Она вспоминала Кэрри - сестренку воспитывали на ее глазах, она сама участвовала в воспитании. Кэрри была мягким воском в руках воспитателей. Она делала то, что ей скажут, интересовалась тем, что ей дадут родители. Такой же была и сама Джейн. Виктория, напротив, уже родилась личностью - яркой, упрямой и вредной. Ее нельзя было заставить что-то делать (не бить же в самом-то деле…), нельзя было заинтересовать тем, что ей неинтересно… а интересно ей было, увы, как раз то, что вредно и плохо для развития. Даже не ее постоянные болезни сыграли свою роль… Нет, главное - это характер Виктории…

Но ведь в ликейских поселениях воспитывали всех детей… Многих. Ну, процентов восемьдесят.

Но что делать - ломать характер? Каким образом? Наказывать? Нет, так ликеидов не воспитывают, да это было и противно Джейн. Занимать ребенка развивающими занятиями с утра до вечера, как это делают ликеиды? Да, но Джейн была занята… даже и когда она была свободна - Виктория просто НЕ ХОТЕЛА. А что делать с ребенком, если он заниматься не хочет, а хочет кормить куклу или бессмысленно орать и прыгать по комнате, и никакие ухищрения не помогают?

Никак Джейн не удавалось и приучить дочь к медитации. Вообще, похоже, Вика была совершенно глуха к Высшим Реальностям, ни Бог, ни что-то подобное ее никогда не занимало, рассказы про ангелов и гномов совершенно не трогали. Чисто земной ребенок. Медитация для нее была страшным и бессмысленным наказанием, и Джейн быстро оставила эти попытки.

К шести годам стало уже очевидно, что не только о Ликее речи быть не может… Вика была развита даже хуже многих обычных детей. В конце концов, почти все интеллигентные родители пытаются детей развивать. Большинство детей к школе читает, считает, пишет. А Вика… разве что английский знала чуть лучше других. Она даже не прошла по конкурсу в частную хорошую гимназию. Пришлось обращаться к Элине. И училась так себе. Джейн давно махнула рукой на развитие дочери, поняла, что ничего особенного из нее не выйдет.

К тому же жизнь Джейн с дочерью вовсе не представляла собой сплошного ада, как можно подумать из вышесказанного. Джейн огорчалась глупостью и бесталанностью Вики, но как ни странно, открыла для себя нечто новое…

Она выяснила, что ребенок - это здорово, даже тогда, когда он глупый, неразвитый, больной.

Можно было просто любить Вику. Любить эти тонкие пальчики, этот трогательный лепет, и глубокомысленные высказывания, и ножки, и ручки, и это чудное личико - маленькую и восхитительно точную копию лица Алексея. Глупая, неразвитая - но своя… своя дочка! Да Джейн никогда и не думала про Вику: глупая, а если думала, то без досады… глупость была как бы еще одним качеством этого потрясающего, сводящего с ума крошечного чуда, а значит - еще одним совершенством. Глупость, и упрямство, и вредность - они были в Вике так же хороши, как и ее красота, и ласковость, и доброта. Вика вся была хороша, вся - совершенство, вот именно такая, какая есть. Ничего нельзя было ни прибавить к ней, ни отнять. Ее можно было только обожать. Никакого сравнения с другими детьми не могло быть. Ну и что, что они уже умеют читать или любят медитировать? Ведь они - не Вика!

И Джейн любила Вику. Почти всегда. И поэтому она была счастлива, безмерно счастлива все эти годы. И даже с ужасом думала о том, что, если бы она тогда сделала аборт, и работала бы в Петербурге, просветляла мир… без ребенка.

Иногда только разум ее начинал работать и напоминал с досадой: дочь глупа. Бесталанна. Ленива. Это твоя вина, она здоровый ребенок, и ты могла сделать ее ликеидой… Но в последнее время Джейн научилась с успехом затыкать этот здравый голос.

Пусть Вика станет самой обычной. Какая разница?

И вот теперь, когда все надежды были потеряны, в Вике вдруг проснулось что-то необыкновенное…

Джейн это даже не особенно обрадовало. Ну, стихи… Многие люди пишут стихи. В Викиных стихах не было ничего особенного. Бывают дети-поэты, дети, заставляющие рыдать и взрослых ценителей… Вику даже нельзя было назвать поэтом. Стихи рождались по ее умственному и эмоциональному уровню - годные разве что для детских книжек низкого пошиба.

