— А я попробую нас всех спасти, — не оборачиваясь, ответила я.

Пол под ногами протяжно поскрипывал, однако мне все же удалось добраться до заветной двери. Похоже, я все-таки сбросила пяток килограммов за месяц сна. А вот Фирласу пришлось сложнее. Он хоть и был весьма стройным для эльфа, все равно весил побольше меня. Растрескавшиеся плиты под его ногами то и дело проваливались. Рядом, страхуя эльфа, с гримасой отвращения на прекрасном лице невесомо шагал Огонек. Видеть его могла только я. По моему совету, он незаметно растворился в воздухе, пока все были заняты смертью старика. Не знаю, чего я так испугалась, но выдохнуть смогла лишь, когда они оба оказались рядом.

Огонек незаметно спрятался ко мне за пазуху, обернувшись маленьким белым зверьком. Он будет подпитывать меня, когда моя собственная энергия иссякнет. Остается лишь надеяться, что наших объединенных сил хватит, чтобы остановить бушующее снаружи безумие.

— Ты же знаешь, насколько сильно это смахивает на самоубийство? — иронично поинтересовался Фирлас.

— В нашей ситуации, на самоубийство больше смахивает бездействие. По сути, нам сейчас нечего терять.

— Ты права… нечего…

Он порывисто шагнул ко мне, свободной от посоха рукой обхватил за талию и крепко прижал к себе. Когда он склонился надо мной, наши глаза оказались практически на одном уровне. Теплый янтарный взгляд смотрел куда-то прямо в душу.

— Но я так хочу, чтобы мне было, что терять… — с этими словами он впился в мои губы. Страстно, настойчиво, но в то же время так восхитительно нежно! Внутри все перевернулось, по спине побежали приятные мурашки. Мне не хотелось, так не хотелось его прерывать, оставлять этот прекрасный, уютный, защищенный мирок, где были только я и он.

Но время было на исходе, и я как можно мягче оттолкнула его, тут же почувствовав дикое сожаление и пронизывающий душу холод.

— Мне нужен щит, Фирлас. Остальное потом. — суховато проговорила я, отвернувшись, чтобы он ни в коем случае не увидел предательски выступивших на глазах слез.

Это был тот самый поцелуй, правильный, которого я, наверное, ждала всю жизнь. Нет, меня, конечно, целовали и раньше — сначала трижды проклятый Эр’Засский, затем еще череда мужчин в разное время пытавшихся меня изнасиловать. Ни в одном из тех поцелуев не было чувств. А здесь… не знаю, быть может, сказывалась усталость, но именно таким, в моем понимании, должен был оказаться поцелуй любящего мужчины. И надо было ему случиться именно сейчас, когда мне так важно было не отвлекаться!

Эльф молчал у меня за спиной. Я очень надеялась, что не сильно его обидела. Когда вокруг вспыхнуло голубоватое сияние щита, я резко распахнула дверь. В лицо ударила мощная струя ледяного ветра с дождем, и сердце тут же болезненно сжалось от ужасной какофонии создаваемой разъяренными духами. Я наспех сбросила сапожки, и, сжав кулаки, упрямо шагнула в недра черной бури.

Глава 5: Фирлас

Еще ни разу в жизни он не испытывал такого сожаления! Его оттолкнули — мягко, но все же непреклонно и равнодушно. Нежданная горечь и гнев резко сменили бушевавшую только что страсть, сплетенную воедино с нежностью и желанием. Да, этот поцелуй был его последней попыткой остановить ее, задержать, не позволить пожертвовать собой ради этих незнакомцев, ради него. Он хотел удивить ее, шокировать, заставить передумать. Но неожиданно для себя, оказался в плену ее мягких податливых губ, позабыв для чего все это затеял. Ее горячее дыхание, нежные пальчики, в порыве страсти вцепившиеся волосы на его затылке, все это сводило с ума. Все мысли куда-то испарились, остались только желания. Дикие, необузданные, не способные оформиться во что-то осознанное.

Но вдруг, когда он уже не помнил себя в ее объятиях, все снова пошло не так. Йена быстро оттолкнула его и отвернулась, будто ей было стыдно смотреть ему в глаза. А возможно даже и противно. И вот, реальность снова обрушилась на него, вернулся страх, на этот раз щедро припорошенный горечью отказа.

