– Какие еще пожелания?

Он засопел и в карман полез. Мелочью гремит. Решил осчастливить.

– Пардон, – говорю я, – наша фирма чаевых не принимает. Есть ко мне претензии?

Тут он надулся, словно его в одно место качнули на пару атмосфер. И ходу. Ладно, паразит. Ручной тормоз у тебя скоро сорвется, а переднее правое колесо будет греться. Но ты же сам меня просил затянуть потуже подшипник. А на ручной тормоз надо было указать, раз ты все сам понимаешь.

Подкатывает красный «Москвич» ТО-1. Работа на три минуты. Я своему напарнику:

– Коля, уважь товарища.

А товарищ, парень моих лет, снимает темные очки и говорит.

– Вы Звонков?

– Допустим.

– Привет вам от Валерия. Это он вас рекомендовал. Вот я и попросил мастера, чтобы меня к Звонкову направили.

– Валерка? – говорю. – С радио? Как же, наш старый клиент. Почет и уважение. На что жалуетесь?

– Да разболталась машина. Надо все проверить, а я сам профан в этой области.

– Значит, ТО-2 с гарантией? Пятнадцать, пойдет?

– Зачем разговоры? Договорились.

Начал я шуровать. М-да, Валеркин друг ездит, прямо скажем, варварски. Колеса у него болтаются, а в моторе грязь, небось, и не заглядывает. Таких к машине на пушечный выстрел нельзя подпускать. Но я ему все чин чинарем, чисто, культурненько. Теперь тысяч пять может смело накатывать. Фирма!

– С Валеркой вместе работаешь?

– Почти. Только он в промышленном, а я в отделе литературы и искусства.

– Ну, – говорю, – артистов знаешь? Не всех? Бутенко, такой, знаменитый, в фильме играл… Слыхал? Так, к слову пришлось. Учились вместе. Дружки были. Пожалуй, он меня теперь не вспомнит. Зазнался.

Кончил я, сдал ему машину.

– Спасибо.

– Теперь катайся. Валерке привет.

Прихожу с обеда, а мой утренний знакомый, армейский капитан, ждет меня, загорает. Сделал я с ним круг. Машина в порядке. Капитан бледнеет. Это, говорит, бывает. Сейчас не трещит, а потом начинает, да так, словно вот-вот разнесет на куски.

– Придется разбирать задний мост. Наверно, там стружка. Или болт отлетел. Пойдете выписывать? Двадцать восемь рублей. И сегодня я не успею.

Капитан ни жив ни мертв. «Мне, – шепчет, – так и говорили, да я надеялся…»

(Как я и предполагал, комиссия была. Консилиум устраивали. Частники проклятые!)

– Подождите, – говорю, – деньги вам пригодятся. Праздники скоро, а, капитан?

(Сколько бы нарядов ты вкатил мне вне очереди, попади я в твою роту?)

Вывесил я машину, вскрыл одно колесо, вскрыл другое. Вот она, любезная. Пружинка соскочила, застряла в тормозных колодках. Ее размололо. Отсюда и треск. Заменил я пружинку. Фирма!

Капитан сияет. Называйте, говорит, сумму.

– Отставить, капитан, я за пустяки денег не беру.

Так он напарнику моему, Кольке, сунул в карман рублевку.

Еще я с «Волгой» возился. Клиенты сбились в кучу. Обычный разговор. Дескать, целый день кошке под хвост. А в Америке машины на сто тысяч гарантию имеют. И опять же, обслуживание люкс. Подкатил, бросил мальчику ключи, а сам пошел пить коктейли. Выходишь – все смазано, подтянуто, проверено. Машина вымыта. Пожалуйста, счет.

А кто тебя, черта толстозадого, в Америку пустит? Радуйся еще, что сейчас на человека напал, а то вон Юрка, король халтуры…

Часа в четыре явился Петька. Выручи, мол, парня. Проездом в Москве. Ленинградец. А «парень» Петьке в отцы годится. По виду учитель, если не профессор. Машину профессора легонько «приласкал» в дороге автобус. Крыло ему Петька выправил, а вот передок… Ленинградец мне интеллигентно плетет разную научную ахинею.

– Хватит, – говорю, – папаша, мне мозги тра-та-та. «Волгу» пора заводить. А на «Запорожце» да на юг? Несолидно. Как ехать думаете? Передок – это жизнь. Втулки надо менять. Есть втулки?