Яркое солнышко светит в окошко,

В лес по грибы мы пойдем, взяв лукошко…

Но все-таки стихи были относительно грамотными, рифмы - точными… Кто бы мог ожидать такого от девочки, только недавно научившейся читать? В шесть лет даже плохих стихов еще никто не сочиняет. Джейн вспоминала свою соседку-графоманшу в Петербурге, и переключившись на объективный лад, оценивала: Викины стихи все же лучше.

Она не писала философских стихов, любовных - ничего взрослого. В стихах она была точно такой же, как в жизни. Она писала о своей обычной, детской жизни, об игрушках, о подружках, но - Джейн это радовало - большинство стихов оказались радостными, светлыми, это было самовыражение счастливого ребенка.

И в то же время стала меняться личность Вики.

Джейн с некоторым опозданием поняла - ее дочь как раз нельзя назвать счастливым ребенком. Вике было хорошо с матерью… Но большую часть дня она проводила в садике, теперь - в школе. Раньше Джейн не обращала внимания на то, что постоянных подруг у Вики нет. Лишь теперь заметила: не только постоянных подруг нет, но с ней вообще неохотно играют. Отталкивают, даже дразнят и бьют, пока не видит воспитатель. Причину трудно было понять: избалованность? Но в садике Вика давно привыкла исполнять общие правила. Джейн как раз и боролась против влияния садика, а Вика стремилась быть как все. Упрямство, вредность? Но упрямой Вика была только с матерью, а с ребятишками скорее заискивала и готова была выполнить любые их требования. Тем более, она никогда не была злобной. Наоборот, готова была помочь любому, упавшего поднимала и утешала - единственная из группы. Развитие ее было на среднем уровне, материальное положение - тоже.

Никаких причин не было у ребят, чтобы не любить Вику. И все же ее не любили. На последний день рождения Вика пригласила двух девочек, и обе они просто не захотели прийти.

И вот теперь - стихи.

Как хорошо,что солнышко с утра,

Как хорошо, как хорошо!

Как хорошо, что только лишь вчера

Весенний дождь прошел.

Самые обычные, примитивные, детские. Никакой философии, ничего неземного, что отличало бы Вику от других детей.

Но может быть, и такие стихи - знак некоей избранности? Вика не показывала их детям, но может быть, они просто как-то чувствовали? Ощущали то, что она - не такая, как все? Просто сейчас она пишет о том, что интересно ей, ребенку, а позже начнет о том, что интересно будет ей тогда - о любви, о жизни.

И с этого момента Вика перестала быть просто крошечным, обожаемым существом. Она стала личностью, и эту личность - поняла Джейн - тоже можно любить. Точно так же, как любила она Викины ручки и ножки. И эта личность, со всеми ее заботами, проблемами, грехами - так же прекрасна и удивительна. И достойна обожания.

А вот теперь - эта поездка в Петербург…

Джейн запретила себе даже думать о Петербурге. За семь лет не была там ни разу. Ездила в Москву отдохнуть, без труда выбив визу - она все-таки оставалась ликеидой… Ее ведь никто не исключал, как Алексея. Она ничего не сделала дурного. На то, что отказалась от Миссии, посмотрели сквозь пальцы. С женщинами такое случается. Ездила с Викки на Черное море, в местные уральские дома отдыха, в прошлом году - в Италию. Но только не в Петербург. И не домой… Она переписывалась с родными, перезванивалась. Но ее не приглашали, и она сама никогда не решилась бы. Да и денег было теперь не так много - на поездку в Штаты пришлось бы копить года два.

Петербург - столица, десять миллионов жителей… в России таких крупных городов больше и нет. Но все равно Джейн была отчего-то уверена: стоит ей показаться в столице - тут же обязательно навстречу попадется Алексей.

А его очень хотелось увидеть. Хотя бы так, мельком, издали… Но у него же семья, видимо. При одной мысли о том, какой это будет кошмар, сколько лишних эмоций, страданий, проблем, Джейн уже больше ничего не хотелось.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: