Надев шляпу, он направился к двери. Она стояла у колодца спиной к нему и всматривалась вдаль.

– Я должен идти, – сказал он, прервав ее мысли. Когда Ханна повернулась к нему, Джеб увидел, что у нее неправдоподобно светлые голубые глаза. Джеба как-то никогда не волновали голубые женские глаза, но он мог бы еще обратить на них внимание, если бы они имели цвет осеннего неба. Но ее глаза имели какой-то чуть выгоревший оттенок лета в разгаре.

– Я вам очень благодарна. Я хотела бы заплатить вам, – произнесла она, слегка нахмурившись. А были ли у Кэйлеба какие-нибудь деньги?

– Мне не нужно никакой платы. Я делал то, что сделал бы любой другой на моем месте.

От этих слов Ханне стало легче. Будь Кэйлеб на месте этого человека, он поступил бы точно так же.

По-прежнему стоя у колодца, она наблюдала, как он выводил своих лошадей из сарая, где он их оставлял. Прощаясь с ней, он приподнял шляпу и вскочил в седло.

Ханна смотрела ему вслед, затем мысли ее обратились к ней самой. А что же теперь делать ей?

Прокладывая милю за милей, его лошадь оставляла за собой столбы пыли. Джеб знал, что дорога в Нью-Мексико будет длинной и нелегкой. Он старался сосредоточиться на том, что ожидало его впереди, но снова и снова он мысленно возвращался к той девушке, которая осталась наедине с двумя могилами. Он вспомнил, что она ответила ему, когда он предложил съездить за ее родственниками. Она сказала ему тогда: «У меня никого нет». По всей видимости, поблизости от их хижины не было даже соседей. Официально резервации Бразос были закрыты, индейцы и военные, похоже, уйдут навсегда. Это закрытие принесло свободу Джебу. Его последнее задание было выполнено, и он отказался остаться на сверхсрочную службу, несмотря на все уговоры и даже угрозы.

Джеб не раз подумывал и о том, как защитить скорбящую вдову. Если она в самом деле горевала о смерти мужа. А что, если она действительно не убивала его?

Этот вопрос внезапно пришел ему на ум. Неужели она сейчас одна, один на один с убийцами мужа, которые знают, как она беззащитна. Никто ведь не узнает, что он убит. Эти мысли не давали ему покоя.

Ей, наверное, страшно сейчас, убеждал он себя. Она должна была попросить о помощи. Перед его глазами возник образ беззащитной женщины с хрупкими плечиками, с бледным лицом, с темно-каштановыми волосами. Однако эфемерная наружность не всегда признак слабости. Вот, например, Кэтрин Слейд, она хороший пример тому. Джеб постарался представить, как повела бы себя Кэтрин, оказавшись на месте этой девушки, но он вообще не мог вообразить Кэтрин в подобной ситуации. Они были совершенно разными. Кэтрин была сильной во всем, в чем должна быть сильной женщина.

Но разве не была мужественной эта девушка, стойко вынесшая смерть мужа, которого похоронила рядом со своим же ребенком, и при этом не проронившая ни одной слезы? А может быть, она вообще была бесчувственной?

Он покачал головой. Какой бы она ни была, ему до нее нет никакого дела.

Но почему он все время возвращается к ней в своих мыслях?

Проклятье! Джеб частенько думал о женщинах, но подобным образом – никогда. Ему нравилось чувствовать их нежное тело, когда он занимался с ними любовью, ему нравилось осознавать, что он удовлетворил женщину, а она его. Но, будь он проклят, если бы ему понравилось чувство, которое было сродни беспокойству.

«И почему я вообще должен беспокоиться, – обращался он к своему гнедому, поворачивая его обратно. – Какого черта, я должен беспокоиться о ней, что она одна и совсем не защищена? Возможно, она и убила этого беднягу, поэтому-то она и одна».

Проклятье!

Джеб вновь подъезжал к невзрачной хижине, и сейчас она ему показалась еще более маленькой и убогой, чем в первый раз. Если приглядеться внимательно, то во всем домике с трудом можно было найти хотя бы две ровные доски. Парадное крыльцо, – вернее сказать, то, что им называлось – все покосилось, и доски прогнулись. Приблизившись к дому, он почему-то не удивился, разглядев хрупкую фигуру девушки, примостившейся на узкой скамейке у двери, с прижатой к коленям винтовкой. Сначала ему показалось, что она вооружилась против него, но затем Джеб заметил, что девушка его узнала, и страх, наполнявший ее глаза, сменился облегчением.