Конечно, нет. Разве у профессоров что-нибудь бывает? Они все в призрачном мире живут. Газетам верят – дескать, по дороге станции техпомощи. А кому они нужны, частники проклятые?

– Идите, – говорю, – просите мастера, чтоб выписал со склада втулки.

– Просил, тра-та-та (быстро он у меня научился), да все кончились.

Возможное дело. Толя, мастер наш, – тоже фрукт: не понравится ему физиономия – нет, и весь разговор. А клиенту ставить машину на прикол? Для своих корешей, гад, бережет.

Пошел я на склад, достал втулки. Цена им три копейки, да где возьмешь? Договорились мы с ленинградцем, все чин чинарем. После смены отогнал я «Запорожца» (есть у меня поблизости «подпольная» яма). До темноты перебирал передок. Папаша оказался свой в доску. Подбросил меня в центр.

Завалился я домой. Руки-ноги, как протезные.

– Мать, приготовь рабочему человеку пару калорий!

Потом полистал «Советский спорт». Не заметил, как уснул.

Когда-то, опять же давным-давно, смотрел я фильм. На экране лихие морские сражения сменялись блистательными балами, тонули французские фрегаты, береговые крепости выбрасывали белые флаги, а адмирал Нельсон дарил алые розы леди Гамильтон. В разгаре кровавой Трафальгарской битвы пуля настигала Нельсона. Потом… Грязный кабак, и спившаяся женщина неопределенных лет говорила: «Не было «дальше», не было «потом». Прекрасный трагический конец. Зажигался свет, и зрители, с красными опухшими веками, толкались у выхода.

Вот так же и мне одно время казалось, что не будет «дальше», не будет «потом». Правда, мой «адмирал» если и устраивал сражения, то гораздо менее эффектные (во всяком случае, по пиротехнике) по сравнению с Трафальгаром, и никакая холера ее нигде не настигала, и до сих пор она живет счастливо со своим товарищем. Да и я сам не столь очарователен, как леди Гамильтон, и явно уступаю ей в цельности характера. Вероятно, в восемнадцатом веке люди были романтиками и максималистами. Все или ничего! Может, я ошибаюсь, но мне как-то трудно представить, чтобы знаменитая в прошлом красавица прокачивала тормоза старому «Москвичу». А я занимаюсь этим каждый день, и следы моих бурных страстей сохранились только на одном из фонарных столбов по Бережковской набережной.

Когда после моего семейного Трафальгара прошел год, на горизонте замелькали какие-то девушки. Прогулочными лодками они крутили около меня и исчезали, а я, как лермонтовский парус, и не искал и не бежал. Но прошлой осенью, когда я наконец-то вырвался в отпуск и примчался на самолете вслед за проклятыми частниками к Черному морю, со мной произошло нечто серьезное.

Ее звали Лида. У нас сложилась веселая компания беззаботных дикарей. Там были молодые врачи, инженеры и даже один поэт. А я был… юристом. Да-да, юристом. Если кто-нибудь приставал ко мне с расспросами, то я сразу напускал такого многозначительного туману, что спрашивающие бледнели и почтительно замолкали. Алла кое-чему меня научила, да и за долгое общение со своими старыми товарищами я нахватался верхушек, так что держался вполне интеллигентно.

Но пробиться к Лиде было нелегко. Толя, врач, владелец «Москвича-402», захватил лидерство.

Однажды мы поехали из Анапы в Новороссийск на двух машинах. Впереди шла новенькая «Волга» Марика, инженера со «Станколита» (впрочем, машина принадлежала его отцу), а мы с Лидой и поэтом тащились на Толином «Москвиче». Толя купил машину весной, водить не умел да еще трусил. Через каждые тридцать километров лихач Марик останавливал «Волгу», ребята выходили на травку и ждали, когда мы покажемся из-за поворота. Лида сидела рядом с Анатолием. Когда он уныло плелся в кильватере очередного грузовика, я хладнокровно заводил разговор о поэзии.

Так мы добрались до Новороссийска, а на пляже Толя умудрился посадить машину на песок. Он включал и переднюю и заднюю скорость, потом за руль сел Марик, но результат был тот же. Я стоял в стороне, смотрел и думал, что еще немного – и тогда без грузовика нам не справиться. Кто-то побежал за веревкой, чтоб «Волга» взяла Толю на буксир, но тогда я сел за руль и через несколько секунд вывел машину на шоссе. Это всех озадачило. Пошли вопросы.