Я видел в вышине на светлых облаках

Семь грозных ангелов, стоявших перед Богом

В одеждах пламенных и с трубами в руках.

Потом еще один предстал в величье строгом,

Держа кадильницу на золотых цепях;

Горстями полными с улыбкой вдохновенной

На жертвенный алтарь бросал он фимиам,

И благовонный дым молитвою смиренной,

Молитвой праведных вознесся к небесам.

Тогда кадильницу с горящими углями

Десницей гневною на землю он поверг, —

И в тучах молнии блеснули, день померк,

И преисподняя откликнулась громами.

Семь ангелов, полны угрозой величавой,

Взмахнули крыльями, и Первый затрубил, —

И пал на землю град, огонь и дождь кровавый

И третью часть лесов дотла испепелил.

Под звук второй трубы расплавленная глыба

Была низринута в морскую глубину:

Вскипела треть пучин, и в них задохлась рыба,

И кровь, густая кровь окрасила волну.

И Третий затрубил, и с грохотом скатилась

На царственный Ефрат огромная звезда,

И в горькую полынь внезапно превратилась

В колодцах и ключах студеная вода.

Четвертый затрубил, — и в воздухе погасла

Треть солнечных лучей и треть небесных тел;

Как над потухшими светильнями без масла,

Над ними едкий дым клубился и чернел.

Откинув голову, с огнем в орлином взоре,

Блестящий херувим над миром пролетел

И страшным голосом воскликнул: «Горе, горе!..»

И Пятый затрубил, и слышал я над бездной,

Как шум от колесниц, несущихся на бой;

То в небе саранча, гремя броней железной

И крыльями треща, надвинулась грозой.

Вождем ее полков был мрачный Абадонна;

Дома, сады, поля и даже гладь морей, —

Она покрыла все, и жалом скорпиона

Высасывала кровь и мозг живых людей.

И затрубил Шестой, и без числа, без меры

Когорты всадников слетаются толпой

В одеждах из огня, из пурпура и серы

На скачущих конях со львиной головой;

Как в кузнице меха, их бедра раздувались,

Клубился белый дым из пышущих ноздрей,

Где смерч их пролетал, — там молча расстилались

Кладбища с грудами обугленных костей.

Седьмой вознес трубу: он ждал, на меч склоненный,

Он в солнце был одет и в радуге стоял;

И две его ноги — две огненных колонны,

Одной — моря, другой он земли попирал.

И книгу развернув, предстал он в грозной силе.

Как шум от многих вод, как рев степного льва,

Звучали ангела могучие слова,

И тысячи громов в ответ проговорили.

Тогда мне голос был: «Я — Альфа и Омега,

Начало и конец, я в мир гряду! аминь».

Гряди, о Господи! Как воск, как хлопья снега,

Растает пред Тобой гранит немых твердынь.

Как женщина в родах, Природа среди пыток

В последний час полна смертельною тоской,

И небо свернуто в один огромный свиток,

И звезды падают, как осенью избыток

Плодов, роняемых оливою густой.

1886

Он лежит под навесом пурпурного ложа

В бледно-розовом свете вечерних огней;

Молодого чела золотистая кожа

Оттеняется мраком глубоких очей.

Смотрит Будда, как девы проносятся в пляске

И вино из кувшинов серебряных льют;

Вызывающий взор — полон огненной ласки;

Ударяя в тимпан, баядеры поют.

И зовут они к радостям неги беспечной

Тех, кто молод, прекрасен, могуч и богат.

Но, как звон погребальный, как стон бесконечный,

Переливы тимпанов для Будды звучат:

   «Все стремится к разрушенью —

   Все миры и все века,

   Словно близится к паденью

   Необъятная река.

   Все живое смерть погубит,

   Все, что мило, — смерть возьмет.

   Кто любил тебя — разлюбит,

   Радость призраком мелькнет.

   Нет спасенья? Слава, счастье,

   И любовь, и красота —

    Исчезают, как в ненастье

    Яркой радуги цвета.

   Дух безумно к небу рвется,

   Плоть прикована к земле:

   Как пчела — в сосуде, бьется

   Человек в глубокой мгле!»

Перед ложем царя баядеры плясали;

Но для Будды звучал тот же грустный напев

В этих гимнах, что жизнь и любовь прославляли,

В тихой музыке струн, в нежном голосе дев:

   «В цвете жизни, в блеске счастья

   Вкруг тебя — толпы друзей.

   Сколько мнимого участья,

   Сколько ласковых речей!

   Но дохнет лишь старость злая,

   Розы юности губя,

   И друзья, как волчья стая,

   К новой жертве убегая,

   Отшатнутся от тебя.

   Ты, отверженный богами,

   Будешь нищ и одинок,

   Как покинутый стадами

   Солнцем выжженный поток.

   Словно дерево в пустыне,

   Опаленное грозой,

   В поздней, старческой кручине

   Ты поникнешь головой.

   И погрязнешь ты в заботе,

   В тине мелочных обид,

   Словно дряхлый слон в болоте,

   Всеми брошен и забыт.

   Что нам делать? Страсти, горе

   Губят тысячи людей,

   Как пожар — траву степей,

   И печаль растет, как море!

   Что нам делать? Меркнет ум,

   И толпимся мы без цели —

   Так испуганных газелей

   Гонит огненный самум!»

Баядеры поют про надежды и счастье,

Но напрасны тимпаны и лютни гремят;

Как рыдающий ветер в ночное ненастье,

Песни, полные жизни, для Будды звучат:

   «Близок страшный день возмездья:

   Задрожит земля и твердь,

   И потушит все созвездья

   Торжествующая смерть.

   Мир исчезнет, как зарница

   В полуночных небесах;

   Все, что есть, нам только снится,

   Вся природа — дым и прах!

   Наши радости — мгновенны,

   Как обманчивые сны,

   Как в пучине брызги пены,

   Как над морем блеск луны.

   Все желания, как сети,

   Как свеча для мотыльков:

   Мы кидаемся, как дети,

   За виденьем лживых снов.

   Страсти, нега, наслажденья —

   Никому и никогда

   Не приносят утоленья,

   Как соленая вода…

   Что нам делать? Где спаситель?

   Как защитника найти?

   Бодизатва-Утешитель!

   Пробил час, — пора идти!

   В этот пламень необъятный

   Мук, желаний и страстей

   Ты, как ливень благодатный,

   Слезы жалости пролей!..»

   ..……………………….

1886