ЛИТЕРАТУРНО-МУЗЫКАЛЬНЫЙ КРУЖОК

По улице идет мальчик. Серые близорукие глаза его прищурены, губы плотно сжаты. Мальчик идет быстрой, пружинистой походкой, и ранец подпрыгивает у него за спиной.

— Саша! — кричат ему вслед гимназисты. — Айда на бульвар! Погуляем до обеда!

Но мальчик не слышит. Он о чем-то сосредоточенно думает.

Палисадник. Знакомый скрип калитки.

Саша у себя в комнате за письменным столом. Перед ним каллиграфически выписанные хоровые партии. Надо кое-что исправить. Сегодня собирается у Спендиаровых литературно-музыкальный кружок. Саша организовал его из «поэтов» и «музыкантов» своего класса. Участвуют также Леня и сестра Лиза.

Вечером в зале зажигают свечи, и публика рассаживается в красных плюшевых креслах.

Дедушка Карп Иванович в праздничном сюртуке. Он уже очень старенький, и его всегда клонит ко сну. Но сейчас он сидит прямо, вид у него парадный. Наталья Карповна хлопочет. Она зажигает свечи в медных подсвечниках на рояле и помогает Саше расставлять хористов.

— Тише! — унимает она младших дочек, Женю и Валю, расшалившихся на ковре.

Девочки чинно садятся возле своей гувернантки и расправляют нарядные платьица. На голове мадемуазель Бюрнан сооружение из желтых буклей. Ах, вот почему в комнате старой гувернантки целый день пахло палеными волосами!

Афанасий Авксентьевич нетерпеливо барабанит пальцами по столу: пора начинать.

Саша объявляет:

— «Два великана». Слова Лермонтова, музыка Александра Спендиарова.

И хор поет довольно стройно:

В шапке золота литого

Старый русский великан

Поджидал к себе другого

Из далеких чуждых стран.

«Довольно стройно» — это кажется публике и самим хористам. Саша же требователен. Не обращая внимания на радостные рукоплескания слушателей, он кричит:

— Еще раз! — и, чтобы помочь хористам, подпевает им очень высоким и очень звонким дискантом.

Гимназисты подтягиваются. На этот раз хормейстер доволен.

— «Разбойничья песня»! — объявляет он следующий номер программы.— Слова Сергея Брунса, музыка Александра Спендиарова.

У Саши горят уши. Он волнуется. Вдохновленный шиллеровскими «Разбойниками», он вместе с закадычным своим товарищем Сережей Брунсом писал эту песню несколько вечеров подряд. И вот сейчас она впервые прозвучит на публике!

Запевает Сашин одноклассник Мурзаев — самый сильный из дискантов. А потом хор как грянет:

Казну богатую с собой мы унесем!

Кажется, получилось неплохо. Саша облегченно вздыхает и утирает лоб.

Теперь он раздает гимназистам партии малороссийской песни «Закувала та сыва зозуля», записанной летом в Каховке, но гимназисты все еще во власти «разбойничьих куплетов».

Когда Саша отворачивается, они щелкают друг друга по затылку.

Потянулась печальная «Зозуля». За нею прозвучал хор из оперы «Иван Сусанин», и на середину залы вышли поэты.

Стихи тринадцатилетнего Сережи Брунса посвящены любви.

А Саша увлекается рыцарской тематикой.

Что смутен Карл? —

читает он свою балладу, выставив вперед ногу и высоко подняв голову,—

Какие думы

Тревожат славный лик его?

Что взоры так его угрюмы,

Чело так смутно отчего?

Для пира ли иль для беседы

Сзывает рыцарей своих

Иль вновь задуманы победы?

Нет, не на пир созвал он их.

Прошли уж дни увеселений,

Рука устала от сражений,

Но подвиг ратный не свершен.

Его свершить задумал он...

Бурные рукоплескания публики — награда Саше. Особенно отличается мадемуазель Бюрнан, ни слова не понимающая по-русски. Она восклицает:

— Браво!

