Оружейное дуло - без прицеливания! - медленно сопровождало каждое движение противника.

Японец вытащил медведя на мелководье, достал нож.

Из карабина выблеснуло короткое пламя... Самурай зарылся лицом в густую медвежью шерсть.

Исполатов встал. Зорко оглядевшись, он раскурил папиросу. Жизнь продолжалась во всем дивном и великолепном многообразии. Мирно журчала река, в ее темной глуби, словно короткие мечи, двигались к нересту лососи, плещущая вода обмывала гладкую серебристую шерсть медведя, она же выполаскивала и одежду мертвого японского солдата..

- Вы убили его? - спросил Сережа. Портсигар исчез в кармане замшевых штанов.

- А как вы догадались? - прищурился Исполатов. Юноша был явно растерян и подавлен увиденным.

- Но... вот просто так взять и убить человека? А может, он хороший? Может, его дома ждет семья?

Исполатов отрезвил его крепкой пощечиной.

- Щенок! - сказал траппер с небывалым презрением. - Какое сейчас может иметь значение - хороший ли человек убитый мною солдат или, напротив, дурной? Запомните: на войне никто и никогда людей не убивает - на войне уничтожают врагов...

Сережа Блинов поднялся с земли:

- Я, наверное, сказал глупость... простите.

Еще раз они посмотрели на убитых: японец был очень маленьким, а медведь большой и рослый, даже сейчас казавшийся красавцем. Исполатов нервно продернул затвор, который живо выкинул на траву отработанную гильзу, дымно воняющую окисью газов. В ствол карабина плотно засела свежая пуля. Сплюнув окурок в реку, он пошагал обратно в лагерь. Сережа тронулся следом. Два человека, столь разных, долго шагали молча, вдруг траппер резко остановился, так что юноша даже наскочил на него.

- Я сожалею об этой пощечине, которой вы не заслужили, - мягко произнес Исполатов. - Мне близки ваши благородные чувства, а наивность проходит с годами... Но поймите, дорогой вы мой, - в голосе траппера вдруг прозвучала нежность, - ведь на войне сражаются не патриотизмом, а только умением. Мы здесь столько зверья набили, что сами озверели, и для нас завтрашний бой все равно что хлобыстнуть стакан водки без закуски. Вы же для боя никак не годитесь.

- Так что же мне теперь делать?

- Не стремитесь завтра быть самым удачливым. Вы же видели, как легко можно укокошить человека. Подумайте, что станет с вашими папой и мамой...

Опять шагали по тропе. Сережа задумчиво спросил:

- Скажите, кто ваш идеальный герой? Ответ был совершенно неожиданный:

- Карамзинская бедная Лиза, что утопилась в пруду.

Вернувшись в лагерь, он сообщил уряднику, что японцы разбили свой бивуак где-то неподалеку.

- Пора покончить с их маневрированиями.

Рано утречком ополченцев навестил усталый разведчик из явинских мужиков и подтвердил, что японский бивуак расположен в низовьях речки Ищуйдоцки.

- А у берега моря стоят ихние шхунки...

Исполатов наблюдал, как Мишка Сотенный долго полоскался в реке, потом урядник извлек из кармана свернутое, как носовой платок, полотенце - начал вытираться.

- Ты аристократ, Мишка, - сказал ему траппер, кусая травинку. - На войну даже с полотенцем шляешься.

- Да уж не хужей тебя будем, - отвечал урядник...

Егоршин вызвался разведать противника в его же лагере. Зверобой рассуждал вполне здраво:

- Я же бывал у них на Шумшу. Ежели Ямагату сповидаю, он меня завсегда признает... А приду как приятель, скажу, что жратве конец пришел. Попрошу у них рисику.

- Ружье оставь, - велел урядник.

- Э, нет, - сообразил Егоршин. - Вот тогда они заподозрят, что тут неладное. Кто же из камчадалов без ружья ходит?

Он пошел к японцам с ружьем. Исполатов проследил, как зверобой скрылся в шелестящих зарослях шеломайника, и легко подхватил с земли карабин.

- Сашка, - окликнул его урядник, - а ты куда?

- За кавалером. Поберегу его.

- Заметит старик - озвереет от обиды.

- Я умею быть незаметным...

Идти пришлось долго, пока в воздухе не повеяло морем. Исполатов издали видел, как японские караульные сдернули с плеча Егоршина ружье и потащили старика за собой. Траппер залег в тени дикой смородины, решив, что, если через час Егоршин не возвратится, надо постараться проникнуть внутрь японского лагеря. Тихо пошумливало море. Время текло томительно, даже клонило в сон. Исполатов оборвал с куста почти все недозрелые ягоды. Во рту стало терпко. Кончилось это тем, что Егоршин, неслышно подкравшись, надавал трапперу шлепаков, словно мальчишке.

- С кем связался, несмышленый? Хотел меня обмануть, да сам попался... Я тебя сразу ощутил, как ты за мной тронулся. Ну, думаю, погоди - я ему задам хорошего шпандыря.

Исполатов шутливо поднял руки:

- Признаю твое несомненное превосходство. Садись.

- Нашел место. Отойдем подале, там и сядем.

Удалившись от бивуака японцев, Егоршин сказал:

- Ямагату видел - он там. Ну, я, вестимо, голодающим прикинулся. Стал рукою ко рту подносить - мол, видите, подыхаю... Там народу немало, говорил старик. - Все обруж?ны, обязательно со штыками. А поодаль палаточка (эеленька, в ней дохтур сидит, через очки книжку читает. Явинский мужик не соврал: у берега много кораблей заякорились.

Когда они вернулись в лагерь, был устроен обед, вроде общего собрания. Все 88 ополченцев имели право давать советы, и каждый открыто высказывал свои мысли. К несчастью, возобладало мнение, что японца следует брать "на ура". Мишка Сотенный тоже стоял за лихую атаку:

- Накинемся скопом - сомнем! Всех раскидаем. Разноголосье покрывал хриплый бас Расстригина.

- Чего ух там! - гудел он, будто шмель. - Японец же мелок. Я его кулаком шмякну - и мокрота, хоть подтирай. Пошли врукопашную, а с русской силушкой никому в мире не совладать. Сегодня же геройством до самой смерти обеспечимся.

Исполатов вступил с ним в перебранку:

- Тебе, бугаю такому, креста захотелось, чтобы в первую гильдию выбраться, - так ты дождешься, крест у тебя будет, только не Георгиевский, а деревянный.

С резкой отповедью он повернулся к уряднику:

- А ты тоже дурак хороший! Лычки нацепил, а ума не видать. Ополченцы стреляют зверя в глазок, это верно. Но разве же устоят в штыковом бою! Подумай сам. Японский солдат славится в рукопашной, он штыком владеет, как парикмахер бритвою. Если мы по собственной дурости навалимся "на ура", стрелять уже не придется. А на штыках умирать - благодарю вас покорно...

Траппера поддержал разумный Егоршин:

- Сашка правду сказал! Действовать надо непременно скрадом, будто к зверю подбираешься. Ты, друг ситный, подползи, даже травинки не колыхнув, цель каждый себе избери, а потом и шваркнем залпом... Нас же восемьдесят восемь - значит, восемьдесят восемь японцев уже в раю одеколон нюхают! Ну а тех, что уцелеют, мы скорехонько на костыли переставим...

Победили разумные доводы.

- Ладно, - притих урядник, - давайте скрадом...

Пообедав, ополченцы тронулись к японскому лагерю. Сыпанул крупный и частый дождь, но скоро кончился. Исполатов поманил Блинова в сторону:

- Не козыряйте доблестью. Жизнь еще впереди. На глазах студента блеснули слезы обиды:

- Я же с чистой душой... Почему вы хотите лишить меня счастья сражаться за отечество?

- Пули так устроены, что они не разбирают, у кого душа чистая, у кого грязная. Еще раз прошу - поберегите себя!

Во главе цепочки двигался Егоршин, который передал: больше никаких разговоров - японский лагерь уже рядом. Ополченцы залегли. Тихо раздвигая мокрую траву, вперед проскользнули урядник и траппер, быстро и цепко осмотрелись.

- Егоршин прав, - сказал Мишка. - Ежели полыхнем по ним прицельным залпом, так словно коса по траве пройдется.

Исполатов передал Сотенному свой бинокль:

- Вон там палатка врача, а вон, гляди, офицер... Надо полагать, мы имеем счастье лицезреть самого Ямагато!

Да, они рассматривали основателя агрессивного общества "Хоокоогидай?" и "защитника северных дверей" Японии.