Про волшебника, золотую рыбку и двух редакторов
История эта произошла относительно недавно, но, может быть, и очень давно. Не то в современном многоэтажном здании газетно-журнального комплекса, не то в старом особнячке, где располагалась редакция одного весьма уважаемого издания. Одну комнату в этом редакционном коридоре занимал, кажется, отдел поэзии или прозы, или публицистики, и в комнате этой сидели друг против друга два редактора. Издание, скажем сразу, было популярным, авторитетным, уважаемым, поэтому поток авторов не иссякал и не ослабевал, оба редактора читали рукопись за рукописью, буквально не поднимаясь с места, с раннего утра до позднего вечера. Известные писатели торили себе дорогу к публикации своей известностью, а безвестные терпеливо ждали своей участи. От строчек, букв и вереницы людей у наших редакторов рябило в глазах.
Но редакторы, в каком бы отделе они ни работали, — тоже люди, со своими мыслями, чувствами, настроениями, эмоциями. В тот день, о котором идет речь, один из редакторов пришел на работу хмурым и удрученным: у его жены был день рождения, а он совершенно не знал, что ей подарить. Пока он грустно размышлял о своих проблемах, вошел один из неотличимых авторов и неуверенно направился к его столу. Разумеется, рукопись его романа, поэмы, очерка, рецензии была ужасна, грешила орфографическими, пунктуационными и фактическими ошибками, смысловыми неточностями, наконец, сюжетной и композиционной путаницей, но, глядя на автора, который, весь подавшись вперед, замер на стуле и смотрел на своего судию преданными глазами, на его обтрепанные, измятые брюки, кургузый пиджачишко, небритые впалые щеки, безвольно поникшие плечи, редактор подумал: «А чем я лучше и почему имею право судить о его рассказе или стихотворении? Он такой же человек, как и я, со своими трудностями и сложностями, и, наверно, тоже не может сделать своей жене подарок, который бы ее удовлетворил. Но в моей власти улучшить его настроение. И я это сделаю. В конце концов, могу я хоть раз отнестись к своим обязанностям неформально и расставить запятые? Разве это такой уж большой труд?»
А быть может, и какое-то не вполне ясное, безотчетное даже предчувствие забрезжило у него в душе, когда он принимал это волевое решение. Как бы то ни было, он привел в этом стихотворении, рассказе, очерке, обзоре в порядок орфографию и пунктуацию, изменил название и последние строки, то есть финал, после чего подписал рукопись в печать.
И тут жалкий автор вдруг встал со стула в полный рост, полез в карман обтрепанного своего пиджачишки и королевским жестом извлек и положил перед редактором небольшую золотую рыбку, попросив принять ее в знак признательности. Редактор так и опешил и даже не столько оттого, что на плавничке четко читался номер пробы драгоценного металла, а оттого, что проблема с подарком жене так, сразу, одним махом была решена.
Потом, разумеется, выяснилось, что это был волшебник, которого печатать было необязательно, просто он бродил по различным изданиям и проверял редакторов на предмет душевной чуткости и всюду получал отказ, а здесь — теплоту и внимание, за что и отметил работу нашего редактора, ибо тот своим тщанием способствовал духовному возрождению разуверившегося в себе и людях волшебника.
Однако еще большее, поистине неизгладимое впечатление произвела эта сцена на второго редактора, который так и вытаращил глаза, наблюдая за происходящим и золотой рыбкой, исчезнувшей в кармане его визави. У второго редактора день рождения жены был через месяц, но после случившейся сцены он рьяно взялся за дело и к концу дня отредактировал, выправил и подписал в набор четырнадцать рукописей безвестных. Никто из них ничем его не отблагодарил, только трясли руку… Но как знать, как угадать… И на другой день он подписал еще двадцать две рукописи. А до конца месяца заполнил весь редакционный портфель хорошо выправленными материалами. Увы, все с тем же печальным результатом — рыбку с пробой ему никто не презентовал. То ли у него интуиции не хватает, то ли золотая рыбка на всех одна, то ли волшебники сейчас большая редкость… Правда, за ударный труд выписали редактору хорошую премию. Он, однако, надежды не теряет и ждет, ждет…