Генри не понравился ее пренебрежительный ответ.

– Конечно, можешь, – иронично произнес он. – Ты все можешь: и успевать по хозяйству, и лечить больную мадам, и давать приют израненным душам, и строить свою маленькую империю – вопрос только, зачем?

Отойдя от раковины, Речел схватила тряпку, сняла горячую сковородку с огня и с размаху опустила на стол перед Генри.

– Зачем? Я помогаю людям выжить. Ешь свой завтрак, Генри. И если остаешься, берись за дела.

Генри резко отодвинул сковородку и встал:

– А тебе не жаль себя, Речел?

– Может, и жаль, – ответила она. – Тебе эта мысль, конечно, доставляет удовольствие…

Генри схватил жену за локоть и повел в гостиную:

– Лучше бы ты пожалела ребенка! Как бы ему не стало хуже от твоих чрезмерных амбиций…

Речел пыталась вырваться, но Генри с силой усадил ее на диван и накрыл ее ноги покрывалом.

– А если этим ребенком будет девочка, Генри? Или твое сострадание распространяется только на мальчиков, сыновей проституток?

– В последнее время я уже не испытываю сострадания ни к кому, даже к самому себе, – ответил он, повернулся и вышел из дома. Ему хотелось уйти подальше от Речел, от ее жалоб, которые вонзались в его сердце, а разум отравляли сомнениями.

Не отступай от правды. Генри слышал голос Феникса так отчетливо, словно друг шел рядом. Но эти слова казались Генри бесполезным советом, – как, впрочем, и любые другие. Правда была слишком явной и потрясающе простой, даже примитивной. Она окружала его со всех сторон. Скучные дома с не менее скучными обитателями, одинаковые прямоугольники огородов. Если посмотреть со стороны, то все это казалось нелепым и ничтожным.

– Речел строит красивый город…

Эти слова внезапно прервали течение его мыслей, напомнили о том, зачем он пришел сюда и теперь стоит около маленькой хижины. Роза появилась на крыльце и села в кресло-качалку.

– Люди здесь еще не обжились как следует, – продолжала Роза. – Но, надеюсь, скоро мы увидим детей, играющих на улице. Жаль, что вас здесь не будет. Но уж такая у Речел судьба. Как только мужчины узнают, кто она, так сразу же убегают в противоположную сторону. И так всегда.

– Всегда? Даже не желая залезть ей под юбку? – с горечью произнес Генри.

– Последний, кто пытался это сделать, едва не лишился своего «мужского достоинства», когда получил от Речел удар коленом между ног.

– Речел больна, – помолчав, сообщил Генри. Он вспомнил, что жена проделывала с ним вчерашней ночью. Удар между ног показался ему более милосердным, чем та беспощадность, с которой Речел отняла его гордость, растоптала и бросила на пол, смешав с пылью.

– Об этом не волнуйтесь. Здесь достаточно людей, которые могут позаботиться о ней в случае надобности.

– Понятно. Мне следовала знать, что вчерашнее проявление материнской любви было лишь минутным капризом. Но все же это помогло Речел.

Генри вытащил из кармана монетку, подбросил вверх и поймал в раскрытую ладонь:

– Вы ждете, что я вам заплачу…

– Меня мазали дегтем и валяли в перьях. А потом избивали палками. Так что ваши оскорбления для меня то же самое, что помочиться на ветру…

Генри отвернулся. Неприкрытая, откровенная грубость Розы, даже один ее вид вызывали у него отвращение. Он решил про себя, что мать в случае чего позаботится о дочери, и зашагал было прочь.

– Вы и Речел останавливались у Финнегана по пути сюда? – донесся до него вопрос.

– Да, мы останавливались у Финнегана, – равнодушно отозвался Генри.

– Маэв – настоящая женщина. Преодолела все несчастья, которые ей уготовила судьба. Маэв родом из Королины. Ее отец погиб на войне, а мать переехала на Запад и вышла замуж за старого мерзкого типа, который любил маленьких девочек. Он совратил Маэв, а когда вдоволь набаловался, продал ее мне. Я предоставила ей выбор: или пятьдесят долларов и свобода, или работа на меня. Маэв была одной из моих лучших девочек.

У Генри застрял в горле комок. Казалось непостижимым, что жизнерадостная, энергичная хозяйка ранчо когда-то была «одной из лучших девочек» Розы.

– Трудно поверить, правда? Во всей округе нет более порядочных людей, чём Маэв и Эамон. Они трудолюбивы и честны. Если хорошо подумать, Эамон тоже повел себя как настоящий мужчина. Богобоязненный человек, а ведь полюбил и сумел вытащить из грязи ту, о которую все вытирали ноги.

– Вы так считаете? – нетерпеливо спросил Генри.

– Это правда. Другое дело, что некоторые женщины рождаются проститутками. Для них грязь – не грязь. Я говорю о себе. Мне нравились мужчины. Я испытывала удовольствие, когда давала им то, что они не решались попросить или чего не могли добиться от своих закутанных в кружева женушек. Еще большее удовольствие я получала, когда брала их деньги. Только с деньгами одинокая женщина может хоть как-то выжить. Речел это знает. Она не родилась проституткой, поэтому и купила себе мужа. Просто поняла, что на свете немного таких мужчин, как Эамон, и встреча с ними маловероятна.

Генри почувствовал, что его самолюбие больно задели:

– Разве Речел не встретила порядочного мужа?

– Она плохо представляла, что такое порядочность. Это как красивая вывеска на пустой лавке. Каждый может прицепить такую, если выложит деньги… – Роза начала раскачиваться в кресле. – Речел не хотела жить в доме с красным фонарем: ей нужна была другая вывеска. Мне кажется, что Речел просчиталась.

Генри подумал, что Роза, наверное, вложила в свою проповедь на тему о порядочности какой-то важный смысл. Но его это не волновало.

– Я повторяю, мэм! – произнес Он. – Назначьте цену: сколько стоит право заботиться о Речел?

Роза прищурилась:

– Дайте ей то, что она хочет.

– Она уже получила то, что хотела, – с горечью заметил Генри.

– Думаешь, она хочет тебя? – резко возразила Роза. – Подумай получше, Хэнк. Ты – это только средство, чтобы согреть постель. Дело в другом. Есть одна вещь, которую она всегда хотела, глупая вещь…

– Я устал от ваших философствований, мэм.

– Хорошо.

Роза кивнула, встала с кресла-качалки и подошла к Генри. И он внезапно разглядел в ее облике не только отталкивающую грубость и цинизм, но и гордость, смешанную со страданием.

– Назовите вашу цену, – повторил он.

– Речел любит меня. Она не должна этого делать, но она больше слушается своего сердца, чем разума. Посмотри, сколько добра Речел сделала людям, – искренне, бескорыстно. Она и мне желает добра, потому что я – ее мать. Но Речел верит в то, что говорят о ней другие… из-за меня.

– Так чего же она хочет? – настаивал Генри.

– Любви. И еще спасения души, избавления от грехов.

Роза вернулась в хижину, а Генри еще какое-то время оставался у крыльца. Несколько месяцев назад он говорил Речел, что боится испортить ее прямой и открытый характер, а она обещала не пытаться избавить его от грехов. По иронии судьбы, теперь он чувствовал, как избавляется от грехов вопреки ее обещаниям.