Она ушла в комнату, где хранился спортинвентарь, за призом для победителя, и вернулась, держа в руках новую спортивную форму.

— Победил Альберт Горшков, — провозгласила она громко, вручая мальчику приз, и тихо добавила: — Молодец, Алик.

Похоже, она была единственной, кто думал об этом ребенке. То, что творческие родители не очень заботятся о детях, она знала. Но у некоторых из них, например у Дины и Данилы Дегтяревых, была гувернантка, у Лолиты, на ее счастье, заботливый отец, а этот малыш никому не нужен, хотя его мать сидит дома, не работает и даже ничего не пишет. Раздался звонок на большую перемену, и она пошла в столовую выпить кофе. А мальчишки и две девочки задержались в спортзале, поздравляя победителя. Впрочем, один из них его не поздравлял. Он стоял в стороне, по-печорински скрестив руки, и что-то замышлял. Наконец и он присоединился к остальным и, мило улыбаясь, что-то сказал победителю на ухо, обняв его за плечи, словно хотел поздравить. Счастливая улыбка сразу сбежала с лица Алика, и его кулак врезался в челюсть мальчика, отчего тот отлетел к стене и сильно ударился о нее затылком. Даня вскочил и бросился на обидчика. Началась драка. Лолита побежала звать учительницу, а остальные с интересом наблюдали.

— Давай, Данька, бей его. — Три мальчика и девочка были на стороне Данилы. По их мнению, Алик начал первым, к тому же ни с того, ни с сего. Но, несмотря на поддержку болельщиков, Дегтярев был слабее и быстро сдавал. Горшков сидел сверху, уложив его на обе лопатки, и мутузил кулаками.

— Извинись, гад, ну… — шипел он.

Но избитый Данила упорно молчал.

Никто из товарищей ему не помогал. Все знали, что Горшков — первый драчун и хулиган, и никто не хотел с ним связываться. Помощь подошла со стороны девочки. Динка, схватив Алика за плечи, повернула к себе и по-мальчишечьи, изо всех сил заехала ему кулаком в нос. Алик вскочил, схватившись за нос. На футболку закапала кровь.

— Оставь в покое моего брата! — Дина, сжав кулаки, готовилась драться. Вид у нее был решительный и воинственный.

— Врежь ей, Алик! — Сейчас симпатии болельщиков были на его стороне. Мальчишки не могли допустить, чтобы драка закончилась победой девчонки.

— Да ну ее, — Горшков повернулся и пошел в раздевалку.

В дверях спортзала стояли Наталья Сергеевна и Лолита.

Лолита, увидев разбитую губу Данилы, подскочила к Алику.

— Я все расскажу папе, — закричала она. — Он тебя поколотит. Он сильнее.

Но Данилу, которого сегодня победили уже дважды, ее защита не устраивала. Его разбитые губы вздрагивали, на глазах были слезы.

— Правильно, Лолиточка, расскажи. Пусть займется воспитанием своего сына, — выкрикнул он в запале фразу, неоднократно слышанную им в разговорах родителей.

Он слышал ее всякий раз, когда возвращался из школы, избитый Аликом. Тогда мать уговаривала отца сходить поговорить с Робертом, а отец всякий раз отказывался, ссылаясь на неэтичность такого разговора. Он не совсем понимал, почему они так говорили и что стоит за этим. Вероятно, Алик понимал больше, потому что опять набросился на него, правда, теперь Наталья Сергеевна уже крепко держала Алика за плечи.

— Ты что, Даня, дурак? — Лолита покрутила пальцем у виска и засмеялась. — У меня нет брата.

А с Даниила Дегтярева наконец слетел наигранный дендизм, и он заревел в голос и выбежал в раздевалку.

— Чтоб больше не подходил к моему брату, понял, — бросила через плечо Динка и убежала, но не в раздевалку мальчиков, куда ушел плакать ее брат, и не в раздевалку девочек, чтобы снять спортивную форму, а почему-то на улицу.

Наталья Сергеевна увела Горшкова в тренерскую.

— Алик, ты же победил, за что ты его так? — спросил она.

— Он сказал, что мой папа мудопис, — Горшков тоже заревел.

А Наталья Сергеевна подумала, что ей стоит поговорить не с родителями Данилы, которые опять будут иронично улыбаться, и не с родителями Алика, которым нет до него дела, а с отцом Лолиты, который любит свою дочь и желает ей добра. Благодаря учительнице рисования Альбине Петровне, знающей пикантные подробности из жизни людей искусства, сплетню о том, кто якобы является настоящим отцом Алика Горшкова, знал весь преподавательский коллектив. Наталью Сергеевну эти разговоры обычно раздражали. Но теперь, когда сплетня стала повторяться детьми, она стала опасной, и отцу Лолиты следовало бы перевести девочку в другой класс или забрать из школы, пока она не начала что-то понимать. Иначе произойдет трагедия, и ей с этим классом будет работать еще тяжелее. А все, что у нее было, — это работа. Работа и дочка, которая немногим старше этих шестиклашек. Когда-то давно, пятнадцать лет назад, она тоже любила соперничать с мужчинами. Правда, не в творчестве, а в спорте. И боролась за женскую независимость. В результате осталась одна с ребенком, о котором отец даже не знает из-за того, что когда-то давно она любила демонстрировать свою самостоятельность. Но тогда ей было восемнадцать и она была глупой девчонкой, а теперь уже слишком поздно. Она успокаивала ревущего Горшкова, отвлекая его разговорами о спорте, хотя от собственных мыслей ей самой хотелось реветь, когда в тренерскую вбежала встревоженная секретарша и позвала ее в учительскую. По дороге она рассказала ей, что директору позвонили ее соседи, жившие этажом ниже, и сообщили, что их квартиру заливает водой через потолок. А значит, вода льется из ее квартиры.

— Наташа, может, ты кран забыла закрутить, когда на работу собиралась? — спросила учительница рисования.

— Скорее, это лопнула труба, — предположил учитель физики.

— Может, дети опять разыгрывают? — спросил директор.

— Похоже на их стиль, — сказала Наталья Сергеевна. — Но следующий урок у шестого «Б», а они обычно не срывают уроки.

— Они просто бредят физкультурой, — сообщила классная руководительница шестого «Б».

— Тогда поезжайте домой, Наталья Сергеевна, проверьте, — сказал директор. — А мы проведем совместный урок рисования у шестого «А» и шестого «Б». Возьмите мою машину. Так будет быстрее.

Наталья Сергеевна уехала на директорских «жигулях», думая по дороге, что соседи снизу по идее позвонить не могли, потому что работают на заводе инженерами и раньше шести домой не возвращаются.

Учительница рисования, Альбина Петровна, была типичной «училкой»: неприметная одинокая стареющая женщина далеко за тридцать, из тех, кого называют «серыми мышками» из-за незаметной внешности и полного отсутствия шарма. Она вся была какой-то блеклой и выцветшей, даже косметика не могла оживить ее тусклые черты лица. Она это знала, и потому косметикой не пользовалась. Она вела урок, с ненавистью посматривая на Алика Горшкова. Этот неуправляемый парень вечно устраивал какие-нибудь пакости. То подкладывал ей на стул кнопки, то засовывал кусочки резинки в замок двери, отчего она не открывалась, то пускал на уроках «дымовухи». А если все было в порядке и она, расслабившись, отворачивалась к доске, чтобы наглядно объяснить детям, как нужно закомпоновать рисунок, ей в волосы летели пластилиновые шарики, или одежду заливала струя воды либо чернил, пущенных из самодельной ручки-брызгалки. И остальные мальчики, которые были воспитаны лучше, чем он, и без него себе такого не позволяли, начинали ему подражать. Только девочки слушались ее и прилежно рисовали, выполняя ее задания. За это она терпеть не могла мальчишек, а особенно Горшкова, и, будь ее воля, учила бы только девочек. А этих маленьких извергов выбросила бы за дверь, как щенят. Но она была учительница, и все, что ей оставалось, это скрывать свое настроение, чтобы не потерять престижную работу. В отличие от Натальи Сергеевны, у которой, помимо работы, была еще дочь, у Альбины Петровны была только работа и прилежные милые ученицы, которые ее слушались. Мужчины никогда, даже в прежние времена, не жаловали ее своим вниманием, предпочитая красивых женщин. Этот недалекий пол и не подозревал, что под невзрачной внешностью может скрываться нежная добрая душа, которой тоже требуется хоть немного любви и тепла и которая согласна сама дарить его, осчастливливая другого человека. И она до сих пор оставалась девственницей, так называемой «старой девой». Впрочем, она давно смирилась с этим и даже больше не расстраивалась по этому поводу. Расстраивали ее только мальчишки, которые совершенно ни во что ее не ставили. Вот и сейчас. Шел сдвоенный урок. Она привыкла работать с классом, в котором было небольшое количество детей. Так было принято и в этом колледже, и в хореографическом училище, где она тоже работала. И она была несколько растеряна из-за того, что перед ней сидело целых двадцать человек, вернее, восемнадцать, потому что двое отсутствовали, хотя и были, судя по записи в журнале, на предыдущем уроке. Ее беспокоило, куда делись эти двое и не придется ли ей за них отвечать, если с ними что-то случится, и ей было трудно охватывать индивидуальным вниманием, входящим в методику творческих школ, всех присутствующих. Да еще Горшков без конца крутится, оглядывая класс, и о чем-то со всеми шепчется. Никому не дает спокойно рисовать, особенно своей хорошенькой соседке по парте Лолите, которая сегодня ведет себя не лучше, чем он, хотя обычно увлеченно рисует.