвалось в восклицании тысячегласном,
Всё, что растаяло в сердце твоем и моем
И воплотилось в стотысячном хоре прекрасном.
Ныне и присно и дальше во веки веков
Пусть же полощутся в полдне счастливого мая
Наши знамена, как тысячи майских венков,
Как вулканической лавы пурпурное пламя.
…Мерз пешеход в ожиданье… Мятущийся снег
Падал на плечи, на землю ложился привычно.
Утро сияло, и в утренний час человек
Мог улыбнуться и даже вздохнуть иронично,
Слыша, как старый вагончик едва дребезжит,
Тяжко груженный укладом вчерашней России…
«Где это время?» — когда бы его вдруг спросили,
Он бы ответил: «Где снег прошлогодний лежит…»
<1930>

337. Революционной Грузии. Перевод Г. Маргвелашвили

Революционной, неслыханной и небывалой,
Великой волей своею, свершающей подвиг,
Мыслью высокой явившей воочию мощь Человека
И тысячью нитей со всею страной сопряженной,
Воодушевлению масс, несущихся миллионноволным
Могучим потоком навстречу творимой легенде
И натиском бешеной страсти взломавших и смывших
Преграды, скрывавшие вольную ширь горизонта,
И разрушенью — о да, разрушенью, —
И сокрушительной ломке всего, что отжило век,—
Чтоб замкнутый круг был разорван и вышли мы к солнцу!—
Неотвратимому, необратимому бегу времен,
Революционной Грузии,
Прыжку исполинскому, ошеломившему взгляд,
Революционной, неслыханной и небывалой
Грузии новой, — слава! И созиданию — слава!
<1930>

338. Руки. Перевод Н. Заболоцкого

Вот западный ветер
Несется по небу.
Багряного шелка
Влекутся за ним облака.
А вниз посмотри:
Коллектива
Огромные руки,
Хозяева жизни,
Лежат на бескрайних полях.
О сверхчеловеческих,
О невероятных делах
Твердят эти руки:
Бугры и мозоли,
Могучие пальцы,
Персты гладиатора,
Как корни
Столетнего дуба,
Врываются в землю они.
Как жаль,
Что доныне
Еще не умеет
Художник
Этюд начертить
Этих невиданных рук!
Упорным трудом
Этих гигантских ладоней
Возделаны
Долы, поля и луга.
Эти прекрасные руки
Плавят
Руду и железо,
Всё, что лежало мертво,
Делают снова живым.
<1930>

339. «Отважный, истинный поэт…» Перевод В. Гаприндашвили

Отважный, истинный поэт,
Большую утверждая веру,
На стройке наших бурных лет
Уподобляйся инженеру!
Иссякнул мутных дней поток,
Поток, исполненный отравы.
В назначенный зажегся срок
Свободы факел многоглавый.
Пусть созидание трудней,
Но манят новые пределы.
Поэт — строитель новых дней
И первооткрыватель смелый.
Не льет он в старые мехи
Вино мечты вольнолюбивой,
Он строит, как дома, стихи,
И строф он вспахивает нивы.
Исчезла узкая межа…
Поэт — глашатай бури страстной,
И в день великий мятежа
Трубит он в рог свой громкогласный.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: