Поиск
Дорого нам достается наука
Чувства, живого с младенческих дней.
Так постигаешь значение звука,
Тихо ступая за песней своей.
Родина — песня! Я всё перепутаю.
Так и оставлю и не разделю…
Раны твои я туманом окутаю,
Верой своею тебя исцелю.
Только не ведаю, завтра какие
Песни — колосья мои золотые —
С шелестом тяжким приду уронить
Или молчанье — как память — хранить.
382. Из рассказанного луной… Перевод Б. Ахмадулиной
К реке подходит маленький олень
И лакомство воды лакает.
Но что ж луна так медлит, так лукавит,
И двинуться ей боязно и лень?
Ужель и для нее, как для меня,
Дождаться дня и на свету погибнуть
Всё ж веселей, чем, не дождавшись дня,
Вас, небеса грузинские, покинуть?
Пока закат и сумерки длинны,
Я ждал ее после дневной разлуки,
И свет луны, как будто звук луны,
Я принимал в протянутые руки.
Я знал наперечет ее слова,
И вот они:
«Полночною порою
В печали — зла и в нежности — слаба,
О Грузия, я становлюсь с тобою.
И мне, сиявшей меж твоих ветвей,
Твоих небес отведавшей однажды,
О Грузия, без свежести твоей
Как дальше быть, как не устать от жажды?
Нет, никогда границы стран иных
Не голубели так, не розовели.
Никто еще из сыновей земных
Не плакал так, как плакал Руставели.
Еще дитя, он жил в моих ночах,
Он был мне брат, не как другие братья,
И уж смыкались на его плечах
Прекрасного несчастия объятья.
Нет, никогда границы стран иных…—
Я думала, и, как сосуд, как ваза
С одним цветком средь граней ледяных,
Сияли подо мной снега Кавказа.
Здесь Амирани бедствие терпел,
И здесь освобожден был Амирани,
И женский голос сетовал и пел,
И царственные старцы умирали».
…Так и внимал я лепету луны,
И был восход исходом нашей встречи.
И вот я объяснил вам эти речи,
Пока закат и сумерки длинны.
383. «Из Цхалтубо к Кутаису…» Перевод Г. Маргвелашвили
Из Цхалтубо к Кутаису
Улетевший ветерок,
Если даже утаиться
В Кутаисе дашь зарок,—
Не скрывай, что ты дыханье,
Ну, а чье, как ни таись,
Угадает мой желанный,
Обожаньем обуянный,
Кутаис мой, Кутаис.
384. Нет, я не сирота. Перевод Е. Квитницкой
Недолго мама пела-ворковала.
Мне детства на веку досталось мало.
Я в путь ступил, бродяжил тут и там.
Но белым гребнем ты ко мне взмывало,
Родимое. Нет, я не сирота.
Я, в горле не умалчивая песен,
Друзьям был предан, а врагам — известен
(Они меня чернили неспроста).
Но мне-то что! — ведь мы штормили вместе,
Мой добрый брат. Нет, я не сирота.
Я б не стерпел рукопожатья Музы
И отшатнулся от чрезмерных музык,
Когда бы нота — «соль» — не так чиста.
Когда б не так нерасторжимы узы
Волны с волной. Нет, я не сирота.
И что мне все наветы и клеветы,
Хвалы, приманки, происки — тщета!
Что сласти славы! Разве дело в этом?
С тобою рядом я не сирота.
385. Дмитрию Гулиа — переводчику «Витязя в тигровой шкуре». Перевод Г. Маргвелашвили
Руставели — добра венец,
Круговая любви порука
И Абхазия, где певец
Обретает навеки друга,—
Этой встречею воплощен
Дух высокого ратоборства,
Душ взаимность и связь времен,
Подвиг воли и чудотворства.
386. Надпись на книге «Манон Леско». Перевод В. Леоновича
И я окружен глубиной безначальной,
Где сон проступает сквозь сон —
Как повесть иная — сквозь этот печальный
Роман де Грие и Манон.
Столетья летят. На обложке шедевра
Как будто его эпилог —
Тревожные ритмы Парижа и Эвра:
Затянутый узел дорог,
Фиакры, наемные головорезы,
Дуэль, вероломство, тюрьма…
И рушится вся богословская теза,
И логика сходит с ума.
А бедствий причина — ясна и невинна!
И праведен тот, кто влюблен.
О, бедный закон! О, печальный старинный
Роман де Грие и Манон…
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: