Дальше идут середняки и хусмены. ^[7] Они живут на песках и в заболоченных низинах. Они трудятся, не разгибая спины от зари и до зари. Но для того чтобы свести концы с концами, им приходится работать зимой хоть за две кроны в день у богатых хуторян, а летом за немного большую сумму у дачников.

Но и между этими людьми есть кое–какие различия. Один из них — лентяй, который к тому же еще и пьет. В воскресенье он, случается, выпивает одну, а то и две кружки пива. Этакая свинья! Его зовут Андерс с болота. Типичный обитатель дома призрения. Из тех, которые, не церемонясь, требуют помощи от общины. Позор, конечно, что подобный субъект затесался в эти места.

Потом идут арендаторы. Они арендуют участки, хозяева которых живут в Копенгагене. Столичным жителям не хочется портить прекрасный вид, открывающийся из окон их дач. Ведь каждому приятно в дни отпуска насладиться зрелищем настоящей деревни и полей! И арендаторы зря жалуются, что соломенные крыши протекают, а глиняные стены отдают кислятиной и затхлостью. Зато до чего же они живописны — эти старинные, покосившиеся домики!

Немало контрастов можно наблюдать в здешних местах. Множество разновидностей человеческой породы! Множество крохотных общественных ячеек, существующих независимо одна от другой! Маленькие обособленные мирки, поместившиеся на одной квадратной миле…

Есть здесь и рыбацкий поселок; рыбаки сдают на лето свои жилища копенгагенцам. Они недолюбливают своих дачников: мужчины шныряют повсюду в одних трусах, а женщины — с голой спиной, и только знай себе купаются да загорают, как будто все помешались на этом. Впрочем, на то они и горожане! Только бы заработать на них как следует!

Волнолом занесло песком. Никто в поселке уже не рыбачит. Зато здесь выросли гостиница для курортников, пансионаты и дома отдыха. В стороне от дороги расположен некий «Исторический кабачок» с соломенной крышей, старинными фонарями, надписями на балках и красивыми свинцовыми рамами. «Не забудьте посетить «Исторический кабачок»!» — написано на рекламных щитах, плакатах и дорожных указателях.

Есть здесь, конечно, и колония художников, обитатели которой воспроизводят на холсте красоты местного пейзажа и всякие достопримечательности. Все это —- известные даровитые художники, повсюду рыскающие в собственных автомобилях с мольбертами и красками, разыскивая подходящие сюжеты. Прислуга таскает за ними палитры и держит кисти.

Ремесленники группируются вокруг духовной миссии. Они живут очень сплоченно и образуют свой замкнутый кружок. Собираются они в доме, принадлежащем миссии, распевают там псалмы и пьют невероятно много кофе. Все они люди с достатком и проявляют трогательное единодушие, когда устанавливают на рынке цены за свои изделия.

Наконец, надо учесть еще лагерь молодых безработных. Это — тоже маленький, независимый мирок, отгороженный от всего остального мира. Безработные остаются здесь только в зимние месяцы. Летом, ввиду наплыва дачников, их предпочитают удалить отсюда. Безработные ведь плохо одеты, и, того и гляди, кто–нибудь из дачников насмерть перепугается, столкнувшись в лесу с этаким оборванцем.

Да и сами крестьяне не очень–то благоволят к безработным. Нечего им здесь околачиваться и переводить драгоценное время. Работают они всего по нескольку часов в день. Все остальное время они посвящают занятиям и спорту. И за это государство кормит и поит их, обеспечивает жильем да еще выдает им деньги на карманные расходы!

А на хуторах не хватает рабочих рук. Батраку предлагают уже целых пятьсот крон и четыре выходных дня в году — да и то еще не всякий соглашается. Безработные, видите ли, предпочитают увиливать от работы и получать пособие по безработице. Разве может так дальше продолжаться? Где взять деньги?

Немало есть вопросов, которые ждут своего решения. Немало возникает всяких споров и разногласий. Мартин Хагехольм несется по шоссе. Ему знакомы все эти маленькие домишки и их обитатели, ведь он был когда–то почтальоном и теперь в курсе всех их дел. И надо сказать, он никогда не стесняется похвастаться своей осведомленностью. В такой глуши люди знают друг о друге всю подноготную. Здесь не слишком огорчаются, если у соседа бывают какие–нибудь неприятности, ибо ничего особенного все равно случиться не может, и все же умы находят себе пищу, а языки — тему для разговоров.

Сюда–то и прибыл однажды никому не известный человек. Таинственная и загадочная личность. И появил- ся–то он осенью, когда дачники уже давно разъехались.

Повидимому, он рассчитывал навсегда поселиться в этих краях.

Появление этого пришельца сразу же вызвало всеобщий интерес и недоверие. Никто ничего толком не мог сказать о нем, но чувствовалось, что здесь что–то неладно. Так оно в действительности и оказалось.

22

Он явился сюда в один ясный осенний день.

Со станции он пришел пешком. Чисто выбритый субъект в очках и в светлом плаще. Деревенские жители с любопытством разглядывали его. Он любезно здоровался со всеми и снимал шляпу. Но никто не отвечал на его приветствия. Его только провожали взглядами. В этих краях к чужим относятся без особого расположения. Да и какое можно чувствовать расположение к человеку, из которого ты сам собираешься выжать побольше денег?

Незнакомец зашел в магазин купить коробку сигарет. Расплачиваясь, он вынул крупную кредитку, которой лавочник не смог разменять.

— Простите, но, к сожалению, мельче у меня нет! — сказал приезжий.

Лавочнику пришлось бежать напротив к булочнику, чтобы разменять бумажку. Ясно было, что у этого господина куча денег. Тем более что в его бумажнике была и иностранная валюта. ,

— Как все изменилось в этих краях! — произнес приезжий. — Да и не удивительно, конечно. Ведь уже более тридцати лет прошло с тех пор, как я в последний раз был здесь. Я так долго прожил за границей. В Америке!

Затем он поинтересовался, где живет Йенс Йенсен.

— Йенс Йенсен? Да идите все прямо, никуда не сворачивая. Прямо по дороге. Он живет за околицей, там, где начинаются холмы. Длинный белый дом, с голубым дощатым забором. У входа прибит почтовый ящик.

Жители селения следили за ним из окон своих домов.

— Кто это там идет? — спрашивали они друг у друга.

А жена колодезника даже вышла на дорогу и уставилась ему вслед.

Из нескольких дворов выбежали с лаем собаки. Человек в очках отступил и перешел на другую сторону шоссе.

«Надо будет непременно купить себе палку, — подумал он — Палка понадобится мне в первую очередь».

Из леса пахло хвоей, грибами и землей. С моря веяло водорослями и солью. А с полей доносился острый аммиачный запах удобрений.

По одну сторону дороги тянулись холмы, поросшие вереском, а позади них начинался лес. По другую сторону далеко раскинулись просторы полей и заболоченные низины.

Между холмами были разбросаны маленькие, крытые соломой домики. И они казались еще более деревенскими, чем обычные деревенские хижины. Их строили так, чтобы они не оскорбляли зрение, не больше. Своим видом они очень соответствовали окружающему пейзажу. Можно было подумать, что их специально запроектировали для этих одиноких холмов. Вокруг них — не было ни садов, ни заборов, и участки отделялись один от другого лишь межевыми знаками.

По другую сторону дороги были разбросаны отдельные хутора — самые настоящие хутора, владельцы которых обрабатывают землю и постоянно жалуются на трудные времена. Окна их домов украшены белыми занавесями, а на подоконниках стоит герань в красивых цветочных горшках. Здесь было немало настоящих садов с клумбами и флагштоками. И ни одной надписи, гласящей, что нельзя ходить по газонам.

Навстречу пришельцу движется автомобиль. Это первый автомобиль, который он встречает здесь. Вот машина останавливается, из нее высовывается человек с багровым лицом и начинает с любопытством разглядывать незнакомца. В машине у него охотничья собака и ружье. Он смотрит упорно и невозмутимо. Вон он что–то кричит — так, что незнакомец нервно поворачивается в его сторону.