И хлопает так энергично, что подпрыгивают ее желтые букли.

Дедушка Карп Иванович, по-видимому, ничего не слышал. Он задремал под «Зозулю» и теперь тихо посапывает, прислонив белую голову к спинке кресла. Саша смотрит па отца. Афанасий Авксентьевич с видимым удовольствием поглаживает раздвоенную бороду.

— Я всегда говорил, что Саша весь в меня,— обращается он к Наталье Карповне.— Двенадцать лет мальчику, а какой у него характер крутой в своем деле!

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

Саше исполнилось пятнадцать лет. Он научился играть на скрипке и так этим увлекся, что ко всему другому потерял интерес.

Как же случилось, что он влюбился? Барышню с книжками, затянутыми ремешком, он встречал каждый день: хорошенькая гимназистка, и ничего больше. Но однажды он увидел Лизу Арендт иначе. Пахло талым снегом и неуловимым запахом цветов, доверившихся декабрьскому солнцу. Саша возвращался с репетиции гимназического оркестра. Спускались сумерки, было очень тихо. Саша невольно предался задумчивости и вдруг увидел лицо Лизы, вернее, не лицо, а очарование ее лица, когда в улыбке щурились глаза и на щеках появлялись ямочки.

С этого дня не было мгновения, чтобы Саша не думал о Лизе, не ожидал ее.

Ему казалось, что и все ожидают ее: чистильщик сапог, мимо которого она проходила в гимназию; толстая кондитерша на той стороне улицы...

В праздничные дни, когда на бульваре устраивались гулянья, он думал, проходя мимо скамеек, на которых, луща семечки, сидели симферопольцы:

«Вот счастливцы! Она обязательно здесь пройдет, и они могут сидеть спокойно и ждать, а я...»

Каждый уголок бульвара, где бывали их случайные встречи, становился для него священным.

Прошлой осенью возле этой скамейки Лиза Арендт протянула ему ветку перезрелой рябины и сказала, насмешливо оглядев его миниатюрную фигуру в длинной гимназической шинели:

— Вы любите? Нате. Только не вздумайте спрятать на память. Сгниет. Лучше съешьте и запомните вкус на всю жизнь.

А недавно здесь, на этом самом месте, она стряхнула на него ветку мокрой сирени. Он тогда так и остался стоять на повороте иллюминированной аллеи, пока не догорели огоньки в плошках.

С жадностью накинулся он теперь на любовные стихи Сережи Брунса.

— «Я жду тебя! Жду тебя!» — пел он, аккомпанируя себе на фортепьяно, свой романс на слова Брунса.

«Я жду тебя...» Нет, это не совсем то. Чтобы выразить чувство к Лизе, нужны какие-то особенные слова. Брунс принес ему стихи поэта Козлова, и это оказалось как раз то, что ему было необходимо.

Очарован твоею красою...

«Да, да, именно очарован...»

Эту песню сложил я, любя.

Хоть навеяна песня тобою,

Долетит ли она до тебя?

«Я посвящу Лизе свой романс, и тогда она все узнает...»

У Лени, Мурзаева и Брунса открылись красивые лирические тенора. Они поют Сашин романс с таким чувством, будто сами влюблены.

Вот они собрались в зале спендиаровского дома — весь Сашин литературно-музыкальный кружок.

Сначала разучивали оперу Гулак-Артемовского «Запорожец за Дунаем», потом Саша стал тихонько наигрывать на скрипке свой романс.

На дворе шел ливень и было так темно, что Наталья Карповна зажгла свечи. И вдруг залу осветил какой-то необыкновенный свет. Из-за сизо-оранжевых туч выглянуло солнце.

Смотрите! Смотрите! Оказывается, в каштановых косах маленькой Жени есть золотые пряди, и в темных волосах Лени, и в волосах всех, подбежавших к окну!

Ливень прекратился.

«Поэты» и «музыканты» бегут в палисадник.

Очарован твоею красою...—

запевает сестра Лиза звонким сопрано.

Эту песню сложил я, любя...—