– Слава Богу, – проговорил про себя Тротти, заметив рядом с Боатти съежившегося в своей замшевой куртке Пизанелли.

В сопровождении синьорины Амадео, молодой прокурорши из Рима, приехал и Меренда. Когда Тротти вошел в прохладное помещение морга, они оба кивнули ему в знак приветствия. На женщине был красно-бело-зеленый шелковый шарфик. Ее миловидное лицо побледнело. Серьги с жемчугом в ушах.

– Садитесь, пожалуйста. – Доктор Боттоне указал рукой на один из пустых стульев, выставленных в ряд вдоль блестящей кафельной стены.

– Кофе выпьете, комиссар Тротти? Или, может, чего-нибудь покрепче? У вас такой вид, словно вы собираетесь разболеться.

– Спасибо, кофе я только что выпил. – Тротти посмотрел на часы. – Почти пять минут двенадцатого.

– У меня в ящике есть немного коньяку. Для медицинских нужд, вы же понимаете. – Боттоне взглянул на Меренду и неуклюже ему подмигнул.

В комнате оказался еще один мужчина. На нем были серый костюм, голубая рубашка и галстук-бабочка.

– Вы знакомы с синьором Беллони?

Тротти нахмурил лоб. Мужчина встал и пожал Тротти руку. На лице у него появилась блеклая печальная улыбка.

– Дядя Розанны, – тихо проговорил он и сел на место.

Холеный мужчина с густыми седыми волосами и тонкими длинными пальцами. От слишком долгого пребывания на солнце лицо его было испещрено морщинами. Синьор Беллони выглядел лет на шестьдесят пять и излучал здоровье. Ресницы его казались выгоревшими.

Тротти обернулся к Боттоне.

– Вам удалось что-нибудь выяснить относительно смерти синьорины Беллони? – Он скрестил на груди руки.

Боттоне выдвинул из шкафа для документов нижний ящик и вытащил оттуда темную медицинскую бутыль, наполовину заполненную какой-то жидкостью. На этикетке было написано «Яд». Череп и перекрещенные кости.

– Вы уверены, что вам не…

– Ни я, ни Пизанелли жажды де испытываем, – сказал Тротти.

– Это не от жажды, комиссар. – Боттоне поднял вверх палец.

Боатти криво ему улыбнулся.

– Что вам удалось выяснить относительно тела?

– Синьорины Беллони? – Боттоне налил коньяку в пластмассовую чашку и протянул ее Боатти. Потом обернулся и подтолкнул к нему деревянную табуретку. На нем были широкие хлопковые штаны и белые кожаные ботинки на деревянной подошве. Поскольку в помещении было прохладно, он надел еще и шерстяной свитер. Медицинский халат и шапочка висели на крючке на двери. У доктора Боттоне было тонкое умное лицо. Желтоватая кожа туго обтягивала кости черепа.

Запрокинув голову назад, Боатти залпом выпил все содержимое чашки. Он улыбнулся; в углах глаз заблестели слезы.

Тротти чувствовал, как под рубашкой у него высыхает пот.

– Вам удалось установить время смерти?

– Не забывайте, что на место преступления меня не позвали, – слегка обиженно отозвался Боттоне. – В моем распоряжении только отчет Ансельми.

– И?

– Доктор Ансельми, как обычно, выполнил свою работу весьма профессионально. – Боттоне говорил, обращаясь к молодой прокурорше. – От нормальной температуры в 37° по Цельсию вычитают ректальную или вагинальную температуру, найденное значение затем делят на 1,5 и в результате получают приблизительное время в часах с момента смерти. Подобные расчеты, разумеется, носят весьма грубый и упрощенный характер. А если температура тела сравнялась с комнатной, сказать что-либо о времени смерти вообще бывает очень трудно.

– То есть?

– То есть приходится учитывать какие-то другие факторы.

– Трупное окоченение?

– Ансельми предположил, что смерть должна была наступить где-то между одиннадцатью вечера в субботу и ранним вечером в воскресенье. Что вполне резонно. Мне довелось увидеть тело лишь через несколько часов после Ансельми. – Большим пальцем он указал на серую металлическую дверь в дальней стене комнаты, которая вела в помещение с камерами для трупов. – Слабые признаки трупного окоченения тогда еще прослеживались. Вы, наверное, знаете, что в жаркую погоду – как в эти последние дни – процесс трупного окоченения идет быстрее?