От стыда за то, что он бросил ее одну, испуганную, на произвол судьбы, он еще больше разозлился на себя и гневно произнес:

– Боже мой! И что вы собирались с этим делать?! Ханна заморгала от удивления глазами: Кэйлеб никогда не упоминал Бога всуе.

– Я… я жду их возвращения.

Джеб нахмурился:

– Возвращения? Чьего возвращения?

– Людей, убивших Кэйлеба, – просто ответила она.

Какой же он дурак, подумал про себя Джеб! Как он мог так ошибиться, обвиняя ее в этом преступлении.

– Какого дьявола вы не сказали, что его убили? Ведь вам угрожает опасность. Вы это понимаете?

– Я не думала об этом, – ответила Ханна, не понимая, почему этот человек был в такой ярости.

Ее необычный пристальный взгляд обескураживал Джеба.

– О чем вы не думали?

– Надо ли мне рассказывать вам обо всем. – Скорее всего, он не был столь сообразительным, как сначала ей показалось. Кэйлеб понял бы ее с полуслова.

– Ну, ладно… – Джеб слез с лошади. – Вы хотя бы знаете, как этим пользоваться? – спросил он, глядя на винтовку.

– Это не имеет значения.

У Джеба кончалось терпение. Он сдвинул шляпу назад.

– Что не имеет значения?

– Умею ли я пользоваться винтовкой, – объяснила ему Ханна. – Это не имеет никакого значения.

– Так будет иметь, черт побери, когда вы наведете ее на кого-нибудь и выстрелите.

– Она не заряжена, – проговорила спокойно Ханна, чувствуя, что одержала верх в этом бессмысленном разговоре. Не так уж часто в разговорах с Кэйлебом она оказывалась права.

– Проклятье! Дайте мне ее сюда!

Не дав ей возможности опомниться, Джеб уже был на крыльце, рядом с ней, и выхватывал винтовку у нее из рук. – И соберите свои вещи.

– Что? – Ханне показалось, что она сходит с ума. Она совершенно не понимала, о чем он говорит.

– Уложите свой вещи, – повторил Джеб, стиснув зубы. – Вы поедете со мной.

– Но куда? – Место, где она жила, не было, конечно, пределом мечтаний, но это все, что у нее было в этой жизни. Это был ее дом, и ей некуда было уходить.

Джеб не знал, что он должен отвечать, и от этого разъярился еще больше. Она же говорила, что у нее не было никаких родственников. Но даже если бы и были, то вряд ли бы захотели, чтобы эта дурочка осталась у них.

– Вы сами скажете, куда вас отвезти, мадам. Я доставлю вас куда бы то ни было.

Лишь бы ему удалось только избавиться от нее. И как можно скорее.

– У вас непременно где-нибудь должны быть родные. Может быть, родственники вашего мужа, друзья?

– У меня… У Кэйлеба, насколько я знаю, не было родственников. У меня также нет друзей, – сказала она.

Джеб приблизил к ней лицо. О, Боже, если бы первая женщина, с которой он лег в постель, была бы похожа на эту, думал он, то он, наверное, стал бы монахом.

– Меня это не удивляет, леди. А теперь укладывайте свои проклятые вещи!

Последнюю фразу он почти что прокричал. К его величайшей радости, девушка поднялась. Его совершенно не волновало, что она смотрела на него так, словно он внезапно потерял рассудок или всегда был сумасшедшим. Только бы она не спрашивала его больше ни о чем.

Войдя внутрь дома, Ханна ощутила, как было в нем холодно и неуютно. Что же ей делать? Уже оставшись после отъезда незнакомца в полном одиночестве, она имела достаточно времени, чтобы поразмыслить о своем будущем. Она начинала понимать, что здесь, наедине сама с собой, она скоро сойдет с ума. Кэйлеб часто уезжал, это так, но она всегда знала, что он вернется. А после нескольких часов, проведенных им дома, она каждый раз соглашалась с тем, что оставаться дома одной не так уж и плохо. Но оказаться в одиночестве навсегда? Она даже не задумывалась об этом.