— Мне нужен щит, Фирлас. Остальное потом.

Голос Йены звучал обыденно, спокойно, а дыхание ничуть не сбилось, в отличие от его собственного. И, неожиданно, его это задело. Неведомая доселе горечь остро полоснула по сердцу и сразу же сменилась гневом. Невероятно, но находиться рядом с ней было почти так же невыносимо, как и вдали от нее!

Всю осень он сидел в этих проклятых ледяных горах, на обломках Дворца Народов и ждал ее возвращения. Вначале боль утраты была так сильна, что заглушить ее сумел лишь врученный ему пузырек морры. В момент слабости он выпил его до дна, не задумываясь о том, что может погибнуть от передозировки. Хотелось просто заглушить боль. Спустя несколько дней сильнейшей ломки, когда все кости, казалось, выкручивало наружу, а легкие горели огнем, он наконец очнулся. Но лишь затем, чтобы обнаружить, что Йены по-прежнему нет, и вдобавок он теперь обязан жизнью ее загадочному другу.

Последующие недели ему казалось, что остался он исключительно из-за этого неоплаченного долга, хоть мысли о h’gash так и не покидали его на протяжении всего времени. Затем он заставил себя поверить, что ждать его заставила появившаяся ниоткуда гильдия. Но, когда небеса наконец разверзлись и Йена целая и невредимая перышком спустилась вниз, он понял, что не смог бы уйти даже, если бы его гнали палками. Все его внимание вдруг заняло ее бледное изможденное лицо и едва слышное дыхание.

И мир перевернулся! Ее замершее сердце, казавшееся совсем безнадежным, забилось под его руками. И с каждым его ударом росла и его решимость завоевать эту девушку, оставить ее себе.

Ее друг, этот загадочный Fair, по уши влюбленный в нее, похоже, заметил его состояние. По крайней мере, именно с тех пор в его бирюзовых глазах стало появляться весьма кровожадное выражение всякий раз, когда он смотрел на эльфа. Но, как бы не злился его соперник, именно Фирласу пришлось дежурить рядом с девушкой, то и дело, заставляя биться так и норовившее остановиться сердце. И именно тогда, в одну из мрачных зимних ночей, прижимая к себе ее ледяную ладошку в безнадежной попытке согреть, он вв полной мере осознал, насколько огромную и важную часть его жизни заняло это маленькое, невыносимо упрямое чудовище. Настолько огромную, что он не мог больше представить себя вдали от нее.

Его перестал пугать мрачный Огонек, день и ночь сидевший у ее постели. Разве могли его кинжалы или когти сравниться с болью расставания?! И даже рыцарь-тихоня, постоянно грозным мечом нависавший над ними, был не более чем помехой. Ему казалось, что он готов к любым трудностям, лишь бы остаться рядом. Но оказалось, не учел самой большой трудности — невыносимого характера самой Йены.

За долгие месяцы, он успел позабыть. насколько сильно она может раздражать. И в первый же день после ее пробуждения они, как водится, разругались. Тогда он был вне себя от гнева, подумывал даже плюнуть на все и уйти. Оставить эту неблагодарную h’gash самой разбираться со своей странной жизнью! Но планы его прервало неожиданное нападение безликих. Обида быстро испарилась, превратившись в беспокойство. Ведь эта чокнутая была способна на любую глупость!

И предчувствия его не подвели. Она собралась остановить черную бурю — миллионы искаженных, извращенных духов природы, насильно превращенных в кошмары сильной сновидицей. И переубедить ее, как всегда, было невозможно.

Гнев темной волной плеснулся в душу. Ну что ж, раз хочет погибнуть, значит, туда ей и дорога! В конце концов, кто он такой, чтобы ей препятствовать?! Как там она недавно сказала? «Ты как был, так и остался чужаком!…» Все верно! Вот и незачем суетиться ему, чужаку, пусть делает что хочет!

Он яростно зашептал заклятие, устанавливая вокруг нее щит от камней и молний и пытаясь совладать с гневом. Десять минут. Он прикинул свои силы — их оставалось совсем немного. Заклятье пустоты отобрало львиную долю его запасов энергии. Оставалось только надеяться, что он сможет. Ради нее… Нет! Ради себя и только! Если они выживут, он уйдет! Хотя бы ради спасения собственного рассудка.