Тротти кивнул головой.

– Ансельми, похоже, этот температурный фактор учел. Принимая все во внимание, мне не остается ничего другого, как присоединиться к мнению Ансельми.

– Значит, время смерти – воскресный день?

– Суббота или воскресенье – не позднее девяти часов вечера, – подтвердил доктор Боттоне.

– А трупные пятна?

– Вечно вы спешите, комиссар, – раздраженно улыбнулся доктор.

– Я полагаю, у вас нашлось время взглянуть на тело.

Доктор Боттоне встал и подошел к висевшему на стене телефону.

– Привези № 2, Леопольди. Через пять минут я начинаю вскрытие. – Повесив трубку на место, он бросил через плечо: – Трупные пятна соответствуют тому, что запечатлено на фотографиях.

– И о чем это говорит?

– О том, что тело, упав на пол лицом вниз, больше не перемещалось.

Тротти посмотрел на Меренду, который во время этого разговора поднялся со своего места и стоял теперь у фотокамеры, касаясь бедрами низкого столика у стены. Фотокамера с длинными мехами была закреплена на вертикальном стальном стержне. Меренда стоял, скрестив на груди руки, в одной он держал записную книжку, в другой – шариковую ручку. Для прохладного помещения анатомички он, как и Тротти, был одет слишком легко. В ярком свете неоновых ламп его лицо приобрело желтоватый оттенок.

Меренда перехватил взгляд Тротти и улыбнулся, блеснув зубами:

– Никак не пойму. Пьеро, чего вы лезете в это дело? – Его голос звучал вяло. – И вы, и лейтенант Пизанелли. И с каких это пор Пизанелли работает на вас?

– Синьорина Беллони была другом моей семьи.

Меренда задумчиво кивнул головой. Доктор Боттоне пожал плечами:

– Я лишь мельком взглянул на труп. Через несколько минут, изучив его более обстоятельно, можно будет…

– По-вашему, тело, упав на пол, так и лежало там до тех пор, пока его не обнаружил синьор Боатти?

Неподвижно сидевшая до сих пор прокурорша повернула голову и посмотрела на Боатти.

– Все мои заключения, комиссар Тротти, основаны лишь на поверхностном ознакомлении с телом. Можно думать, однако, что…

Доктор Боттоне замолчал при появлении молодого ассистента. На нем был белый медицинский халат, оттенявший его смуглую кожу и подчеркивавший правильные черты его мальчишеского лица. Он вошел в комнату пружинистым шагом. Пожал руку Тротти, Пизанелли, комиссару Меренде и Боатти. Блеснув глазами, весело кивнул прокурорше. Потом прошел к дальней стене и открыл дверь в покойницкую.

Доктор Боттоне подошел к раковине, вымыл щеткой руки и надел белый халат и круглую шапочку.

Тротти заглянул через открытую дверь в покойницкую и, окинув взглядом длинные ряды вместилищ из нержавеющей стали, закусил губу. Он почувствовал вдруг, как в животе у него начал переливаться сладкий кофе.

– Вы уверены, что обойдетесь без лекарства? Ведь вы не первый раз на вскрытии и… Немного коньяку не помешает успокоить нервы.

– Обойдусь своими анисовыми леденцами.

В каждой камере свободно умещались носилки на колесах.

– Минут через сорок закончим. Вроде бы ничего сложного не предвидится. А сейчас всем вам не помешает надеть маски, – бесцветным голосом заявил Боттоне.

Не сводя глаз с доктора, Пизанелли прошептал:

– Самоуверенный ублюдок. – Тротти поморщился от долетевшего до него запаха коньяка.

– Дай-ка мне сигарету, Пизанелли.

Меренда оторвался от записной книжки:

– Доктор, есть ли у вас какие-нибудь соображения по поводу того, как ее убили?

– Причина смерти? – доктор Боттоне поднял брови, и Тротти вдруг вспомнилось, как однажды на побережье в Лидо Боттоне идентифицировал часть трупа, вынесенную морем на берег. Двадцать лет назад.

Боттоне сухо усмехнулся и повернулся к Леопольди. Улыбающийся ассистент живо вкатил в анатомичку носилки.

Доктор натянул на свои длинные сухие пальцы новые резиновые перчатки. Потом, словно пианист перед выступлением, вытянул перед собой руки.